Меня не слали
В воинский поход,
И если так горька
Моя дорога,
То как же бедствовал
Простой народ?
Когда о нем
Помыслю поневоле
И о солдатах,
Павших на войне —
Предела нет
Моей жестокой боли,
Ее вовеки
Не измерить мне!
755 г.
Лунная ночь
Сегодняшней ночью
В Фучжоу[41] сияет луна.
Там в спальне печальной
Любуется ею жена.
По маленьким детям
Меня охватила тоска —
Они о Чанъане
И думать не могут пока.
Легка, словно облако
Ночью, прическа жены,
И руки, как яшма,
Застыли в сиянье луны.
Когда же к окну
Подойдем мы в полуночный час
И в лунном сиянии
Высохнут слезы у нас?
755 г.
Весенний пейзаж[42]
Страна распадается с каждым днем.
Но природа — она жива:
И горы стоят, и реки текут,
И буйно растет трава.
Трагедией родины удручен,
Я слезы лью на цветы.
И вздрогнет душа — если птица вдруг
Крикнет из темноты.
Три месяца кряду горят в ночи
Сигнальных костров огни.[43]
Я дал бы десять тысяч монет
За весточку от семьи.[44]
Хочу надеть головной убор,
Но так ослабела плоть,
И волосы так поредели мои,
Что шпилькой не заколоть.[45]
756 г.
Оплакиваю поражение при Чэньтао[46]
Пошли герои
Снежною зимою
На подвиг,
Оказавшийся напрасным.
И стала кровь их
В озере — водою,
И озеро Чэньтао
Стало красным.
В далеком небе
Дымка голубая,
Уже давно
Утихло поле боя,
Но сорок тысяч
Воинов Китая
Погибли здесь,
Пожертвовав собою.
И варвары[47]
Ушли уже отсюда,
Блестящим снегом
Стрелы обмывая,
Шатаясь
От запоя и от блуда
И варварские песни
Распевая.
И горестные
Жители столицы,
На север оборачиваясь,[48]
Плачут:
Они готовы
День и ночь молиться,
Чтоб был
Поход правительственный начат.
756 г.
В снегу
Души недавно павших
Плачут на поле брани.
В тихой сижу печали,
Старчески одиноко.
Мрачно клубятся тучи
В сумеречном тумане,
Легких снежинок танец
Ветер принес с востока.
На пол черпак бросаю —
Нету вина в бочонке,
Еле краснеют угли —
Вот и сижу во мраке.
Непроходим, как прежде,
Путь до родной сторонки,
В воздухе, как Инь Хао,[49]
Пальцем пишу я знаки.
756 г.
Деревня Цянцунь[50]
Закат
В своем сиянье золотом
Поток лучей
Бросает на равнину.
Когда я гостем
Возвращаюсь в дом,
Меня встречает
Гомон воробьиный.
И домочадцы
Так изумлены,
Что я для них
Как бы окутан дымом:
Из бурь
Гражданской смуты и войны
Случайно я
Вернулся невредимым.
Соседи за стеной,
Сойдясь в кружок,
Не устают
Судачить и толпиться.
Густеет мрак.
Но я свечу зажег,
Чтобы всю ночь
Родные видеть лица.
Когда — старик —
Домой вернулся я,
То не забыл
Вчерашнюю тревогу.
Сынишка
Не отходит от меня,
Боится:
Снова я уйду в дорогу.
Я помню —
Год всего тому назад,
Бродя в жару,
Мы с ним искали тени.
А ныне —
Ветры зимние свистят.
О чем ни думаешь —
Душа в смятенье.
Но если урожай
Хороший снят —
Под прессом
Влага побежит живая,
И, значит, в доме
Хватит урожая,
Чтобы вином
Украсить мой закат.
Куры
Подняли бесстыдный гам.
Петухам
Повоевать охота.
Только
Разогнав их по местам,
Я услышал
Стук в мои ворота.
Пять почтенных стариков
Пришли,
Пожелали
Странника проведать.
Чайники[51] с собою
Принесли —
Просят
Их изделие отведать.
Извиняются
За вкус вина —
Некому теперь
Работать в поле.
Все еще
Не кончилась война —
И подарок
Скромен поневоле.
«Разрешите мне
Из слабых сил
Спеть в ответ
На то, что вы сказали».
Спел я песню,
Спел и загрустил.
Поглядел —
И все полны печали.
757 г.
Цзюйцзян[52]
Увядший раньше времени
Цветок
Нас огорчает
Солнечной весною,
Но вечный ветер времени
Жесток —
Он все сметет
И все возьмет с собою.
И ты не в силах
Защитить цветы,
И время ты остановить
Не в силах —
Так пей вино
До самой темноты,
Чтобы от дум
Избавиться постылых.
Взгляни, как птицы
До седой зимы
На кладбище
Гнездятся без тревоги,
Где, сторожа
Могильные холмы,
Гранитные
Лежат единороги.[53]
Пойми все то,
Что ныне понял я, —
Не верь гордыне,
Жадной и лукавой,
Не потеряй,
Гонясь за жалкой славой,
И самый смысл
И радость бытия.
Обычай этот
Мне судьбою дан —
Закладывать кабатчикам
Одежду:
Уже с утра
Лелею я надежду,
Что к ночи буду
Совершенно пьян.
Долг за вино —
Святой на свете долг:
Будь в молодости
Пьяницей усердным.
Жить до ста лет
Дано немногим смертным,
А как бы в тридцать
Голос не умолк!
Сейчас весна,
И дни мои легки,
Гляжу: стрекозы
Над водой летают
И крылышками
Еле задевают
Поверхность
Очарованной реки.
И вот я говорю
Своей весне: