Сто писем Георгия Адамовича к Юрию Иваску — страница 6 из 25

<ожет>б<ыть>, и не так уж трудно: только пишите им лестные письма и вообще не вступайте в споры! Да и в самом деле — они оба сотрудники ценные, только лучше бы без «Третьего Рима» из третьих рук. М<ожет> б<ыть>, он (или даже она) дал бы статью, взгляд и нечто?[98]

По одной Вашей фразе об Ульянове[99] я чувствую, что он Вам не очень нравится. Мне тоже. Что-то самоуверенное и дубоватое, хотя и не без блеска. Г.Иванов, наоборот, им восхищен. Все-таки я бы его пригласил в «Опыты»: направление у него верное, если не самый тон. Как Ваши отношения с Терапиано? Спрашиваю, потому что сейчас прочел его статью о «Гранях», догадываюсь, что он — едва ли Вам друг (цитаты о Вас совсем никчемные по содержанию статьи). У него в голове — каша, но возвышенно-метафизическая[100].

Крепко жму руку.

Ваш Г. Адамович

15

13/ХI-<19>54 г.<Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович.

Наши письма «разминулись».

Я писал Вам о том, нельзя ли статью прислать к Рождеству. Но вижу, что нельзя. Значит, будет она у Вас в срок — 15 декабря, как Вы пишете, срок «сверх-крайний».

Буду ли упоминать о Цветаевой? Не знаю[101]. Упоминать я вообще ни о ком не хотел бы, т. к. думаю написать «вообще», о теме поэзии, а не об отдельных поэтах. Но по пути писания часто все меняется, т<ак> что — не знаю. Я Цветаеву не то что «не люблю», нет. У нее есть строчки, которые я никогда не забуду, их нельзя забыть. Но в ней была институтка, с капризами и наскоками, вот только это меня в ней всегда раздражало. Был в Париже такой ротмистр Посажной, выпустивший смехотворную книжку стихов и афоризмов[102]. Там было «Цветаева — это наша Царь-дура»[103]. Мне очень это понравилось, в том смысле, что в Ц<ветаевой> было нечто царственное, но была и дура, вернее, дурь. У меня были с ней очень странные личные отношения, о кот<орых> долго писать (но многое меня в них очень удивило)[104].

Кантору я писал, что Вы ему напишете. Он человек аккуратный и уже справился: как Ваше имя-отчество? А вот Червинской тоже стоило бы написать, если еще не поздно: думаю, что даже какие-то заметки были бы от нее интересны (38, rue Saint-Lambert, Paris XV)[105].

Я не совсем понял, что Вы пишете о «жисти», «жизни», о том что «прекрасная жизнь» портит всю страницу… О чем это и о ком?

Ну, кончаю — и, как обычно, желаю успеха в Ваших редакторских трудах.

Ваш Г.Адамович

Здесь я до 17 декабря. Потом — месяц в Париже.

16

23/Х-<19>54 <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович

Отвечаю по пунктам на письмо Ваше от 16 ноября.

1) Статья будет у Вас в срок, если ничего не случится абсолютно непредвиденного. Надеюсь — не случится. Я бы написал ее и раньше, но должен кончить кое-что из пре<д>положен<ной> книги для Чех<овского> Изд<ательст>ва, и хочу кончить в срок, «во избежание недоразумений», которых боюсь по соображениям финансовым[106].

2) Бахрах[107] в Финляндии, но не знаю — надолго ли. Можете ему писать на парижский адрес: 52, Boulevard Murat, Paris XVI (Mr. Bacherac).

3) Проза Одарченко[108]. То, что я знаю, — по-моему, очень хорошо, а не люблю его стихи — вечные анекдоты с рифмами. Но он умный и даровитый человек, бесспорно. (Большой пьяница, да еще что-то вроде морфиниста.) Когда-то — он читал мне отрывки из книги о Гитлере: фантастично, но хорошо, да и рассказы были очень хорошие.

4) Рейс или Райс[109]

Это человек с редким слухом к стихам и притом с полным отсутствием поэтического дара (в том, что я читал). Думаю, что он для Вас годится, но нужен контроль: может неожиданно написать, что Пушкин ничего не стоит, а первый русский поэт Дряхлов или Трубецкой[110]. Впрочем, в мыслях его есть и полет, и прелесть.

5) Цветаева.

Не буду диспута нашего продолжать. Всего не скажешь. Как Гоголь ответил Белинскому: «Вы что-то знаете, чего не знаю я, но и я что-то знаю, чего не знаете Вы»[111].

6) Bowra из Оксфорда[112].

Я о нем слышал, как о «профессоре поэзии», довольно водянистом, но с интересом ко всему русскому. Что он интересуется балетом, не знал. Если чем-нибудь я могу быть ему полезен, «готов служить» — и против того, чтобы Вы ему дали мой адрес, ничего, конечно, не имею.

В Париже буду, вероятно, 18 декабря, на месяц.

Адрес: 7, rue Frederic Bastiat, Paris VIII

До свидания. Крепко жму руку.

Ваш Г.Адамович

17

15-го /ХII-<19>54 г. <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович,

Вот статья. Опаздываю с отсылкой на 24 час<а> из-за того, что задержалась переписка. Простите.

Послезавтра я еду в Париж (<адрес>). Очень прошу корректуру, как Вы обещали. Верну в тот же день (и корректуру стихов!). Возможно, что в начале января я поеду на 10 дней в Ниццу — тогда Вам сообщу и дам адрес, чтобы в случае чего корректура не ждала меня в Париже!

Крепко жму руку

Ваш Г.Адамович


18

9 /ХII-<19>54 г. <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович

Спасибо за письмо с мелочами насчет «Опытов». Они все мне интересны.

Статью вышлю, м<ожет> б<ыть>, даже раньше 15-го, но наверно — не позже. Боюсь только, что в ней окажется больше 15-ти страниц. Хотя Вы очень любезно написали, что «это — ничего», я знаю, что, когда все рассчитано, это может оказаться очень «чего». Постараюсь вместить в 15 страниц (на машинке, считая 25–28 строк на странице). Я пишу урывками, т. к. занят сейчас перед каникулами. Хочу сказать, как Розанов: «М<ожет> б<ыть>, я бездарен, да тема-то моя талантлива»[113]. Очень интересная тема, хотя и «для немногих» (это уж не Розанов, а Жуковский!)[114].

Кое-что о том, что Вы сообщили.

С Райсом надо держать «ухо востро». У него каша в голове, но бывает и хорошая. Как когда!

Кантор письмо Ваше получил. Camus ему не по душе[115]. У него есть афоризмы — русский Ларошфуко, — кот<орые> он, кажется, хочет Вам предложить. Не знаю, как Вы к ним отнесетесь[116]. Я бы лично не поместил (какой-то дурак написал в «Н<овом> Р<усском> С<лове>», что «я лично думаю» — форма бессмысленная, п<отому> что не лично думать нельзя. Будто «я думаю» и «я лично думаю» — то же самое!).

Гингер… «Сами все знаем, молчи». Я эту его Агнию[117] никак в толк не возьму! Но его так много обижали, а сам он так умен, мил и оригинален, что не печатать его — грех. (Простате, это никак не попытка вмешательства в Ваши прерогативы, а просто — разговор, как и о Канторе.)

Что Варшавский интересен и ценен, не сомневаюсь.

А что напишет сам редактор? Или уже написал?[118]

Крепко жму руку

Ваш Г Адамович

P.S. Я наконец получил «Нов<ый> Журн<ал>» и прочел Маркова. Кое-что очень верно, по-моему, а целое чуть-чуть мимо. Меня удивило, как плохо статья написана. Вы понимаете, конечно: грамотно, гладко — и плохо, вроде, как писал Бердяев[119].

Хорошо, что будет рецензия на Раевского[120]. У него действительно есть неплохие стихи, несмотря на слишком хорошие чувства. И Вы правы: бранить поэтов вообще не надо «в своем кругу». Достаточно бранят извне. Не думаете ли Вы, что нужны бы отзывы обо всех сборниках стихов?

19

16/ХII-<19>54 <Манчестер>

Дорогой Юрий Павлович

Утром я отправил Вам статью (заказным). А думать о ней я продолжаю и, скомкав многое в конце, «терзаюсь» тем, как многое упущено и пропущено.

Будьте так добры, если можно, добавьте кое-что в самом конце, между предпоследней и последней фразой. Все-таки будет хоть намек на то, о чем следовало сказать подробнее.

Конец я хотел бы такой:[121]


20

25/ХII-<19>54 г. <Париж>

Дорогой Юрий Павлович

Получил сегодня Ваше письмо. Спасибо. Я рад, что статья моя Вам пришлась по душе. Она скомкана и написана все-таки наспех, но т. к. думал я о ней давно, то самые мысли в ней — не «наспех». Ваш отклик был мне действительно дорог.

Фраза, неясно отпечатанная, должна читаться так:

Во французском нашем смущении…

Сейчас я в Париже. Подтверждаю, что 3-го января еду в Ниццу (<адрес>) — Если будет отмена, сообщу. 12 или 13-го вернусь в Париж, на три дня, а потом — Манчестер. Это все — на предмет корректуры. Поздравляю с «доктором»![122] Крепко жму руку.

Ваш Г.Адамович

Dylan Thomas’а я пробовал читать[123]. Но я недостаточно знаю язык, чтобы составить о нем мнение, очень понравилась мне «Lamento» (кажется, так).

21

18/I —