зок). Имелось две ставки врачей-дежурантов, но они были постоянно вакантны — за нищенскую зарплату никто не хотел идти на эту каторгу, даже свеженькие выпускники мединститута. Последним год назад сбежал врач-дежурант Сева Алтунин… — «Это все отговорки, доктор, сказал Сивак. — Лень. А я мог бы тебе кое-что предложить. Материал соберешь быстро, он у тебя под рукой каждый день. Тут ты в более выгодном положении, нежели какой-нибудь аспирант. Так и быть, я пошел бы к тебе в руководители», — подмигнул Сивак. — «А о чем речь, Владислав Иванович?» из вежливости спросил Костюкович. — «Скажем, инфаркты, инсульты в раннем возрасте, в группах риска… Подумай на досуге. Если решишь, зайди, поговорим подробней…»
После долгих колебаний Костюкович решил: займусь. Хватит времени и сил, — сделаю кандидатскую, а не удастся, не выдержу, — тоже ничего не потеряю…
Работа двигалась медленно, но материал накапливался. Вот почему смерть Юрия Зимина привлекла его внимание…
Через три дня в ординаторскую позвонила Каширгова, попросила Костюковича. Его позвали.
— Слушаю вас, Сажи, — сказал он.
— Диагноз ваш подтвердился, Марк, — геморрагический инсульт. Гистология готова. Но тут вот что… — она прервала разговор и обратилась к кому-то, вошедшему в ее кабинет: — Тебе чего, Аня?.. Хорошо… Посиди подожди, я разговариваю с доктором Костюковичем, закончу и подпишу, посиди… — И уже — Костюковичу: — Извините, Марк, тут лаборантка пришла, надо подписать бумаги на химикаты… Да, так вот — листок гистологических исследований передо мной, читаю, — она начала читать, а когда закончила, стала комментировать, в итоге спросила: — Вы удовлетворены?
— Пожалуй, — задумчиво ответил он. — Спасибо вам, Сажи, — Костюкович повесил трубку.
Несколько дней назад между Левиным и начальником ГАИ области состоялся такой разговор:
— Привет, Миша. Это Левин.
— Здравствуй, Ефим.
— Задавать тебе вопросы типа «как живешь?» не буду. О вашей жизни представление имею. У меня к тебе просьба.
— Что, машину раскурочили, угнали?
— У меня машины нет. Мы с Иваном Михальченко заняты тут одним делом. Наш заказчик — совместное предприятие «Золотой ячмень». Они получают из Чехии оборудование, краску. Арендуют склад у базы «Промимпортторга». Так вот с этого склада похищено несколько ящиков с электронным оборудованием и краской. Мне хотелось бы знать, не задерживали ли твои посты при выезде из города, из области какие-нибудь грузовики с этим добром. Документов на вывоз у похитителя быть не может.
— Я проверю. Оставь мне свой номер телефона…
И вот сегодня ответный звонок:
— Ефим? Здравствуй. Я по поводу твоей просьбы. У нас ничего такого не зарегистрировано. Хотя задержания были: левый сахар, шифер и прочее. Вашего товара не было. На всякий случай я дал твой телефон старшему лейтенанту Рудько. Он следователь, парень толковый. Если что где проклюнется, сообщит. Но ты особенно не обольщайся. Мы не в состоянии натыкать посты на каждом километре. Объехать их по проселкам несложно.
— Добро, Миша, спасибо, утешил.
— Рад бы… Будь здоров…
«И здесь глухо, — подумал Левин, хотя особых надежд не возлагал, так, отрабатывал одну из возможных версий. — Интересно, с чем приедет Иван?» подумал он о Михальченко, отправившемся в автопредприятие, где работал шофер Лукашин, обслуживавший фирму «Золотой ячмень»…
Михальченко вернулся ни с чем. Тяжело опустившись в мягкое кресло, с шипением выдохнувшее воздух, он утер уголки губ, сказал:
— Пожилой человек, год, как вышел на пенсию, но еще работает. Шоферский стаж тридцать восемь лет. Степенный, спокойный. Очень аккуратно одет и гладко выбрит. Вот вам и весь Лукашин.
— Просто ангел.
— Этого не знаю. Но к хищению он вряд ли имеет отношение. Что входит в его функцию по фирме «Золотой ячмень»? Вывезти со склада груз на строительную площадку. Ездит он всегда вдвоем с замом Чекирды, доверенность, накладные и прочие бумажки у этого зама. Вот и все. Так что…
— Может у тебя насморк, потому и нюх притупился? — усмехнулся Левин.
— Вроде я нигде не простыл. Да и перед тем, как беседовать с Лукашиным, я высморкался.
— Тогда разовьем другую тему. Краску у Чекирды увели всю, а электронику для контроля разлива пива по банкам — два ящика из четырех. С чего бы такая доброта, а, Иван?
— Не успели? Что-то помешало?
— Ну уж!.. А ведь без содержимого двух уворованных ящиков оставшееся в двух других монтировать нельзя. Это электроника. Так что считай, что уперли все.
— По логике так.
— «Золотой ячмень» арендует весь складской модуль?
— Нет, только левую его часть. Там есть такая выгородка для их грузов.
— И много у них там груза?
— Почти пусто. Груз по мере поступления с железной дороги за пять-шесть дней вывозится на стройплощадку.
— А что же в остальной части модуля?
— Склад импортной парфюмерии.
— Значит случайный вор прогадал: вместо двух-трех коробок с импортной парфюмерией прихватил в сущности бесполезное, некомплектное, электронное оборудование? А может, он специально шел за этим?
— На кой черт?! Ну, краску понятно, надеялся сбыть ее каким-нибудь дуракам под видом бытовой. А вот куски электроники зачем? Что от них проку? Это же не видеомагнитофон!
— Вот и я об этом подумал.
— Не пойму, куда вы клоните.
— Это не я клоню, Иван, это меня клонит одна мыслишка.
— Какая?
— Дай додумать до конца, дорогой мой опер, тогда и расколюсь, а сейчас я занят.
— Чем?
— Да вот сижу и разговариваю с тобой…
Зазвонил телефон.
Левин снял трубку:
— Слушаю… Да… Он у меня… Что стряслось?.. Боже! Этого еще не хватало! Понятно… Хорошо…
— Звонили из аптекоуправления. У них со склада похитили какие-то лекарства.
— Ночью или днем? — взволновался Михальченко.
— Еще неизвестно. Выясняют подробности, позвонят.
— Не дай бог ночью!
— А что это меняет? — Левин пожал плечами.
— Ночью там наши охраняют, а днем только один наш — на проходной, вместе с их человеком, да и то, лишь по будням до шести вечера. Бумаги и все, что вывозят, проверяет их вахтер. Но все равно неприятно.
— Подождем подробностей.
8
Сева Алтунин ездил на «девятке» тренера сборной Виктора Петровича Гущина по доверенности. Он работал помощником врача у Туровского и был еще как бы разгонным шофером. В общем — на подвахте. Веселый, общительный, исполнительный, он пришелся по нраву и Туровскому, и Гущину…
— Едем к Погосову в институт, Сева, — сказал Туровский, усаживаясь в машину…
Они припарковались на маленьком пятачке возле НИИ фармакологии.
— Может, я к своей зазнобе съезжу, пока вы тут? — спросил Сева.
— Конечно… Обязательно! С этим тянуть нельзя.
Постучавшись в дверь на втором этаже и услышав громкое «Прошу!», Туровский вошел. Погосов сидел за письменным столом, заваленным бумагами и книгами, что-то писал. Белый халат оттенял его большое смуглое лицо с темными умными глазами. Крупный череп Погосова был почти лыс, легкий венчик седых волос на висках и затылке, черная, в мелких кудряшках борода, закрывавшая поллица, делали его похожим на библейский персонаж.
— О, какой гость! — Погосов поднялся. — Давно не виделись! Жаль, угостить нечем, даже спирта нет — дефицит.
— Зато я могу угостить хорошим коньячком, Баграт Гургенович, — сказал Туровский, усаживаясь на стул. — Бутылочка «Ахтамара» сохранилась. Поедем? Я на колесах.
— Не выйдет, Олег Константинович. У меня через час семинар.
— Это вам на сезон, — Туровский протянул ему пропуск на бассейн. Форму надо блюсти, полнеете.
— Некогда следить за формой. Содержание бы сохранить. Но за пропуск спасибо. Может выберусь… Какие заботы привели?
— Все те же.
— Сейчас не могу, срочная хоздоговорная тема, сулит большие деньги институту.
— Когда же, Баграт Гургенович?
— А вам срочно?
— Да.
— У вас всегда срочно. Так нельзя, нервные клетки сгорают, доктор. Надо жить спокойней.
— Не получается… Так когда же? — спросил Туровский.
— Посмотрим по обстоятельствам. Постараюсь…
Они заканчивали разговор, когда вошла Ирина Костюкович.
— Знакомьтесь, Олег Константинович, — сказал Погосов. — Это Ирина Григорьевна Костюкович, еще один наш завлаб и мой антагонист. Ира, а это доктор Туровский.
— Погос, я же тебя учила, сперва представляют женщине мужчину, а ты всегда делаешь наоборот.
— Вы не родственница Марка Костюковича? — спросил Туровский.
— Родная сестра.
— Очень приятно. Мы с Марком учились вместе в институте, кончали в один год, правда, в разных группах. — Туровский внимательно посмотрел на нее и быстро отметил в уме: «Она говорит Погосову „ты“, хотя на вид ей лет тридцать пять, а Погосову пятьдесят четыре».
— Я не вовремя? Ты занят, Погос? — спросила Ирина.
— Мы уже вроде закончили, — Погосов взглянул на Туровского.
— Да-да, — закивал тот и, попрощавшись, пошел к двери…
— Лечишься у него, что ли? От чего, Погос? От лени или болтовни? засмеялась Костюкович.
— Он спортивный врач, принес мне пропуск в бассейн. Говорит, форму соблюдать надо. Может, тогда полюбишь?
— В наших отношениях, Погос, помеха не только это, — она ткнула пальцем в его большой живот.
— Но я неисправим, Ира: несерьезный, болтун, не умею хранить тайны, меня от них распирает. Принимай, какой есть. Я ведь все-таки талантлив.
— Я еще не так стара, Погос. У меня еще есть право выбора… Ладно, хватит трепотни, одолжи с полфлакона эфира. Моя Настя заперла шкаф и куда-то ушла с ключами.
— Налей, сколько надо, вон из того коричневого бутыля.
Она открыла бутыль, запахло эфиром.
На таможню они приехали в конце перерыва. Ягныша на месте не было, пошел обедать в рабочую столовую аэропорта. Туровский прохаживался у входа в таможню, подстерегал Ягныша, не желая торчать в коридоре на глазах у сотрудников. Сева, купив в киоске пачку газет, читал в машине.