— Все нормально, Франк? — шепнул Белланже. — Неважно выглядишь.
— Жара…
Через минуту семь человек проникли в дом и быстро его осмотрели. Комнаты совершенно пустые. В гостиной ни мебели, ни телевизора, нет холодильника на кухне, там осталось только мусорное ведро, пустое и чистое. Чердак продувался ветрами, заливался дождем. Спецназовец доложил, что на втором этаже тоже ничего нет. Было очевидно, что в доме никто не живет.
— Ладно, больше обыскивать не будем, — сказал Белланже. — Пусть тут сперва криминалисты поработают.
Едва Шарко вышел, как завибрировал его мобильник. Эсэмэска. Люси интересовалась, что нового, как почти всякий раз, когда он был на деле.
Визит прошел хорошо, но я пока, как обычно, не знаю.
Посмотрим. Вызов Белланже — это серьезно? Сообщи.
Жюль спит как ангел, а Адриен, похоже, уже тебя требует.
Текст сопровождал смайлик.
Шарко вздохнул. С помощью всех этих эсэмэсок, которые она ему посылала, Люси пыталась участвовать в расследованиях как бы «по доверенности» и, как только он возвращался, совала нос во все дела. Он знал, что жена рада возиться с близнецами, но при этом несчастна из-за того, что сидит взаперти дома, в то время как он ходит на охоту.
Он набрал ответ:
Все в порядке. Вечером расскажу. Чмоки-чмоки. Шарк
Отправив сообщение, он снова помрачнел. Наоборот. Ничего не в порядке. Что это был за странный приступ тревоги, который даже Белланже заметил? И к тому же Шарко знал: стоит ему вернуться домой, как Люси непременно попытается выведать все подробности, принять активное участие в расследовании — не мытьем, так катаньем. Она просто не могла по-другому. И в глубине души он был убежден, что она не выдержит еще две недели, которые остались ей до выхода на работу.
За спиной послышался голос подошедшего Николя Белланже.
— Я только что дозвонился в мэрию Сен-Леже, — сообщил он.
— Ну и?..
Они направились на улицу.
— Забираем машины и едем к владельцу этой халупы. Некто Жиль Лебрен, живет на другом конце деревни. По словам типа из мэрии, ему эта хибара в наследство от отца досталась, а сам он, похоже, ее кому-то сдает.
9
— Какие ужасы вы мне рассказываете.
Жилю Лебрену, жизнерадостному плешивцу с фигурой, похожей на кеглю для боулинга, было лет пятьдесят. Он проживал в красивом кирпичном доме, веранда которого выходила на большую лужайку с качелями. Разнообразные фотографии в рамках свидетельствовали о наличии жены и детей.
Услышав от Шарко и Белланже о мрачной находке, он внезапно побелел как мел и опустился на банкетку в гостиной. Похоже, это произвело на него сильное впечатление.
— Туннель под бункером… Я и не знал, отец никогда о нем даже не заикался.
Полицейские молча переглянулись. Белланже кивком пригласил его продолжить свои объяснения.
— Он умер пять лет назад. В том доме обосновался в восьмидесятых. Мы с ним мало общались, отношения у нас всегда были прохладными… Может, он случайно нашел ход в эту штольню и решил никому не рассказывать, когда бункер раскопал в саду, чтобы устроить кладовку для инструментов. Предыдущие-то владельцы никогда там ничего не делали, все забросили, вот его и засыпало землей. Не знаю, может, вы заметили: уж чего-чего, а бункеров в наших краях хватает…
Он умолк, устремив глаза в пустоту. Белланже и Шарко расположились напротив него. Спецназовцы вернулись в свою машину, а дожидаться криминалистов из судебной полиции возле бункера остался лейтенант Левалуа.
Капитан подтолкнул к Лебрену фотоаппарат.
— Видели когда-нибудь эту девушку?
Тот вгляделся в экран и с гримасой отвращения покачал головой.
— Нет, никогда. Она тут чертовски плохо выглядит. Да еще эти глаза…
— Ее наверняка долго держали взаперти, под землей. Как раз под садом вашего отца, в самом конце.
— Какая гнусность. Такие истории каждый день слышишь, но чтобы тут… Это же маленький спокойный городок, никогда бы не поверил, что такое…
— По словам служащего мэрии, вы сдавали дом. Расскажите о ваших последних жильцах.
Лебрен сходил за пивом, заодно предложив его полицейским, но те предпочли воду. Исполнив их просьбу, он залпом выдул треть бутылки.
— Он всего-то и был один. Звать Оливье Макарё. Вечно ходил в бейсболке и темных очках. Я бы мог вам его описать, но это будет неточно. Тип скромный, с ним никогда не было никаких проблем.
— Примерно какого возраста?
— Я бы сказал, лет тридцати. Скорее невысокий и довольно щуплый. Он обратился ко мне года два с лишним назад, сказал, что хотел бы снять дом моего отца. Мне никогда и в голову не приходило его сдавать, я уж начал подумывать, не продать ли его совсем. Ну кто будет снимать эту халупу в Сен-Леже?
Белланже достал блокнот «Молескин» в кожаной обложке, ручку «Waterman» и записал основные сведения. Шарко смотрел на их собеседника не моргая: каждый раз, как тот делал глоток, кончики его пальцев подрагивали.
— А зачем этот Макарё обосновался в вашем городишке? — спросил он.
— Сказал, что работает в Нуайоне, это в пятнадцати километрах отсюда. Что-то связанное с маркетингом, точнее не могу сказать. Ему хотелось пожить в спокойном месте, на природе. Спросил меня, за сколько сдам. Я назвал цену. Он сразу же согласился. Так вот все просто и уладилось.
Он покачал головой, не выпуская из рук бутылку.
— Должно быть, он знал про туннель, — сказал Белланже, — наверняка это и послужило главной причиной, чтобы снять именно ваш дом. Отец был человеком общительным? Со многими виделся? Мог он кому-нибудь рассказать о подземелье?
— Он тут больше тридцати лет прожил. А до выхода на пенсию почти каждый день ездил в Париж. Работал водопроводчиком и любил выпить после работы. Частенько бывал в столичных кафе и даже в восемьдесят лет порой еще туда таскался. А это создает массу возможностей для знакомств, верно? Но что Макарё, постоялец, знал моего папашу, это как пить дать. Он как-то упомянул, что раньше с ним встречался. Может, тот чинил ему что-нибудь.
Шарко встал, снял пиджак и положил себе на колени. Не удержался и бросил взгляд на свои грязные туфли. Потом спросил:
— Постоялец был всегда один?
— Думаю, да. На самом деле мы с ним нечасто виделись. Иногда он по нескольку дней не появлялся. И даже когда находился здесь, в доме часто было темно, свет горел только в маленькой комнатке наверху. Но зато до самой поздней ночи. Впору задуматься было, когда же этот тип спал…
— Как он вам платил?
Лебрен, явно занервничав, помолчал. Потом нехотя ответил:
— Наличными. Мы оба так предпочли.
— Понятно… И вы, стало быть, никогда не требовали от него расписку и, разумеется, ни разу не проверяли его документы…
Глоток пива, который сделал Лебрен, сам по себе был ответом. Допив, он поставил пустую бутылку перед собой.
— Макарё всегда платил исправно, но в один прекрасный день вдруг исчез, да так больше и не вернулся.
Шарко и Белланже обменялись быстрым взглядом.
— Расскажите-ка поподробнее, — попросил лейтенант.
— Это было прошлым летом. Я не получил от него деньги за август. Обычно он бросал конверт в мой почтовый ящик первого или второго числа каждого месяца. Никогда ни на день не задерживал. Я оставил ему несколько записок с напоминанием об оплате, но потом понял, что его здесь больше нет…
Прошлым летом… Если так, то бедная девушка, наверное, больше года блуждала по туннелям, потихоньку уничтожая огромный запас воды и консервов. Это было немыслимо, почти нереально. Потрясенный Шарко попытался сосредоточиться на словах Лебрена.
— Тогда я позволил себе наведаться в дом. И очень удивился, потому что там оказалось почти пусто. Ни стола в гостиной, ни телика, только две-три старые мебелюхи. Даже холодильника не было. Холодно и… как-то ненормально. Особенно в спальне.
Шарко наклонился вперед:
— И что там было в спальне?
— Картины на стене. Такая жуть. Я аж сдрейфил. А теперь вот вы говорите, что там, в подземелье, та бедная девушка сидела… Да, похоже, с тем типом не все было чисто. Псих и извращенец, что-то в этом роде. Решил свинтить отсюда, никого не предупредив. Он потому и не снимал никогда свои темные очки и бейсболку.
Лебрен кивнул в сторону сарайчика в саду, видневшегося через большое окно.
— Полгода назад я из того дома все выкинул и сюда в сарай перетащил, а там навел порядок, потому что брат с женой приехали погостить на три недели. Туда я их и поселил. Господи боже, как подумаю, что бедная девушка была от них всего в нескольких метрах под землей…
Шарко легко представил себе чувство ужаса, которое должен испытывать Лебрен.
— Мебель я продал старьевщику, не век же ее хранить. У меня остались только картины.
— Мы бы хотели на них взглянуть.
— Пойдемте.
Они двинулись к садовому сарайчику, изрядно пострадавшему от бури: маленький ставень валялся на земле, стекло было разбито. Небрежно сваленные у стены картины были покрыты пылью. Насчет отпечатков пальцев — совершенно гиблое дело. Жиль Лебрен приподнял их и слегка обмахнул стекла тряпкой. На самом деле они оказались не оригинальными полотнами, а цветными репродукциями в простых рамках из сосновых планок.
— Если немного повезет, может, найдем отпечатки на бумаге под стеклами, — поделился соображением Белланже.
— Если только они не были куплены вместе с ними, — заметил Шарко.
Подойдя поближе, полицейские с отвращением поморщились. Лебрен достал электронную сигарету из кармана и поднес к губам.
— А я что говорил? Жутковатые картинки.
10
Камиль заперлась в своей двухкомнатной квартирке, расположенной в западной части казармы. Чистенько, опрятно, функционально. Поскольку жила она здесь по служебной надобности, то за жилье не платила. На стене литография Дали «Постоянство памяти». Старый телевизор, который молодая женщина никогда не включала, повсюду часы с шумными механизмами. Рядом с кроватью метроном.