Они с ревом унеслись прочь, мы – в другую сторону. Вездеход скакал по камням между карликовых дубов и кактусов, словно железное перекати-поле. Пиво у меня в руках подскочило вверх, шлепнулось об потолок, упало мне на колени и залило промежность теплой пеной.
– Ты уволен! – рявкнул я водителю. – Отвези меня назад к пит-стопу.
Пришло время сделать передышку – рассмотреть паршивое задание и придумать, что с ним делать. Ласерда настаивал на тотальном охвате. Он рвался нырнуть обратно в пыльную бурю и попытаться снять кино– и фотокамерой редкие кадры, способные внушить благоговение.
Джо, наш водила, был не против. Его вообще-то звали не Джо, но нас попросили именно так к нему обращаться. Я накануне вечером говорил с боссом из компании «Форд», и он, когда речь зашла о выделенном водителе, сказал: «Его настоящее имя Стив, но вы должны звать его Джо».
– Почему бы и нет? – ответил я. – Мы будем звать его как он захочет. Торопыга подойдет?
– Ни хрена. Зовите его Джо.
Ласерда в районе полудня опять укатил в пустыню в компании Джо. Я вернулся в бар-казино под названием «Стрелковый клуб Минт», где принялся серьезно пить, серьезно размышлять и делать серьезные пометки.
6Ночь в городеСсора в «Дезерт Инн»Наркотический бред в «Серкас-Серкас»
Суббота, полночь. События той ночи отложились в памяти крайне нечетко. В качестве наводки у меня сохранились только карточки для игры в «кено» да исписанные заметками коктейльные салфетки. Вот одна из записей: «Позвонить челу из „Форда“, запросить „бронко“ для наблюдения за гонками… Фото?.. Ласерда/звонок… Почему не вертолет?.. Сесть на телефон, надавить на обормотов… громкие крики». Еще одна: «Вывеска на бульваре Парадайз „Топлесс нон-стоп“… халтурный секс, не то что в Эл-Эй. У местных баб соски́ с нашлепками – в Эл-Эй полный голяк и порево прямо на сцене… Лас-Вегас – общество вооруженных дрочил/здесь тащатся от азартных игр/секс только в придачу/крутой вояж для игроков по-крупному… Шлюхи за счет заведения для победителей, неудачники дрочат сами».
Давным-давно, когда я жил в Биг-Суре, у меня был друг, любивший ездить в Рино поиграть в кости на бабки. У него был свой магазин спорттоваров в Кармеле. Однажды он ездил в Рино на своем «мерседесе»-крузере три уик-энда подряд и всякий раз выигрывал по-крупному. После трех заходов он оказался в плюсе на пятнадцать штук и поэтому не поехал в четвертый раз, пригласив вместо этого друзей на ужин в «Непенфе». «Всегда надо уходить победителем, – вещал он. – Да и путь неблизкий». Утром в понедельник ему позвонил из Рино главный менеджер казино, которое он обработал.
– Мы ждали вас на выходные, а вы не приехали, – посетовал менеджер. – Персонал скучает.
– Брехня! – ответил мой друг.
На следующие выходные за ним прислали личный самолет с двумя девочками, «почетными гостями» главного менеджера. Для крупных игроков ничего не жалко.
А утром в понедельник тот же самолет, принадлежащий казино, доставил его обратно в аэропорт Монтерея. Пилот ссудил ему десять центов позвонить друзьям, чтобы те подвезли его до Кармела. Мой друг остался должен тридцать тысяч и через два месяца имел дело с самым отмороженным коллекторским агентством.
Он продал магазин, но этого все равно не хватило. Ничего, подождут, говорил он. Впрочем, потом беднягу отмудохали, что убедило его побыстрее назанимать денег, чтобы расплатиться с главным кредитором.
Азартные игры – очень серьезный бизнес, и в сравнении с Лас-Вегасом Рино выглядит деревенской продуктовой лавкой с добродушным хозяйчиком. Для неудачника Вегас самый подлый город на свете. Еще несколько лет назад на окраине Лас-Вегаса стоял огромный щит с надписью:
НЕ БАЛУЙТЕСЬ МАРИХУАНОЙ!
В НЕВАДЕ ЗА НАЛИЧИЕ ДАЮТ 20 ЛЕТ
ЗА ПРОДАЖУ – ПОЖИЗНЕННОЕ!
Поэтому мне было не по себе, когда в субботний вечер мы разъезжали мимо казино в машине, набитой марихуаной, с мозгами, загашенными кислотой. Мы несколько раз чуть не попались. В какой-то момент я попытался въехать на Большой Красной Акуле в прачечную отеля «Лэндмарк», но вход оказался слишком узким, и народ внутри почему-то жутко возбудился.
Потом мы отправились в «Дезерт Инн», чтобы попасть на шоу Дебби Рейнольдс и Гарри Джеймса.
– Не знаю, как насчет тебя, – сказал я адвокату, – но в моей деловой сфере важно быть в теме.
– В моей тоже. Тем не менее как твой адвокат я советую поехать в «Тропикану» на Гая Ломбардо. Он выступает в Синем зале со своими «Королевскими канадцами».
– Почему?
– Что почему?
– Почему я должен платить с трудом заработанные доллары, чтобы смотреть на гребаный ходячий труп?
– Послушай, мы зачем сюда приехали? Развлекаться или работать?
– Работать, конечно.
Мы ездили кругами, петляя по какой-то стоянке, наверно около «Дюнс», но оказалось, что у «Тандерберда». А может, у «Асиенды». Адвокат в поисках интересных мест изучал путеводитель по Вегасу.
– Как насчет зала игровых автоматов «Медный грош»? «Горячие ставки» звучит тяжеловато. Хот-доги по двадцать девять центов.
Тут вдруг народ начал на нас орать. Вышел какой-то косяк. Над капотом нависли громилы в красных с золотом мундирах.
– Вы что, спятили? – рявкнул один из них. – Здесь нельзя парковаться!
– Почему? – спросил я.
Место вроде просторное, для парковки вполне подходит. Я очень долго искал, где бы остановиться. Слишком долго. Собирался уже бросить машину и вызвать такси, но тут увидел свободное пространство.
Оно оказалось тротуаром перед главным входом в «Дезерт Инн». К этому времени я перескочил через столько бордюров, что последний даже не заметил. Теперь мы оказались в положении, которое было не так-то просто объяснить. Громилы у входа орут, сплошная неразбериха. Адвокат молнией выскочил из машины, размахивая пятидолларовой бумажкой.
– Нам надо запарковать машину. Я старинный друг Дебби. Мы когда-то вместе шалили.
На мгновение мне показалось, что он обломался, однако один из швейцаров протянул руку за бумажкой, приговаривая: «Хорошо, хорошо. Я позабочусь о ней, сэр», и оторвал корешок парковочной квитанции.
– Ни хрена себе! – воскликнул я, когда нас пропустили в фойе. – Нас чуть не накрыли. Ты быстро сообразил.
– А ты как думал? Я твой адвокат. Кстати, ты мне должен пять баксов. Верни немедленно.
Я пожал плечами и отдал ему банкноту. Аляповатое фойе отеля с орлоновым покрытием кричащих тонов выглядело неподходящим местом, чтобы торговаться из-за грошовых подачек оператору стоянки. В таких местах вручают «Оскары», выступают Синатры, дефилируют вице-президенты. От холла буквально разило огнеупорным пластиком и фальшивыми пальмами, убежищем больших кутил из высшего общества.
Мы направились в огромный банкетный зал с уверенным видом, однако нас не пропустили. Мы опоздали, сообщил человек в бордовом смокинге, зал набит битком. Свободных сидячих мест не осталось ни по какой цене.
– В жопу сидячие места, – заявил адвокат. – Мы старые друзья Дебби, приехали на ее шоу из самого Эл-Эй, и нас ни один черт не остановит.
Человек в смокинге начал что-то трындеть о пожарной безопасности, однако мой адвокат отказывался слушать. Наконец после шумных препирательств нас впустили задаром, взяв обещание, чтобы мы будем тихо стоять за сценой и не курить.
Мы дали слово, но, как только оказались внутри, съехали с катушек. Сказалось напряжение. Дебби Рейнольдс что-то верещала на сцене в серебряном парике в стиле афро под аккомпанемент мелодии из «Сержанта Пеппера» в исполнении золотой трубы Гарри Джеймса.
– Охренеть! – изрек адвокат. – Вляпались прямиком в привет из прошлого!
Нам легли на плечи чьи-то тяжелые руки. Я вовремя успел спрятать в карман трубочку для гашиша. Громилы вывели нас в фойе и крепко держали возле входа, пока не подогнали нашу тачку.
– А теперь проваливайте, – сказал человек в бордовом смокинге. – Мы делаем вам снисхождение. Если у Дебби такие друзья, то с ней обстоит дело хуже, чем я думал.
– Мы с вами еще разберемся! – крикнул адвокат, когда мы отъезжали от отеля. – Мнительные говнюки!
Я объехал вокруг казино «Серкас-Серкас» и остановил машину у черного входа.
– Вот правильное место, – объявил я. – Здесь нам точно не будут трахать мозги.
– Где эфир? Мескалин больше не действует.
Я подал ему ключ от багажника, а сам зажег трубочку с гашишем. Адвокат вернулся с пузырьком эфира, открыл крышку, плеснул эфира на бумажный носовой платок и, тяжело дыша, потер им под носом. Я смочил в эфире еще один платок и тоже нюхнул. Запах эфира даже с закрытой крышкой вышибал мозги. Вскоре мы уже нетвердо поднимались по лестнице ко входу, глупо хихикая и поддерживая друг друга, как алкаши.
Таково главное преимущество эфира: ты ведешь себя как деревенский пьяница из старинного ирландского романа, моторика отказывает, зрение туманится, равновесие пропадает, язык стоит колом, связь между телом и мозгом полностью нарушена. Что вкупе дает интересный эффект, ведь разум продолжает функционировать более или менее нормально. Ты видишь свое дурацкое поведение со стороны, но не в силах его контролировать.
Например, ты направляешься к турникету «Серкас-Серкас», зная, что швейцару надо дать два доллара, иначе он тебя не пропустит. Но когда ты подходишь, все идет наперекосяк: ты не можешь рассчитать расстояние до турникета и врезаешься в него, отлетаешь назад и хватаешься за пожилую женщину, чтобы не упасть. Какой-то сердитый член клуба «Ротари» толкает тебя в бок, и ты думаешь: «Что происходит? В чем дело?» Потом ты слышишь собственное бормотание: «Чтоб вашего Папу трахнули собаки, я не виноват. Смотрите, куда претесь! Какие еще деньги? Да вы знаете, как меня зовут? Бринкс![8] Я родился… Я родился? Разгружайте овец. Женщин и детей – в бронированные машины. Приказ капитана». Ах, дьявольский эфир – наркотик для всего организма. Головной мозг в ужасе отшатывается, потеряв связь с мозгом спинным. Руки бестолково дергаются, деньги из кармана не достать. Глотка издает уродливый смех и шипение. С губ не сходит улыбка.