– Вы извините, мне работать надо.
Суда по тому, что до моего визита она обтачивала пилкой ногти, это и являлось её основной работой.
Я попрощался и оставил заведующую с массажистом на стене. Искать продавца я не стал. Это, в конце концов, не Комарова знакомый, а после покупки у него пива за такую цену, желание беседовать с ним о чем-либо вообще пропало. Вот Серега Максимов – это да. Интересно, жив он ещё? Резко он пропал. Смешно будет, если его тоже картечью угостили. Хотя охотничий сезон ещё не открыт, стало быть, отстрел сторожей запрещён. Будем надеяться, что браконьеры до него не добрались.
Выходить из тёплой бани на холодную улицу очень не хотелось, поэтому я, обнаружив на первом этаже бар, заглянул туда. В баре, как по заказу, никого не было, кроме девочки, стоявшей за стойкой. Я профессиональным взглядом сыщика оценил все её достоинства и, естественно, остался выпить безалкогольного коктейля. Очень пить хотелось. Безалкогольных, увы, не оказалось, пришлось взять коктейль «Дюймовочка» с минимальным содержанием спирта. Взгромоздясь на стул-гриб у стойки и бросив соломинку в высокий бокал, я принялся за более внимательное изучение внешно-сти барменши. «Дюймовочка» приятно охлаждала нутро, Крис Ри из динамиков ублажал слух, а симпатичная продавщица ласкала глаз. Идиллия. Если бы меня сейчас увидел Мухомор, он бы пришел просто в неописуемый восторг.
В бар зашла Татьяна Васильевна, купила пачку сигарет и, сделав вид, будто меня не заметила, ушла. Ну, не заметила, и Бог с ней.
Посидев еще минут десять, высосав соломинкой последние капли «Дюймовочки», я взял в гардеробе тулупчик и вышел из бани. После посещения данного заведения я чувствовал себя гораздо лучше. Ну-с, вперед.
ГЛАВА 3
Дом Максимова находился неподалеку, так что, проехав несколько остановок на трамвае, я быстро достиг цели. Через минуту я осматривал дверь. Увы, никаких особенностей я в ней не заметил. К таким особенностям я относил способности дверей открываться без ключей.
После обследования я нажал звонок. Дома кто-то был. Это радовало, значит, возможно, клиент жив.
– Кто там? – раздался настороженный голос.
– Капитан Ларин из милиции, – самым серьёзным тоном, на который был только способен, ответил я.
– Мы не вызывали милицию. Кто вам нужен?
– Сергей Павлович Максимов, по профессии – сторож.
– Его нет дома.
– А когда он будет?
– Не знаю.
Ну нет, так дело не пойдёт. Поговорить через дверь и уйти ни с чем?
– Простите, а вы кто ему будете?
– Это не важно.
Достойный ответ. На своей территории, услышав подобное, я приглашал участкового поздоровей, и мы дружненько выносили дверь, после чего отправляли хозяина на 15 суток. Но здесь я не в своих владениях, поэтому надо быть тактичным.
– Послушайте, вы можете двери открыть? Я действительно из милиции.
Щёлкнул замок, я показал в щель удостоверение, и двери, наконец освобождённые от цепочки, отворились. На пороге стояла женщина лет сорока пяти в накинутой на плечи шерстяной шали. Мне почему-то вспомнились стихи Есенина.
– Зачем вам Сергей нужен?
– Вы, вероятно, его мать? – попробовал отгадать я.
– Да.
– А где Сергей?
– Он заболел.
– Стало быть, он дома?
– Нет.
– Ничего не понимаю, где же он тогда?
– Я хочу сначала знать, зачем он вам нужен.
– Пройдёмте на кухню.
Мы зашли в небольшую кухоньку. Я в двух словах обрисовал положение. Мать побледнела.
– Когда это было?
– В пятницу.
– Значит, всё из-за этого. А я не поняла ничего.
– Это мысли вслух?
– Я могу рассчитывать на вашу порядочность?
– А как вы думаете, что я отвечу?
– Ну да, да… Сергей в больнице.
– Что-нибудь серьёзное?
– Как вам сказать. Он в психушке. На Пряжке.
– А-а-а. И что с ним?
– Не знаю. У него никогда в жизни не было никаких припадков. А в пятницу вечером… кошмар, одним словом. Он кричал, на стены прыгал, пена изо рта. Я «скорую» вызвала. Он на врачей прыгать стал. Спеленали его санитары и в машину. Я звоню каждый день в больницу, а мне толком ничего не говорят. Так, температуру да общее состояние. А на отделение не пускают. Я понимаю, это же не обычная больница. Я сегодня туда собираюсь. Лечащий врач должен быть.
– А у него с этим всё в порядке? – я щелкнул себя по шее.
– Выпивал, конечно, но не пьянствовал.
– Да, любопытно, И что, за всю жизнь никаких заскоков?
– Что вы, ни учётов, ни больниц, ни травм головных. Не пойму, что случилось.
– А Михаила Комарова, ну, застрелили которого, вы случайно не знали?
– Не помню. У сына много друзей было.
– Ещё вопросик. Почему вы на порядочность намекнули?
– Ну, всё-таки, больница-то не обычная.
– Да, да, понимаю. И поэтому вы не хотели говорить, где он? Или не только поэтому?
Мать Максимова внимательно посмотрела на меня. Я не отвёл взгляд, так как не чувствовал за собой никакой вины.
– Дело всё в том, в тот вечер, в пятницу, мне показалось, что Сергей очень напуган. Он храбрый человек, но тогда весь трясся, как в лихорадке. Я спрашивала, что случилось, но он не отвечал, а потом этот припадок случился.
– А в тот день ничего необычного не было? Где он день провел, куда ходил?
– Днём дома сидел, звонил кому-то, болтал по телефону. Часов в восемь вечера ушёл, но куда не сказал, а где-то в одиннадцать вернулся весь возбуждённый.
– У него оружия, случайно, не было?
– У нас ружьё осталось от отца. Мой муж охотник был, три года назад умер от рака.
– А можно посмотреть, оно на месте?
– Пойдёмте в комнату.
Мы зашли в одну из комнат. Шторы были опущены, несмотря на то, что и так короткий зимний день не богат солнечным светом. Какая-то траурная обстановочка.
– Помогите мне.
Женщина приподняла сиденье раскидного дивана, и я подхватил его, задержав в верхнем положении. Максимова развернула лежащую в диване тряпку и изумленно застыла.
– Его нет. Ружья.
– Да ну?
– Оно здесь всё время лежало.
– И когда вы его видели в последний раз?
– Где-то с месяц. Хотя не уверена. Тряпку я не разворачивала.
– Обидно.
Я опустил крышку дивана и сел.
– Хорошие дела. У вас по поводу ружья никаких мыслей нет?
– Не знаю. Может, Сергей забрал?
– Ну, если домовой у вас не живет, то больше некому. Вы за эти дни, после его закладки в больничку, ничего интересного не заметили? Звонки, гости?
– Вы знаете, вчера днём, когда я дома была, приходил к нему какой-то парень, но я двери не открыла. Я боюсь незнакомым двери открывать. Время такое. Он постоял под дверью минут пять и ушёл. Я в окно потом смотрела. От дома машина отъехала, иномарка серебристая. И по телефону весь вечер звонили, но не говорили ничего. Номер наберут и молчат.
– Сторож – это основная работа Сергея? Других не было?
– Видите ли, у нас с ним последнее время отношения не очень были, так что он меня в свои дела не посвящал.
– Хорошо. Я запишу ваш телефон, и если что, перезвоню. Извините за беспокойство. Стоп, ещё секундочку. Вот мой телефон. Если вдруг опять кто придёт или позвонит, вы мне перезвоните, будьте добры. До свидания.
Я вышел в коридор, затем за дверь. На улице я опять ощутил покалывающее дыхание морозного дня и быстрым шагом, боясь замерзнуть, пошёл к трамваю.
Очередная загадка. Если Максимов грохнул Комарова, то зачем так резко сходить с ума? И что это за боец такой на серебристой иномарке, возможно, «Опеле»? Чтобы ответить на этот глупый вопрос, надо было повидаться с Серёжей. Придётся ехать в дурдом. Ничего перспективка. Перед такой экскурсией надо бы подкрепиться. Я зашёл в какую-то забегаловку, перекусил, оставив там полкошелька, и поехал на Пряжку. Естественно, на общественном транспорте. Если вы решили, что за время моего визита к Максимову у меня появилась машина, то глубоко ошиблись. Машину никто не подарил, а ехать пришлось далековато. Непонятно, почему Серёжу отвезли на Пряжку, а не на Обводный, что в двух шагах от дома? Хотя, может, мест не было. Народ дурнеет. В принципе, когда в нашем отделении нет мест в камере, мы отвозим задержанных к соседям. Так, возможно, и здесь. Пока я добирался, рассуждая о сумасшедших домах, о безобразном отношении работников транспорта к пассажирам и прочих не менее важных вопросах, прошёл час.
Вот, наконец, одолев решающие триста метров по заснеженной улице, я миновал мост через речку Пряжку и оказался перед проходной больницы.
Старый вахтёр, порывшись в своём журнале, сказал, что Максимов действительно находится в больнице, назвал номер отделения и палаты.
Я, присев на топчан, призадумался. Если Максимов – убивец, то довольно стремно разговаривать с ним сейчас на эту тему. Пожалуй, следует ограничиться общими вопросами, избегая упоминания о ружье и вечере прошлой пятницы.
Я вышел из проходной, отыскал нужный корпус, зашёл вовнутрь. Здание представляло собой весьма мрачное зрелище. Сводчатый потолок, кафель на стенах с зеленоватым оттенком, лестничные пролёты, огороженные мелкой решёткой. Зловещая тишина. Даже в Крестах, по-моему, приятнее.
По указателям на стенах я кое-как нашёл нужное отделение и остановился перед дверьми со звонком. Надеюсь, что здесь не придётся кричать через дверь, доказывая, что я представитель Министерства внутренних дел.
Я нажал звонок, через минуту к двери кто-то подошёл и открыл запоры. «Кем-то» оказалась медсестра в белом халате и со связкой здоровенных ключей на поясе.
– Что вы хотите?
– Я из милиции, хотел побеседовать с заведующим отделением.
– Пройдите в конец зала, первый кабинет слева. Сестра впустила меня. Мать честная, фильм ужасов. В огромном зале с высокими сводами и колоннами по всему свободному пространству стояли койки, между которыми как привидения бродили люди в полосатых халатах. Вернее, то, что раньше называлось людьми. Это было отделение, где лежали больные белой горячкой. Максимов влетел именно сюда. Люди-зомби с жуткими лицами, пустыми взглядами, сутулыми спинами гуляли, ничего не замечая, в проходах, задевая друг друга, падая и снова поднимаясь. Я с опаской двинулся к заветной двери, в любую секунду ожидая какого-нибудь сюрприза. Некоторые больные проводили меня угрюмыми взглядами. А может, я сам сумасшедший, а они все нормальные? Всё ведь относительно.