— Уверена, что нас на хлебозаготовки пошлют, — твердила она. — Если можно самим выбирать, я обязательно попрошусь на Алтай: там такие замечательные места… А я ведь еще мало где бывала. В прошлом году папа обещал взять с собой в отпуск в Ярославль, но не взял. Зато уж теперь…
— Какую же пользу ты сможешь принести, если никогда не выезжала из города? Ты, наверно, и рожь от пшеницы не сможешь отличить! — усмехнулся высокий рябоватый парень.
— А ты-то сам знаком с сельскохозяйственным производством? — сердито спросила Лиза, сняв очки, и добродушными карими глазами поглядела на спорщика.
— Ну как тебе сказать… Познания мои скромные, но все-таки в деревне не растеряюсь: в тех самых алтайских краях, о которых ты мечтаешь, я родился и жил до девятнадцати лет…
Вошел секретарь бюро, и его появление прервало спор. Нетерпеливая Лиза Толанова взяла Таню за руку и зашептала:
— До чего я любопытна… Знаешь, сейчас же спрошу, куда нас направляют…
Таня ничего не успела сказать в ответ: секретарь, сухопарый парень с медленными движениями и очень тихим голосом, уже начал рассказывать собравшимся о предстоящем поручении.
Лиза Толанова разочарованно вздохнула: оказывается, ничего особенно значительного в ближайшее время совершить не придется.
Бюро отобрало двадцать юношей и девушек, имеющих уже небольшой опыт преподавания, и направляет их в распоряжение тех районных организаций, где еще есть малограмотные и неграмотные комсомольцы.
— Вот с этими-то ребятами и надо будет серьезно подзаняться.
Секретарь вызывал студентов и каждому давал адреса будущих учеников. Понятно, на предприятиях их найти нелегко: придется хлопотать о пропусках, да к тому же беседовать у станков не так уж удобно. Поэтому лучше всего съездить на квартиры, благо день нынче пасмурный и людей легче застать дома.
Тане предстояло заниматься с молодым рабочим Поталиным, живущим на далекой окраине, за кладбищем, на Новопроложенной улице.
Вечером Таня поехала к своему ученику. Добираться до дома, где жил Поталин, было трудно, трамвай шел до кладбища больше часа. Оттуда предстояло пройти пешком около двух километров. Уже совсем стемнело, когда Таня отыскала наконец Новопроложенную. Эту улицу, одну из самых молодых в Ленинграде, еще не замостили, и сейчас, в осеннюю непогодь, нелегко было пройти к четырем домам, вытянувшимся на пустыре вдоль березовой рощицы.
На том месте, где от шоссейной дороги начинался крутой поворот к Новопроложенной, Таня задержалась, не решаясь ступить на узкие мостки. Она оглянулась по сторонам, надеясь, что какой-нибудь случайный прохожий поможет ей отыскать дом, где живет Поталин, но никого поблизости не было.
В этой темени лишь узкая полоска лунного света несмело пробивалась сквозь тучи. На Новопроложенной улице еще не было электрического освещения. В дальнем бараке горел маленький, все время мигающий огонек, словно кто-то размахивал на ходу фонарем. Ветер со взморья дул не переставая, и Тане пришлось застегнуть плащ на все пуговицы. Она стояла на ветру, придерживая рукой шляпку и прислушиваясь к далеким голосам, к резким гудкам паровозов. Ведь вот как не повезло: именно ей досталась такая неблагоустроенная улица в самом глухом районе.
Таня шагнула на мостки. Захлюпала под ногами вода, неожиданно одна из досок перевернулась, и девушка упала. Кто-то подбежал, протянул руку, помог подняться.
— Сама виновата, барышня, зря поторопилась, — сказал незнакомец густым басом.
— Я не торопилась… Это из-за мостков: доски здесь мокрые, кривые — вот и поскользнулась.
— Всякое бывает. Только, по-моему, незачем в такую непогодь по улицам ходить. Зряшное дело. Уж лучше бы вы дома с папой-мамой сидели.
— Не так уж много у меня свободного времени, — обиженно ответила Таня. — Обязательно нужно было на вашу Новопроложенную улицу приехать.
— До нас добираться трудно. Мы — новоселы, дорогу еще не успели привести в порядок. Да и кому нужно приезжать сюда в такое ненастье?
— Мне понадобилось…
— В гости, что ли, к кому?
— Нет, не в гости. К одному здешнему жителю.
— А к кому же, позвольте полюбопытствовать?
— В дом номер четыре, к Поталину.
— Да что вы? — удивился спутник. — К сестре его Нюрке, что ли?
— Нет, к самому Поталину.
— А как звать его, знаете?
— Знаю, — неуверенно ответила Таня. — Василий Емельянович.
— Васька! — весело вскрикнул спутник. — Вот уж, действительно, удивили… К Ваське в гости, и такая приличная из себя барышня! Нет, вы уж, пожалуйста, поторопитесь. Рад он вам будет. Он, можно сказать, вас уже третий день дожидается.
— Неужели знал, что приду?
— Он мне, конечно, не докладывает. Может, и знал, но я вам ничего определенного сказать не могу. Да вы не стесняйтесь, заходите к нему, сразу все поймете…
Он ушел не попрощавшись. Таня так и не поняла толком, почему в словах незнакомого разговорчивого человека послышалась насмешка, едва она назвала фамилию Поталина.
Таня никак не могла сообразить, какое из огромных неосвещенных зданий обозначено номером четвертым.
Она еще раз внимательно пригляделась к огоньку, горевшему в окне первого этажа самого дальнего дома. Раз прохожих нет, придется пойти туда. Может быть, там отыщутся люди, знающие Поталина? Она зашагала к дому, где в узком окне горел единственный на всю Новопроложенную улицу синий огонек. Вскоре она услышала треньканье балалайки, звонкий напев частушки и громкие голоса людей, очень увлеченных, как ей показалось, спором. Таня остановилась у окна, в тайной надежде, что кто-нибудь выйдет из подъезда и объяснит, где следует искать Поталина, — тогда не придется стучать в окно, тревожить незнакомых людей.
Прошло пять минут, но ни одной живой души не появилось на улице. Таня несмело постучала в окошко, в котором горел огонек. Никто не отозвался, пришлось постучать снова. Кто-то подошел к окну, открыл форточку, сердито спросил:
— Кого надо?
— Здесь дом четыре?
— Так точно, здесь, — не обнаруживая никакого желания продолжать разговор, ответил стоявший у форточки человек.
— А где живет Поталин, не знаете?
— Что? — удивленно отозвался сиплый голос, и тотчас распахнулось окно. Молодой парень навел свет карманного фонарика на Танино лицо. Таня не успела как следует рассмотреть этого жителя Новопроложенной улицы; она заметила только, что волосы его взлохмачены и что полосатая матросская тельняшка, обтягивающая его широкую грудь, разорвана.
— Уберите фонарик, — громко сказала она. — Разве можно наводить свет прямо в глаза? Ну, право, ничего теперь не вижу…
— А мне видно, — хрипло пробасил парень в матросской тельняшке. — Как хотите, могу убрать. Значит, вам Поталина?
— Да.
— Тогда заходите. Поталин как раз сейчас здесь. Может, вы нам компанию составите? Входите в парадную — сразу же первая дверь налево…
Таня нахмурилась — не очень-то он вежлив, но ничего не поделаешь, теперь отступать уже поздно. Она вошла в подъезд дома, нащупала дверь, толкнула ее и оказалась в плохо освещенной низкой комнате. Парень в тельняшке предупредил, что садиться на табуретку не следует — только что подломилась ножка… Почувствовав взгляд устремленных на нее глаз, Таня спросила:
— А кто же из вас Поталин?
Никто не отвечал. Таня стала внимательно разглядывать сидевших за столом людей. Вместе с парнем в тельняшке их было пятеро. Только теперь она поняла, что попала в очень пьяную компанию.
На столе высилась почти полностью распитая четверть водки, в большой миске лежали соленые огурцы. Трое сидевших за столом дремали, и только парень в тельняшке да его товарищ в красной безрукавке не выпускали из рук граненых стаканов.
— С нами, может, по маленькой не побрезгуете? — спросил парень в тельняшке, но, не дождавшись ответа, вышел в соседнюю комнату.
Юноша в безрукавке многозначительно посмотрел на Таню и подмигнул ей.
— Голова у него ослабела… А может, и на самом деле компанию составите?
— С ума вы сошли! — раздраженно проговорила Таля, вставая со скамьи. — Разве я пришла бы сюда, если бы знала, что встречу здесь таких пьяниц?
Юноша в безрукавке тоже поднялся; он был высок и еще шире в плечах, чем его товарищ. Подняв левую бровь, он сердито ответил:
— Я — Поталин. А если вам компания не нравится, могли и не приходить… Никто вас сюда не приглашал.
— Я к вам по делу пришла, а не для пустых разговоров…
— Конечно, раз ученая барышня явилась к рабочему человеку, так уж сразу и считает нужным моралю читать…
— Не моралю, а мораль! — поправила Таня.
— Ну хорошо, пусть мораль, — насмешливо проговорил Поталин, чувствуя, что хмель проходит, но голова с каждой минутой становится тяжелее. — А дальше что, милая барышня?
— А дальше то, что я вам не барышня, а товарищ Игнатьева. К тому же незачем вам, рабочему, хвастаться своей безграмотностью. Я тоже дочь рабочего, если это вас интересует.
— Меня все, что касается вас, барышня, интересует, — с неожиданной ласковостью в голосе ответил Поталин, но тотчас же, обидевшись, зло проговорил: — А вообще-то, если собираетесь меня попрекать, можно нам и расстаться.
— Я и не хочу у вас задерживаться. Дорогу отсюда найду…
— Конечно. Это не в Северном Деловитом океане, где по льду не сыскать пути…
— Не в Деловитом, а в Ледовитом.
— А я что сказал? — ответил обиженный Поталин. — Я и говорю — в Деловитом.
Нечего сказать, хорошего ученика подобрали ей в бюро институтской ячейки комсомола. Она обязательно на первом же собрании выступит и расскажет, как встретили ее на Новопроложенной улице.
— И снова наврали! — вскрикнула Таня. — Впервые вижу человека, который не стыдится своей неграмотности. Мало того, вы упорствуете в ошибках. Зачем вы опять говорите о Деловитом океане вместо Ледовитого?.. А что такое океан, вы знаете?
— Знаю, — неуверенно ответил Поталин. — Океан — это…
Чувствуя, что никакого путного объяснения сейчас не придумать, он решил отделаться от этой тоненькой девушки в полосатом плаще.