— А если я и малограмотен, вам-то какое дело? Никак не пойму — зачем вы затесались в нашу компанию?
Это уж слишком было обидно! Как он смеет так говорить? Она затесалась в пьяную поталинскую компанию!
— И какую же вы тоску навели. Эх, ты… рыженькая…
Он подходил к ней все ближе, тяжелым сапогом наступил на ногу и, осмелев, взъерошил ей волосы. Таня почувствовала, как закипает кровь от злости и раздражения.
— Ах, так! — закричала она и со всего размаху ударила Поталина по щеке.
Поталин покачнулся. Правая щека стала красной, и он приложил руку к пламенеющему лицу. Неожиданное окончание спора привело его в самое благодушное и веселое настроение.
— Молодец! — сказал он, отступая. — Право слово, молодец. Вот это мне нравится. Особенно ежели вы слышали, что не встречал еще Поталин такого человека, который его припечатывал оплеухой. А уж вы-то, наверно, знаете, если ко мне в гости пожаловали, кто я таков. Ну и ладно, ну и хорошо, — хохотал он. — А все-таки скажите, по какому делу пришли?
— Пришла по путевке комсомола. У нас в институте создана группа в помощь малограмотным. Я получила назначение к вам. С вами буду заниматься — русским языком, арифметикой, географией.
— Вот оно что! — удивленно протянул Поталин. — Пашка! — закричал он. — Иди-ка сюда.
Тотчас явился парень в тельняшке.
— Зачем звал? — осведомился он, с любопытством разглядывая Таню.
— Хочу показать тебе мою будущую учительницу.
— Да что ты! — покатываясь со смеху, сказал Пашка. — Вот уж никогда бы не подумал…
— Нет, она по-серьезному говорит, ее из института ко мне направили…
— Придется тебе завтра же начать занятия…
— Завтра не могу, у нас на Старом механическом большой день, а живем мы от работы далеко. Вот уж послезавтра милости прошу. Даже сумку с пеналом приобрету на последние деньги… Вы уж позвольте мне адресок ваш. Как освобожусь, попрошу товарищей вам письмецо написать.
Это было последнее испытание, которое могла вынести Таня. Написав на листке свой домашний адрес, она, не прощаясь, вышла из комнаты.
— Может, проводить позволите?
— Не беспокойтесь… Сама дорогу найду.
На улице теперь стало еще темней. Нечего и помышлять, что удастся найти мостки, по которым шла она недавно, и Таня смело зашагала по лужам, хотя в ботах у нее хлюпало и ноги совсем промокли. Только в двенадцатом часу ночи добралась она до трамвайной остановки. На недоуменные вопросы Марии Игнатьевны, не привыкшей к такому позднему возвращению дочери, Таня ничего не ответила, наскоро поужинала и поднялась в свою комнату. Там, сев на табуретку перед низкой печкой, она после долгого раздумья твердо решила отказаться от уроков с Поталиным. «Нет уж, как вам будет угодно, товарищи, но к нему я больше ни за что не пойду».
Мария Игнатьевна рано вернулась домой. Не успела она снять пальто, как в дверь робко и неуверенно постучали. «Странно, кто так тихо стучит? Ведь звонок есть; чего бы, казалось, проще дернуть за ручку…»
Она открыла дверь и увидела стоявшую на крыльце девушку в зеленом берете.
— Вы к кому? — спросила Мария Игнатьевна, сверху вниз глядя на застенчивую девушку, испуганно поднявшую голубые глаза.
— Мне надо Татьяну Дмитриевну Игнатьеву…
— Придется немного ее подождать. Но вы не стесняйтесь, проходите.
Девушка сняла беретик, подошла к зеркалу и несколько мгновений внимательно рассматривала свое отражение, потом села на краешек стула.
Ласково положив руку на плечо девушки, Мария Игнатьевна спросила:
— Вы вместе с Танюшей учитесь?
— Нет.
— А где с нею встречались?
— Мы с Татьяной Дмитриевной незнакомы…
— Значит, по делу какому-нибудь из института?
— Нет, и не из института…
Мария Игнатьевна уселась с вязаньем возле печки, и спицы быстро замелькали в ее проворных руках.
— Я с вами поделиться хочу, — заговорила наконец девушка. — Дочка-то, наверно, вам рассказала, что с нею приключилось?
— Нет, ничего не рассказывала.
— Извините, не знаю, как вас звать-величать…
— Мария Игнатьевна.
— А меня Нюрой зовут.
— Очень приятно.
Нюра нерешительно посмотрела на Марию Игнатьевну, зажала в кулачке кружевной носовой платок и смущенно сказала:
— Я с прошлого года на Старом механическом в конторе работаю. А теперь у них в бюро машинистка заболела, меня вместо нее взяли. Я ведь комсомолка, мужа вашего, Дмитрия Ивановича, не раз видела… а с вами повстречаться до нынешнего дня не довелось…
В ее бессвязном и путаном рассказе была недомолвка, обеспокоившая Марию Игнатьевну.
— Вы уж, пожалуйста, без предисловий рассказывайте… Случилось с Таней что-нибудь?
— Именно… случилось, — тихо, почти шепотом, ответила Нюра, и Мария Игнатьевна, отложив в сторону вязанье, пристально посмотрела на нее. — Вы знаете, у меня есть брат…
«Уж не романическая ли какая история с моей Танюшей?» — тревожно подумала Мария Игнатьевна.
— Я братом не очень довольна… Он парень хороший, когда трезв, а уж пьяный — никуда не годится… И надо же было, что Татьяна Дмитриевна к нему именно в загульный день попала…
— Ничего не понимаю… Зачем моей Тане нужно было ходить к вашему брату? Ведь они же незнакомы.
— Недоразумение вышло… Потому я к вам и пришла.
Мария Игнатьевна терпеливо ждала, пока девушка перейдет к рассказу о вчерашнем происшествии, которое Таня почему-то утаила от матери.
— Явилась она как раз в то время, когда у брата дружки собрались, а меня дома не было. Ну, пили, конечно, гуляли. И вдруг появляется девушка, чистенькая, с книжками, и сразу попадает в такое безобразие…
Нюра вздохнула и, положив в верхний карманчик платья скомканный кружевной платок, решительно сказала:
— Ее направили из института, чтобы грамоте брата подучить, — он ведь, кроме своей фамилии и цифр, ничего писать не умеет. Я в городе давно, а он в деревне батрачил. Будь я дома, конечно, на него повлияла бы, а ему самому и не понять, что он наделал…
— Но как же вы нас нашли?
— Татьяна Дмитриевна свой адрес оставила. Я по фамилии да по отчеству и признала, что была у нас дочка Дмитрия Ивановича.
Мария Игнатьевна не могла сдержать улыбки — какие глупые мысли пришли было ей…
Улыбнулась и Нюра.
— Брат очень нервничает. Он, знаете, сам меня и послал, — доверительно зашептала Нюра. — Со мною пришел, у ваших ворот дожидается.
— А вы его сюда позовите, — радушно сказала Мария Игнатьевна. — Таня скоро придет, вот тогда недоразумение и разъяснится.
— Какая вы хорошая! — прошептала Нюра. — Другая мать обиделась бы за свою дочку.
— Таня сама за себя постоять сумеет.
— Можно мне за братом сбегать?
— Конечно.
Через несколько минут Нюра снова появилась. Вслед за нею, смущенно кланяясь, шел Поталин.
Мария Игнатьевна с интересом рассматривала нового знакомца. Дешевенький бумажный пиджак топорщился на его груди, яркий многоцветный галстук выпущен поверх жилета. Поталин молчал, молчала и Нюра. Наконец раздался звонок.
— А тебя гости ждут, — с усмешкой промолвила Мария Игнатьевна, открывая Тане дверь.
— Мне теперь не до гостей. К зачетам надо готовиться.
— Это уж твое дело. Я их не звала.
— И я никого не приглашала.
— Значит, сами пришли…
…И удивилась же Таня, увидев Поталина и незнакомую девушку.
Поталин не посмел и слова сказать в ответ на Танино приветствие и умоляюще смотрел на сестру.
— Вася боялся к вам один заявиться, вот и пришлось мне сопровождать брата, — сообщила Нюра. — Очень он нервничает из-за вчерашнего. Сегодня, знаете, места не находил, пока я не придумала, что надо извиниться.
Таня с опаской посмотрела на него, словно боялась, что и сегодня Поталин пьян.
— Я вас предупредить должна, что больше ничего подобного не будет. Вы спокойно можете приезжать на Новопроложенную улицу. Брат так прямо и говорит, что теперь заниматься станет с полной охотой. Хочется ему быть грамотным.
— Верно, — решился наконец вставить слово Поталин. — И сам не пойму, с чего я на вас так напал. И, главное, из-за этого проклятого Северного Деловитого океана почему-то осерчал…
— Вы снова старую ошибку повторяете, — рассмеялась Таня. — Я же вам вчера несколько раз объясняла, что никакого Северного Деловитого океана нет, есть Северный Ледовитый океан. Понимаете?..
— А я что говорю? — неожиданно огрызнулся Поталин и вдруг, пересилив себя, покорно сказал: — Верно сказали вы, Ледовитый…
— Ну то-то же. Знаете, это даже интересно. Вы удивительно упрямый человек.
— Не приходится отрицать. Очень он неуступчив, — согласилась Нюра. — Я и сама удивилась, что сегодня он еще ни с кем не спорит.
— Больше я не буду, — не глядя на Таню, пообещал Поталин.
— Тогда я не стану отказываться от занятий с вами.
— Вот и хорошо! — обрадовался Поталин и поднялся со стула.
— Позвольте уж мне вмешаться в разговор, — сказала Мария Игнатьевна. — Таня вас грамоте выучит быстро. Но не лучше ли заниматься здесь, а не в вашем общежитии? Ведь там снова могут быть неприятности. Ну, скажем, придут товарищи и захотят выпить с вами. Тогда уже не до уроков будет…
— Это точно, — поспешно согласился Поталин. — Особенно если матрос Пашка придет. Вы извините, — обратился он к Марии Игнатьевне, которая, казалось ему, была единственной его защитницей в незнакомом доме. — Вы извините, он из флота уже давно ушел, но мы его Пашкой-матросом зовем, потому что никогда со своей форменкой не расстается… А уж если Пашка пить захочет, никто на свете его не отговорит.
— Ну, так и будете к нам приезжать с Таней заниматься, — поспешно повторила Мария Игнатьевна. — А если она вам что-нибудь не сумеет объяснить, я ей помогу.
— Спасибо большое. А уж вы на меня не сердитесь, — добродушно ответил Поталин и в первый раз за весь вечер посмотрел в глаза Тане. — Нюрка верно говорит, упрямый я.
— И Нюркой вы ее зря называете. Очень грубо.