Надо признать, беседа наша приняла совсем не тот оборот, на который я рассчитывала. Все, что я до сих пор слышала о ней, никак не предполагало, что Изабель Ван Аллен может мне понравиться. Теперь же что-то изменилось… Не то чтобы эта женщина вызвала у меня сострадание – она не из тех, кто напрашивается на него. И все же показалось, что она приоткрыла мне нечто такое, что обычно скрывала за маской невозмутимости и безупречного внешнего вида.
– Обрести счастье никогда не поздно, – заметила я.
Изабель посмотрела на меня, и этот взгляд, казалось, так и прожигал насквозь.
– Как вы считаете, миссис Эймс, люди должны расплачиваться за свои грехи? – спросила она.
Я колебалась, не зная, что ответить.
– Считаю, что грехи можно искупить, – ответила я после паузы.
Какая-то тень пробежала по ее лицу. Можно было бы принять это за презрение, если бы я не видела, какая глубокая грусть затаилась в ее глазах.
– Хотелось бы в это верить, – заметила Изабель и поднялась. – Но, увы, порой мне кажется, что уже слишком поздно. И я могу сделать лишь одно – подготовиться к расплате. Хорошего вам дня, миссис Эймс.
Она вышла из комнаты прежде, чем я смогла придумать хоть какой-то ответ. И вот я осталась одна. И принялась размышлять на тему того, за какие такие грехи должна расплачиваться Изабель Ван Аллен.
Плотно позавтракав, я решила навестить Лаурель, а уже потом вытаскивать мужа из постели.
Кузина в шелковом халате ярко-золотистого цвета сидела перед камином и пила кофе, рядом на столике стоял на подносе недоеденный завтрак.
– Просто не в силах заставить себя спуститься вниз, – сказала Лаурель, когда я уселась напротив. – Нет уж, увольте, после того, что случилось вчера вечером… Просто тошнит при одном только воспоминании. Неужели и утром все будет так же ужасно?
– Очевидно, все испытывают те же чувства, что и ты. За завтраком были только мисс Ван Аллен и я.
– Бедняжка Эймори. Мы поступили жестоко, оставив тебя наедине с этой особой. Я непременно буду за ленчем, обещаю. Она была просто невыносима, да?
– Ничего подобного. Она очень интересная личность, – задумчиво произнесла я. – Послушай, Лаурель, можешь рассказать, что произошло той ночью?
Она не стала спрашивать, какую ночь я имею в виду. Какое-то время сидела молча, затем отодвинула чашку с блюдцем и еще плотней укуталась в халат.
– Честно скажу, не знаю, – проговорила она наконец. – В этом-то и есть самое ужасное. Похоже, никто толком не знает, что именно произошло. Может, все могло бы сложиться иначе, если бы мы сами вели себя по-другому.
Голос ее стих, а я терпеливо ждала продолжения, давая ей время собраться с мыслями.
– Это случилось после одной из долгих вечеринок. С окончанием уик-энда почти все уже уехали в Лондон, осталась совсем небольшая компания. Время было послеобеденное. Все мы пребывали в возбужденном состоянии и жаждали приключений. Кто-то – теперь уже не помню, кто именно, – предложил пойти на озеро и покататься на лодках. И нам показалось, это блестящая идея. Но потом мы обнаружили, что вода вдоль всего берега замерзла, и отправились в летний домик. Кто-то развел огонь. И еще там был фонограф, кажется, его притащила Изабель. Там еще стоял такой маленький письменный столик. И она ходила туда писать. Еще тогда. Мы танцевали, хохотали. Ну и еще там было довольно много выпивки… и всякого другого.
– Наркотиков?
– Да. Ты знаешь, я никогда не интересовалась такими вещами. Но если честно, наверное, я позволила себе немного лишнего в тот уик-энд, сама от себя не ожидала. Еще выпила бокала два вина и вскоре после этого решила вернуться в дом. Прошла в свою спальню и уснула. И только утром узнала, что случилось что-то страшное. Я как раз спустилась к завтраку, как вдруг услышала Фриду. Она бежала от летнего домика и кричала. Знаешь, до сих пор в кошмарных снах слышу этот ее крик.
Так, значит, тело обнаружила Фрида Коллинз, последняя гостья, которая должна была прибыть завтра вместе со своим мужем Филиппом. Фрида – единственная из всей этой компании, с кем я была знакома, не считая, разумеется, Лаурель. Мы вместе учились в школе, но со дня трагедии я с ней не виделась и не говорила. Интересно, подумала я, зачем ей понадобилось выходить на улицу тем ранним холодным утром, тем более после бурно проведенной ночи?
– И все мы выбежали из дома узнать, что случилось, – продолжила Лаурель, – сбежались из разных концов дома и комнат, уж очень страшно и пронзительно она кричала, выла прямо как сирена. У Фриды была истерика, она указывала на летний домик. Все мы бросились туда и…
Тут Лаурель умолкла, и я дала ей время успокоиться и собраться с мыслями.
– А потом мы нашли его мертвым в снегу, – тихо пробормотала она. – Это было ужасное зрелище, Эймори. Он был… белый-белый. И глаза открыты и смотрят в никуда. И такое жуткое выражение лица…
Лаурель содрогнулась. Она до сих пор не оправилась от случившегося.
– Прости, дорогая. Если не хочешь больше об этом говорить…
Она упрямо покачала головой:
– С тех пор прошло много времени. Наверное, мне следовало рассказать об этом раньше.
– Ну и что же было потом? – спросила я.
– Врача вызвал Гаррет. Вроде бы он же позвонил в полицию. Он был единственный из нас, кому удавалось сохранить хладнокровие.
Мне показалось немного странным, что мистер Уинтерс с мечтательным взглядом был единственным, кто сохранил присутствие духа и догадался вызвать представителей власти.
– И все собрались там, где нашли тело?
– Ну… вроде бы да. Фрида осталась в доме, ей стало плохо. Филипп пошел присмотреть за ней. Помню, что Брэдфорд отвернулся и его вырвало. Беатрис догадалась принести из летнего домика одеяло и прикрыла им Эдвина. Все остальные просто стояли и ждали, когда приедет доктор.
– Который сказал, что причина смерти – наркотики и переохлаждение?
– Да, такой он сделал вывод. Ну и все мы тоже так думали, до тех пор пока…
Пока Изабель Ван Аллен не написала книгу.
– Мисс Ван Аллен обвинила Брэдфорда Гленна в убийстве, и вскоре после этого он покончил с собой. Как тебе кажется, он и впрямь мог убить Эдвина Грина? – спросила я.
Лаурель покачала головой, словно отгоняя неприятные видения, затем попробовала ответить на мой вопрос:
– Нет, не думаю. Вообще я не слишком хорошо была знакома с этими людьми. Нельзя по-настоящему узнать человека, проведя с ним всего один уик-энд, но я не считаю, что он на такое способен. Лично на меня он произвел впечатление очень доброго человека. Уж куда добрее всех остальных.
– В каком смысле добрее?
– Ну, даже не знаю, как объяснить. Так, всякие мелочи, которые я замечала. Ну, например, он, в отличие от остальных, очень вежливо говорил с прислугой. Хорошо относился к Линди, хотя другие ее просто игнорировали. Словом, был воспитанным и приятным во всех отношениях человеком, даже когда это от него и не требовалось.
Довольно сомнительное утверждение, я и сама часто попадалась на эту удочку. Я знала довольно много людей, которые мнили себя филантропами, но за закрытыми дверьми, там, где никто не мог оценить их благостности, превращались в самых настоящих чудовищ.
– И все же… – начала она, – было в нем нечто такое…
Я ждала продолжения.
– Это трудно объяснить, – произнесла наконец Лаурель, – но мне показалось, было что-то странное и неискреннее в том, как он заискивал перед Беатрис. Прямо раболепствовал перед ней.
– Это ты о чем?
Кузина снова замешкалась.
– Точно не знаю, не скажу. Ведь все это было так давно, и я очень старалась забыть, выбросить все из головы. Дело в том, что, когда рядом никого не было, он не слишком старался показать, что Беатрис ему не безразлична. Впечатление было такое, словно он бросал вызов Эдвину Грину, устраивал ради этого настоящее шоу. Впрочем, я не слишком хорошо его знаю, а потому могу ошибаться.
Но я сомневалась. Лаурель отлично разбиралась в людях.
– А ты помнишь, кто последний видел Эдвина Грина в живых?
– Должно быть, Брэдфорд. Они тем вечером передрались, и все позже говорили, что в летнем домике остались только эти двое. Наверное, поэтому Изабель и решила, что именно Брэдфорд его убил. Оба они были влюблены в Беатрис, понимаешь?
Я удивилась ее словам, хотя прежде и слышала о предполагаемой связи Беатрис с этими двумя мужчинами. Однако, увидев Беатрис Лайонс Клайн, никогда бы не подумала, что она того типа женщина, ради которой мужчины готовы поубивать друг друга. И в этом моем предположении не было ничего унизительного. Просто мне казалось, что из-за такой сдержанной и холодной на вид женщины не могли разыграться столь бурные романтические страсти. На роль роковой красавицы гораздо больше подходила Изабель Ван Аллен, загадочная и чувственная. Хотя, разумеется, сердцу не прикажешь, и тут ничего предугадать нельзя.
– А Изабель и Брэдфорд были в хороших отношениях? – спросила я.
Кузина пожала плечами:
– На первый взгляд да. Но я же говорила, никого из них я хорошо не знала. Хотелось бы знать больше, но в ту пору я была в этой компании чужаком, – пояснила она. – Что, разумеется, не помешало мне составить определенное мнение о каждом. И одни нравились мне больше других, но ни за что бы не подумала, что кто-то из этих людей способен на убийство.
– Возможно, Изабель просто не понимала, какой эффект вызовет ее книга. Возможно, она никому не хотела причинить вреда, – заметила я, хотя сама не слишком-то в это верила.
Лаурель, похоже, разделяла эти мои сомнения. Подняв голову, она взглянула на меня с мрачным видом.
– Думаю, нынешний ее визит доказывает совсем обратное.
И, разумеется, она была права. Да Изабель сама призналась в том, что приехала сюда заставить кого-то расплатиться за грехи.
– Сама я не против нового скандала, – призналась Лаурель. – Но меня ужасно беспокоит Реджи. Нервы у него совсем расшатались. И вообще после войны он стал совсем другим человеком. А потом случилась эта ужасная история, и я испугалась, что он так и не придет в себя. Я очень надеялась, что он уедет куда-нибудь и забудет все это. И думала, что все случившееся в Лайонсгейте осталось позади, но, похоже, от прошлого убежать невозможно.