езависимости являются голяки, богачи и различные партии. Я говорю здесь о демократии как о чем-то грядущем. Теперешняя же так называемая демократия отличается от старых форм правления единственно только тем, что едет на новых лошадях; дороги же и экипажи остались прежними. Но меньше ли от этого стала опасность, грозящая народному благосостоянию?
294
Рассудительность и успех. Рассудительность – это высокое качество, являющееся, в сущности, высшей добродетелью из добродетелей, матерью и владычицей всех добродетелей, – не всегда в обыденной жизни пользуется успехом; человек, рассчитывающий посредством этой добродетели добиться успеха, очень ошибется, если выберет ее себе в подруги жизни. Практичные люди относятся к ней недоверчиво и смешивают ее со скрытностью и хитрым лицемерием. Человек же, не обладающий рассудительностью и быстро на все решающийся, считается честным, простым и надежным малым. Таким образом, практичные люди недолюбливают рассудительного и считают его для себя опасным. С другой стороны, непрактичные и преданные удовольствиям люди, не размышляющие ни о своем поведении, ни о своих обязанностях, легко принимают человека рассудительного за боязливого, ограниченного педанта и находят его неудобным, так как он не так легко относится к жизни, как они: он олицетворяет для них ходячую совесть, и при виде его дневной свет меркнет в их глазах. Но если рассудительный человек и не пользуется расположением людей и успехом среди них, то все же может в утешение себе сказать: «как ни высок налог, который приходится платить за обладание драгоценнейшим преимуществом людей, все же оно стоит его!»
295
Et in Arcadia ego[74]. Стоя на высоком холме, я сквозь древние сосны и ели смотрел вниз, на расстилающееся передо мною зеленое море: вокруг меня возвышались обломки скал, под ногами земля пестрела цветами и зеленью. Передо мною, двигаясь, разбрелось стадо; вдали, неподалеку от мелкой хвойной поросли, при свете вечернего солнца резко выделялись коровы, группами и поодиночке; другие, стоявшие ближе, казались темнее. Всюду было разлито спокойствие и вечерняя сытость. Часы показывали около половины шестого. Бык, принадлежавший к стаду, вошел в пенящийся поток и медленно подвигался, борясь с его стремительным течением и уступая ему: он как будто находил в этом какое-то жестокое удовольствие. Здесь были два смуглых создания – пастух и пастушка, одетая почти как мальчик. Налево возвышались склоны скал и снежные поля, опоясанные широким рядом лесов; а направо, высоко надо мною, как бы плавали в солнечном тумане два громадных ледяных гребня. Все дышало величием, тишиной и ясностью. Эта красота наполняла сердце трепетом и вселяла немое благоговение к моменту ее создания. Невольно, как нечто вполне естественное, мне представились греческие герои в этом чистом мире света (на котором нет отпечатка неясных стремлений, недовольства, оглядок на прошлое, заглядываний в будущее, во что-то ожидаемое). Воспринимать впечатления следует как Пуссен[75] и его ученики – в героическом и идиллическом духе. Так жили некоторые люди, кладя свой вечный отпечаток на мир и ощущая этот мир в себе; и между ними был один из величайших людей – изобретатель героически-идиллической философии Эпикур.
296
Вычисление и измерение. Быстрота умственного счисления, то есть искусство видеть одновременно многие предметы, взвешивать их между собою, сравнивать, делать при этом быстрый вывод, составлять из них более или менее верную сумму, создает великих политиков, полководцев, купцов. Человек же, который видит только один предмет и считает его единственным руководящим мотивом жизни и судьею над всем остальным, – такой человек становится героем или фанатиком и меряет все одной меркой.
297
Не следует глядеть не вовремя. Пока человек что-либо переживает, он должен вполне отдаваться моменту, и притом с закрытыми глазами, чтобы не быть вместе с тем и наблюдателем. Последнее обстоятельство помешало бы хорошему перевариванию переживаемого, и в результате вместо мудрости получилось бы расстройство желудка.
298
Из практики мудреца. Чтобы сделаться мудрецом, надо переживать известные события и таким образом прямо бросаться им в пасть. Это, разумеется, очень опасно: многие «мудрецы» при этом погибали.
299
Усталость духа. Наша случайная холодность и равнодушие к людям, принимаемые ими за жесткость как недостаток характера, часто проистекают от утомления духа. В этом случае все становятся нам в тягость, и мы ко всем, даже к себе, относимся равнодушно.
300
«Одно необходимо». Когда человек умен, ему нужно только одно: чтобы в сердце его царила радость. Ах, прибавим к этому еще: если человек умен, то ему лучше всего постараться стать мудрым.
301
Доказательство любви. Кто-то сказал: «я никогда долго не размышлял о двух лицах; это служит доказательством моей любви к ним».
302
Как стараются улучшить дурные аргументы. Некоторые люди бросают вслед за дурными своими аргументами частицу своей личности, как будто это может помочь аргументам найти более правильный путь и из дурных превратиться в хорошие. Здесь происходит то же, что с игроками в кегли: бросив первый шар, они размахиванием второго шара и всем положением своего тела как бы стараются придать первому должное направление.
303
Честность. Слишком мало, если человек служит образцом честности по отношению к чужим правам и к чужой собственности: ребенком не рвет ягод в чужом саду, а взрослым не топчет нескошенного луга; мы берем мелкие факты, потому что они, как известно, дают более наглядные доказательства, чем крупные, для подобного рода образцового поведения. Этого, говорю, слишком еще мало: человек при этом все еще только «юридическое лицо» с той степенью нравственности, на которую способно даже общество, толпа людей.
304
Человек! Что значит тщеславие тщеславнейшего из людей перед тщеславием самого скромного, чувствующего себя «в природе и в мире человеком»!
305
Самая необходимая гимнастика. Вследствие недостатка самообладания в мелочах можно лишиться этой способности и в более крупных вещах. Если человек в течение дня ни разу не отказал себе ни в одном своем, хотя бы мелочном, желании, то он дурно воспользовался этим днем и дурно подготовился к следующему. Подобного рода гимнастика необходима для человека, если он хочет иметь удовольствие управлять собой.
306
Терять себя. Если человек находит себя, то он должен уметь время от времени терять себя и потом снова находить, предполагая, что человек этот – мыслитель. Для него даже вредно быть вечно привязанным к одному и тому же лицу.
307
Когда следует прощаться. Ты должен, хотя бы на время, проститься с тем, что желаешь изучить и измерить. Только покидая город, ты замечаешь, как высоко над домами возвышаются его башни.
308
В полдень. Душой человека, на долю которого выпало деятельное и бурное утро жизни, овладевает в полдень странная жажда спокойствия, могущая длиться месяцы и годы. Вокруг него все тихо, голоса звучат где-то далеко и удаляются все больше и больше; солнце светит на него с высоты. На уединенной лесной лужайке видит он заснувшего великого Пана; все в природе вместе с ним погрузилось в дремоту с выражением вечности на лице – так думается ему. Он ничего не хочет, ни о чем не заботится, сердце его перестало биться, живо только зрение: это смерть с открытыми глазами. Человек, находясь в таком состоянии, многое видит из того, чего раньше он никогда не видел, и все кажется ему сплетенным в светлую сеть и прикрыто ею. Он при этом чувствует себя счастливым, но какое это тяжелое счастье! Однако вот ветер начинает шуметь меж деревьев; полдень миновал; жизнь снова влечет его к себе, жизнь с ослепленными глазами в сопровождении своей шумной свиты, состоящей из желаний, обманов, грез, забвений, наслаждений, гибели и исчезновений. Так наступает вечер жизни, более бурный и более деятельный, чем само утро. Для особенно деятельного человека слишком продолжительный период приобретения знаний кажется чем-то почти страшным, болезненным, но не неприятным.
309
Остерегайтесь своего художника! Великий художник, сумевший выразить на портрете все скрытые душевные свойства и наклонности человека, при встрече с этим человеком в обыденной жизни почти всегда видит в нем только карикатуру.
310
Два основных положения новой жизни. Первое положение: необходимо установить жизнь на верной, доказанной основе, а не на отдаленной, туманной и неопределенной, как было раньше. Второе положение: прежде чем устроить свою жизнь и придать ей окончательное направление, необходимо твердо установить, что считать ближайшим и близким, более верным и менее верным.
311
Опасная раздражительность. Даровитых, но ленивых людей всегда немножко раздражает, когда кто-нибудь из их друзей успешно заканчивает свою работу. В них пробуждается ревнивое чувство, они начинают стыдиться своей лености или, вернее, опасаться, что деятельный человек станет презирать их сильнее, чем прежде. В таком настроении они приступают к критике нового произведения, и критика их, к величайшему изумлению человека, вызвавшего ее, обращается в месть.
312
Разрушение иллюзий. Иллюзии, конечно, принадлежат к числу очень дорогих удовольствий; но разрушение иллюзий, рассматриваемое как удовольствие, несомненно испытываемое некоторыми людьми, обходится еще дороже.
313
Однообразное в мудреце. У коров встречается иногда выражение удивления, граничащее с вопросом. Наоборот, во взгляде высокоинтеллигентных лиц разлито выражение nil admirari[76], напоминающее однообразный цвет безоблачного неба.
314
Не слишком долго болеть.