Так что нет, это не ложь. Всё лежало гораздо глубже.
Она сделала себе чашку бобово-лукового супа, уселась в одиночестве за кухонную стойку, и была почти уверена, что в таком расстройстве ей и кусок в горло не полезет. Но вопреки ожиданию еда вроде как даже успокаивала. В доме стояла почти приятная тишина. Наверное, это связано с уровнем сахара в крови, как сказал бы папа. Кожа птицы начала блестеть, словно покрытая слоем масла или воска. Это вещество могло испачкать стойку. Кара подумала, не вернуть ли тело обратно, чтобы птенцы поняли, что ждать нечего. Что они теперь сами по себе. Хорошо бы у них получилось вернуться в гнездо. Маленьких нектарниц запросто могли съесть, если они лишатся укрытия.
— Блядь, — сказала Кара пустому дому, а потом смутилась, шокированная собственной дерзостью.
Мама не допускала сквернословия даже от папы, но сейчас их здесь не было. Так что, словно пробуя на прочность незыблемость домашних правил, Кара повторила:
— Блядь.
Ничего не произошло, поскольку никто, само собой, за ней не следил. А раз так…
Отборочный дрон лежал в керамическом кейсе за маминой кроватью. Застёжки начали ржаветь по краям, но ещё работали. Они слегка оцарапали пальцы, когда Кара открыла кейс. Дрон представлял собой комплекс вихревых двигателей размером с большой палец, соединённых системой гибких шарнирных стержней, что давало возможность пересобрать его в дюжину различных конфигураций. Две дюжины сменных отборочных манипуляторов, предназначенных для любых задач от резки камня до взятия анализов крови, стояли в кейсе, как солдаты, но Кару интересовали только три хватательные. Она сунула манипуляторы в карман, положила дрон на бедро, будто ребёнка, снова закрыла кейс и отправилась в сарай.
Птица и дрон поместились в папину тележку, и осталось ещё много свободного места. Она подумала, не прихватить ли ещё и небольшую лопату. С помощью дрона Кара усадит птенцов в гнездо, а потом предаст маму-птицу земле. Этим ничего не вернёшь, но раз это можно сделать, она сделает.
Солнце медленно соскальзывало в ночь. С востока полз низкий туман с отчётливо мятным запахом, тени деревьев отливали зеленью на фоне краснеющего света. Одно из колёс тележки за спиной Кары временами заедало и спотыкалось словно икая, потом начинало ехать снова. Опустив голову и сжав губы Кара шагала прямиком к пруду. От решимости почти сводило лопатки.
Лес в основном принадлежал ей. Зан тоже здесь играл, но с другими ребятами ему нравилось больше, и в городе он бывал чаще. Мама и папа никогда не уходили далеко от дома, разве что на работу в общественном парнике (в котором на самом деле не было никакого пара) для пополнения запасов еды. Кара знала звуки леса, пусть даже не всегда могла определить, что их издаёт. Она отличала завесу вьющейся лозы от прямой, крик красного зазывалы от крика зелёного. Большинство живущих здесь тварей не имело названий. Лакония — целый мир, а люди жили в нём всего около восьми лет.
Даже если Кара будет всю оставшуюся жизнь каждый день давать имена всему, что видит, большинство из местных видов так и останется безымянным. Её это мало заботило. Они просто занимали свои места. Вещи, о которых ее одноклассники или взрослые разговаривали, получили названия сами собой. Нектарницы, верёвочные деревья, зубные черви, стеклянные змеи, подозреваки. Те, о которых не говорили, в именах не нуждались, и даже если бы Кара и дала им названия, то сама бы их, скорее всего, просто забыла.
И тут, в общем, ничего странного. Все имена получаются примерно так. Условные обозначения вещей, чтобы о них могли говорить люди. Лакония была Лаконией потому, что так её назвали. До того, как пришли люди, у неё не было имени. А если и было, те, что дали это имя, давно умерли, так что неважно.
Она добралась до пруда, когда высокие облака, подсвеченные последними лучами солнца, превратились в несколько ярких золотых мазков в небе. Маленькие нектарницы всё ещё сидели в воде, и тревожно запищали с её появлением. Вода уже потемнела, будто притянула тени из-под деревьев. Скоро появятся ночные звери — скребки, обезьяньи палачи, стеклянные змеи. Она подключила дрон к планшету. Панель управления выглядела сложнее, чем привыкла Кара, с висящим сбоку списком из полудюжины совершенно непонятных режимов работы. Наверняка всё, что требуется, можно сделать на одних базовых настройках.
Нужно лишь достать детёнышей из воды и спрятать в гнезде. Может, дать им немного еды. Сделать то, что делала мама-птица. Потом похоронить маму-птицу, и всё будет… нет, не хорошо. Но по крайней мере чуть лучше, чем плохо. Кара достала из кармана манипуляторы и, щурясь в сгущающемся мраке, на вид прикинула, который из них подойдёт, чтобы схватить маленькое тело и не навредить ему.
— Простите, — сказала она маленьким круглоротым птичкам, цепляя меньший манипулятор к дрону. — Опыта у меня маловато.
Один из птенцов заметил тело матери на тележке и попытался выбраться из воды и доковылять до неё. Почему бы с него и не начать. Кара села в клевер, скрестила ноги, и запустила дрон. Он зажужжал и взвился в воздух.
Первый птенец завопил, зашипел и побежал. Кара улыбнулась и покачала головой.
— Всё хорошо, малыш, — заворковала она. — Всё будет хорошо.
Только хорошо не вышло.
Птенцы рассыпались по берегу пруда и нападали на дрон, когда тот оказывался поблизости. У Кары получилось захватить одного, но в полутора метрах над водой он вывернулся и упал обратно в пруд. Кара не хотела вредить птенцам, но свет угасал все быстрее, а ей нужно было усадить их в гнездо, похоронить птицу и вернуться домой раньше родителей и Зана. Время поджимало и это выматывало ещё больше. Кара не замечала, что стискивает зубы, пока не заболела челюсть. Прошло около часа, а она убрала в гнездо только троих. Птица лежала в тележке с укоризной в слепых глазах. У Кары болели руки, а батарея дрона уже наполовину села.
— Да ладно, — сказала она, глядя как один из двух оставшихся птенцов вывернулся из манипулятора и побежал в заросли на берегу пруда. — Прекращай. Просто…
Она опустила мягкий резиновый коготь дрона, и маленькая нектарница накинулась на него и стала кусать и трепать своими мягкими зубами. Затем вывернула голову и бросилась прочь через пруд, оставляя за собой маленькие водовороты на тёмной воде, потом остановилась, и принялась как ни в чем не бывало жевать крылья, качаясь на поверхности. Кара опустила дрон на землю, пусть просто постоит рядом, а она пока подумает. Два оставшихся птенца были крупнее остальных. Они двигались быстрее сестёр и братьев, и устали гораздо меньше. Может, они уже достаточно выросли, чтобы и без ее помощи не попасться хищникам. Может, им и гнездо уже не нужно.
Один из птенцов подплыл ближе к ней, чирикнул и забил мясистыми бледными крыльями. Дрон не жужжал, и птенец казался спокойным, или раздражённым не больше обычного. Вертел по сторонам чёрными глазами, одинаково безразличный к ночному лесу и пруду, тележке и Каре. Он был так близко.
Она медленно, чтобы не спугнуть, подвинулась вперёд. Птенец нектарницы обнюхивал себя, искал что-то под водой, и Кара ринулась. Холодная вода намочила рукава и обрызгала лицо, но руки крепко держали маленький шарик извивающейся плоти, который шипел и кусался. Кара с ухмылкой встала.
— Ну вот, малыш, — сказала она. — Тебе больно, но теперь ты в безопасности.
Только вот она понятия не имела, что делать дальше. Ей были нужны обе руки, чтобы управлять дроном и манипулятором, но если опустить нектарницу на землю, она просто снова убежит. Гнездо висело довольно невысоко, и чтобы залезть на дерево и до него добраться, вполне могло хватить и одной свободной руки. Кара отступила на шаг, поглядела сквозь листву на предстоящий путь.
Хруст под пяткой озадачил, и в тот же миг вверг в ужас. Она вскрикнула, бросила птенца и отпрыгнула в сторону. Дрон лежал в клевере и блестел. Два вихревых мотора были раздавлены её весом. Она упала на колени, протянула к дрону дрожащую руку, одновременно понимая, что нужно собрать обломки и боясь вообще прикоснуться к ним. Дрон сломался. Мамин дрон, который не заменишь, потому что его сделали на Земле, а с Земли теперь ничего не приходило. Кару окатило чувство чего-то непоправимо ужасного — мысли о сломанном теле мамы-птицы и сломанном дроне громоздились друг на друга в ее голове.
Это уже чересчур. Надо спрятать дрон, по крайней мере пока что. Кейс так и лежит в доме, а мама может и не вспомнить о дроне ещё несколько недель. Месяцев. Кара придержит его здесь и поработает над ним. Если положить его в безопасное место до рассвета, то, возможно, всё ещё будет в порядке. Она подняла дрон, услышала, как стучат друг о друга острые края болтающихся керамических осколков в тех местах, где раньше были гладкие цилиндры, и поняла, что в клевере осталась ещё куча фрагментов. Повинуясь чутью, как воришка, она отнесла дрон подальше от берега пруда. Сунула в небольшой куст и поверх натаскала сухих древесных листьев, едва ли осознавая при этом, что рыдает. Всё будет хорошо. Так или иначе, всё будет хорошо.
И снова хорошо не вышло.
Она обернулась и увидела псов.
Они неслышно выплыли из темноты и теперь стояли здесь прочно, как камни. Пять морд словно извинялись за вторжение.
— Что? — крикнула Кара, махнув на них мокрой рукой. — Что ещё?
Первый пёс — вожак, тот же, что шел впереди и в прошлый раз — сел на задние ноги, повернув к ней морду. Чопорно сложил свои слишком суставчатые конечности. Кара шагнула к псам в порыве стукнуть, наорать, ещё чего-нибудь. Что угодно, чтобы отвлечься от боли. Схватила с тележки лопату, замахнулась… Псы не реагировали. Казалось, Кара их просто озадачила. Она замерла, сделала три долгих, судорожных вздоха, мокрых, холодных и болезненных как только что сорванная болячка, а потом села на тележку рядом с птичьим телом, и зарыдала. Труп съехал, пока трясся в тележке, кожа его блестела от странного смертного воска.
— Я не собиралась ничего ломать, — сказала она. — Я не хотела ничего ломать. А оно всё просто взяло и… сломалось, а я… я… я…