Я впервые сел на квадроцикл. Управление этим средством перемещения далось мне довольно быстро — это не сложно, но столь же быстро я ощутил и его коварство. Коварство заключается в том, что тормоз находится на ручке газа. И поэтому когда ты сжимаешь тормоз, одновременно инстинктивно подворачиваешь газ, тормозишь, и в это же время прибавляешь скорость. Во всяком случае, у меня так получалось. К тому же, нужно научиться чувствовать себя с квадроциклом единым целым: непросто новичку находить баланс, чуть больше перевес вправо или влево — и ты падаешь. Единственное, что меня радовало, что падал я не один. Тот же Володя Платонов сел на квадроцикл, и через две минуты мы увидели, как с противоположной горы, переворачиваясь через себя, летит четырехколесная махина, а параллельно с ней так же кувырком летит Платонов. Поразительно, что эти квадроциклы практически не бьются: то есть у людей могут быть серьезные ушибы и переломы, а им хоть бы что. Ну, может быть, царапина или ссадина…
Сев на квадроцикл, я взлетел на какой-то пригорок, и увидел, что навстречу движется на мотоцикле Анатолий Борисович Чубайс. В эту секунду я осознал, что столкновение неизбежно, но он каким-то невероятным рывком в сторону меня обошел. А я, вместо того, чтобы выехать на некую плоскость, неожиданно оказался на очень крутом спуске, и понял, что это конец, что сейчас разобьюсь. Я мчался вниз, и видел перед собой большую яму. Точно конец! Хотел затормозить, но по неопытности вместо того, чтобы нажать на тормоз, стал прибавлять газ. И это, как выяснилось, меня спасло. Чубайс потом рассказывал, что был потрясен таким мастерским преодолением препятствий. Тормозить стал бы дилетант, а я, прибавив газу, пролетел над коварной ямой, приземлился на другом пригорке и молодцевато въехал в лагерь, затормозив возле палаток. Внутри было ледяное ощущение ужаса, трагедии, смерти.
Ко мне стали подходить ребята и спрашивать, откуда у меня такие замечательные навыки. Я сразу вспомнил историю про Михаила Ромма, который во время съемок фильма запустил в клетку со львом артиста Черкасова. Тот легко погладил его по загривку, все это сняли, и все стали спрашивать Ромма: «Как вы могли?!! Слушайте, это же тренировки, это же должна быть особая психологическая установка!» «Да нет, — ответил Ромм, — просто у этого артиста нет воображения!».
У меня до этого момента тоже не было воображения. Я не знал тогда всего коварства этого квадроцикла.
Почти в это же время Анатолий Борисович на мотоцикле лихо преодолевал сложнейшие подъемы и спуски, и я стал с завистью за ним следить. И тут произошло вот что. На гребне подъема, когда Чубайс очень сильно разогнал мотоцикл, я вдруг увидел, почти в замедленной съемке, что мотоцикл его высоко взлетел, и в этот момент, как в космическом корабле, произошло отделение тела Чубайса от мотоцикла. Мотоцикл полетел дальше, а Анатолий Борисович остался на мгновение в воздухе и рухнул на землю. Произошло это в какие-то доли секунды. Все побежали вызволять его из этой ситуации, и действительно вызволили. Надо отдать должное Чубайсу — он не подал вида, что с ним что-то произошло, и только потом выяснилось, что он очень сильно ушиб колено и… часть спины… совсем нижнюю часть спины…
Через пару дней мы оказались в Самарканде, в частной гостинице, то есть в цивильных условиях. Пропыленные и пропотевшие, все, естественно, сразу полезли в душ и потом встретились за ужином. Анатолий Борисович как-то загадочно спросил у меня:
— Скажите, вы смотрели на себя в зеркало?
— Ну да, я сейчас брился, конечно смотрел…
— Нет, а целиком вы себя осматривали?
— Не-ет…
— А я осмотрел, — задумчиво сказал Чубайс.
— И что?
— Увидел, что сбылась мечта всего российского народа — Чубайсу хорошо отбили задницу!
Но здесь я опять забегаю вперед.
А пока в лагерь подтянулась группа, которая тренировалась в пещере, и на следующий день решено было попытаться «пробить горы».
На 29 апреля по графику экспедиции был назначен «старт квадрового маршрута», и в скобках: «сложный горный off-road». Но я не осознавал, насколько он сложный и насколько горный. «Пробить горы» означает проложить маршрут до следующего лагеря по прямой, через горные вершины, скалы, там, где никто никогда не проходил.
Мы встали утром и начали облачаться: возникли все эти многочисленные «над» и «под»: коленники, локотники; наключичники, щиты на грудь, белье опять же «на» и «под»… Шлем, подшлемник. Очки, рация. Было ощущение, что летим в космос.
…Мы шли по сложнейшему маршруту. Потом говорили, что это «четыре с плюсом». Для сравнения; финал гонки Париж-Даккар — шестая категория сложности. Мы поднялись на высоту 800 м, периодически на разных уровнях возникали пастухи со стадами — как они туда пробираются, я себе не представляю! Саша спрашивал у них, можем ли мы пройти дальше. Старики-пастухи совещались и говорили, что нет, нельзя: «тропинка есть, я могу пройти, ишак может пройти, твой машина не может пройти…»
Но мы упорно пробивали горы.
В этот день я окончательно убедился, насколько важна психологическая установка.
Передо мной все время ехал Данила Абызов — мальчик, который с квадроциклом сжился, как с частью своего тела. Он ехал просто, как на трехколесном велосипеде, легко, глазел по сторонам, и я все время недоумевал, как же так?! Я, толстый противный дядька, боюсь повернуть голову вправо или влево, а мальчик едет на этой махине, как ни в чем не бывало!!! К слову сказать, смотреть по сторонам было очень страшно — справа я видел обрыв, и когда туда срывался камушек, становилось понятно, что это не обрыв, а бездна…
Я упал. Совсем чуть-чуть, летел всего метра два-три, ударился спиной и почти что на меня приземлился квадроцикл. Лежу на спине и поддерживаю его ногой. 650 килограмм. Подбегает Миша Абызов, который шел за мной, и я понимаю, что сейчас наступит освобождение из этого металлического плена. Вместо этого Миша кричит: «Вася! Скорее сюда! Здесь очень хороший кадр!»
Вася был врачом нашей экспедиции. И по совместительству оператором. Сперва он меня отснял, потом вместе с Мишей они сняли с меня квадроцикл. И стали потихоньку проверять целостность рук и ног. Все оказалось целым.
Мы поднимались все выше и выше в горы. Прошли высоту 1300 метров, поднялись на несколько сот метров, и ужас все больше и больше сдавливал мне грудь. Очередной пастух со стадом сказал, что уже НИКУДА нельзя пройти — это предгорья Тянь-Шаньского хребта, и все-таки Саша Давыдов «взревел» своим квадроциклом и повел нас дальше. Мы взлетели на плато, со всех сторон окруженное пропастью. Куда оттуда можно было пройти, или даже как развернуться и спуститься назад, я не понимал. А все почему-то понимали. Все нормально…
Мы идем дальше вверх. В определенном месте Саша останавливает конвой, поднимает глаза к небу и начинает шевелить губами. «Молится, — подумал я, — значит, дела совсем плохи». Саша переводит взгляд на монитор навигатора, снова смотрит вверх и еще раз на монитор… Оказалось, он сверял данные компьютера с положением спутника в небе — самые точные данные навигатор выдает, когда спутник пролетает непосредственно над местом действия, и Саша тщетно пытался определить, где он находится. Не увидел, наверно, потому что четко и определенно произнес: «Нет, не проходим, нужно возвращаться».
Буквально метров через триста падает и выворачивает себе ключицу Саша Чикунов, один из заместителей Чубайса, мастер спорта по каким-то единоборствам — открытый, легкий и, как оказалось, легкоранимый. Еще через десять минут начинается бешеный град, которого я никогда раньше не видел — с неба летели камни. И их удары были ощутимы даже невзирая на нашу космическую амуницию.
Дорога, по которой мы идем — так называемая «полка», на которой снег и камни. Слева отвесная скала, справа обрыв. Ширина полки максимум три метра, и плоскость ее наклонена к скале. Для того чтобы ровно держать квадроцикл, нужно все время свешиваться в сторону ущелья, а подсознание требует прижиматься к скале. Но это значит — упасть.
Мысли мои зациклились на одном: никакой больше экспедиции НИКОГДА!
Небольшая остановка, мы перекусили и подпитались волшебной «живой» водой, которая была у всех в рюкзаках за плечами и действительно восстанавливала силы.
Дорога уже чуть-чуть подсохла после града. До лагеря оставалось совсем немного, и тут я увидел солидную рытвину. Решил притормозить, прижал ручку тормоза и в это же время прибавил газ… Дальше — «жизнь моя, иль ты приснилась мне»! Секунды, когда ты быстро-быстро вспоминаешь все, что в этой жизни с тобой случалось.
Подробности мне рассказывали.
Я помнил только то, что увидел пропасть. Что лечу туда на квадроцикле. Похоже, уже в бессознательном состоянии развернул квадроцикл прямо в воздухе и оттолкнулся от него ногами. Подлетев на несколько метров, я бабахнулся об скалу всей своей мощной грудной клеткой, а квадроцикл при этом, продолжая работать, скатывался назад, плавно устремляясь ко дну ущелья.
Моя красивая красно-бело-зеленая рубашка оказалась как будто прострелянной из пулемета — это были следы от острых камней. Первая мысль после «приземления» была про квадроцикл: грохнется он на меня или нет? В какие-то доли секунды я сообразил, что, слава богу, он пролетел мимо. А вторая мысль была такая. Когда я уезжал, Миша Али-Хусейн, режиссер нашего театра и мой товарищ, все время твердил: «Ты уезжаешь, напиши завещание!» Клянусь, что вспомнил Али-Хусейна!!!
Еще я прочувствовал, что медальон с именем и фамилией, который надели мне на шею перед стартом — я тогда недоумевал, зачем? — очень, очень полезная вещь… Через пару лет по нему легко опознали бы мои останки, найденные на дне ущелья…
Потом я повернул голову и глянул вниз. Квадроцикл, скатившийся туда, казался маленьким-маленьким, как крохотная игрушечная модель…
Конечно же, весь конвой остановился. Рядом оказались Вася, Миша, Саша, начали меня щупать и о чем-то спрашивать. Кажется, что-то вкололи, причем пытались сделать укол в вену, но я сопротивлялся и говорил, что мне не надо вообще ничего и все нормально. У артистов часто бывает такое — они могут сломать во время спектакля руку или ногу и доиграть его до конца, не подозревая, что их персонаж по всем медицинским показаниям не может нормально двигаться… Говорят, что и у хоккеистов, и у других спортсменов такое бывает. В состоянии предельного напряжения с человеком много что бывает.