— Вот это тебе. Нравится?
Кармелита неопределенно кивнула головой. Но глазки, глазки-то загорелись.
— Может, примеришь?
Глаза загорелись еще больше. Ох уж эти женщины. Еще пять минут назад все в мире было мрачно и ужасно. А вот появилась какая-то обновка. И, оказывается, что все не так уж плохо, жить можно.
Кармелита быстренько надела наряд и начала кружиться перед зеркалом.
— Ты только глянь… глянь, как она развевается…
Земфира посмотрела на нее с материнской нежностью. И сердце опять сжалось от боли. Ну зачем, зачем судьба столкнула двух этих замечательных девочек. И как вырваться из этого тупика?
— Ну просто чудо. Посмотри, когда я кружусь, юбка похожа на цветок лилии.
— Да, деточка. Это неслучайно. Я вшила в нее дробинки.
Кармелита прощупала подол юбки, изумленно воскликнула:
— Правда! Там действительно что-то есть.
— Это наш старый цыганский секрет. Чтобы юбка красиво развевалась, в нее вшивают дробинки. Знаешь, мне сейчас так радостно, что тебе понравилось.
В комнату вошел Баро.
— Папа! — позвала его Кармелита. — Посмотри, какую юбку мне сшила Земфира! Нравится?
Баро даже растерялся от такой простой, бесхитростной радости. Он ждал очередного нелегкого разговора, а тут Кармелита мотыльком летала вокруг него.
— Дочка, что ж я хотел тебе сказать-то? Забыл… — лицо Баро растянулось в доброй и беспомощной улыбке. — Ладно. Пойду я… Да, Земфира, зайди ко мне на минуту.
А в своем кабинете Баро просто расхохотался:
— Земфира, ты просто чудеса творишь! Женщина скромно опустила глаза.
— Какое же чудо, Рамир…
— Не скромничай… Уж кому-кому, а мне отлично известно, как трудно найти общий язык с моей дочкой.
— А я всегда говорила, что у тебя прекрасная дочь. Ей только не хватало женского внимания, ласки.
— Знаешь, я раньше как-то не очень в это верил. А теперь вижу, что ты была права. А от замужества она по-прежнему отказывается.
— Не торопи время, Рамир… дай срок. Жизнь мудрее нас. С замужеством дело само собой как-нибудь решится. Послушай мой совет. Совсем скоро у нас праздник Ивана Купалы. Приходите вместе с Кармелитой… Приходите, хорошо будет!
В табор Земфира ехала с легким сердцем. Но когда увидела грустную Люциту, хорошее настроение как испарилось. И стало еще хуже после первого же вопроса дочки:
— Мама… скажи, только честно, я тебе мешаю?
— Доченька, ты о чем?
— Я же вижу, что ты всегда хочешь быть рядом с Баро… Каждую свободную минуту к нему ездишь.
— Ну и что?
— Значит, я мешаю тебе. Потому что я люблю Миро, а Баро хочет, чтобы Миро женился на его дочери.
— Девочка моя, ты не можешь мне мешать, я это делаю ради нас с тобой.
— Нет, мама. Ты просто обманываешь и меня, и себя.
— Люцита, все не так. Я ездила, чтобы поговорить с Кармелитой. Она не хочет свадьбы. Никак не хочет.
— Мама, ну опять мы об этом. Зато Баро хочет. И Бейбут хочет… Они только о том и мечтают, чтобы породниться.
— Знаешь, Люцита, я и сама не верила, что можно что-то поменять. Но времена действительно настали другие. Да и Миро не станет жениться насильно.
Так что не все еще потеряно.
— Мамочка, но ведь Зарецкий верит только в свои традиции.
— Вот! А мы против одних традиций другие выставим. Может, и Рамиру тогда будет проще уступить.
— О чем ты? Я не понимаю.
— Доченька, скоро будет ночь на Ивана Купала. Так ты уж постарайся.
Сделай так, чтобы Миро твой венок поймал… Только твой и ничей больше.
— Мам, ну как я это сделаю?
— Думай, дочка, думай. Сама говорила — за счастье надо бороться.
— А Кармелита будет венок бросать?
— Наверно…
— А ты?
Земфира загадочно улыбнулась.
Во время очередных телефонных переговоров Астахову напомнили о проекте, связанном с цыганским кладбищем. И он заволновался: что же Зарецкий не отзывается? Письмо было максимально корректное и доброжелательное. А Баро все молчит.
Может, техника подвела?..
Николай Андреич позвонил домой, Олесе.
— Алло, Олеся? Как дела? Обед готовите? Ну хорошо, — голос у девушки был такой теплый, добрый, мягкий, что никак не хотелось говорить с ней о деле, но все-таки нужно. — Олеся, вы помните, я просил вас отправить факс?
— Факс?.. — Олеся замешкалась. — Да, что-то припоминаю. Давно это было.
Но, в общем-то, да. Припоминаю.
— Вы его отправили? Не забыли?
— Отправила…
— Странно… Почему же тогда Зарецкий, ну, в смысле, адресат молчит…
— Может быть, занят… — шепотом сказала Олеся.
— Что-что?
— Занят, может быть.
— Может. Все может быть. Спасибо. Счастливо вам. Надеюсь, обед будет вкусный.
Когда же закончатся эти мучения? Уж лучше бы она осталась в тюрьме.
Сидеть в камере было бы легче, чем ежедневно, ежесекундно предавать такого человека, как Астахов. И она ничего, совсем ничего не может сделать. Паук Форс крепко держит ее в своей паутине.
Доварив суп, Олеся принялась за уборку. Пылесосила и подметала с особой яростью. В каждой пылинке видела ненавистного Форса.
А тут и сам Форс объявился. Вошел неслышно, незаметно (и как он в дверь проник, вроде, закрыто было).
— Здравствуйте, Олеся. Как наши дела? Олеся подпрыгнула от испуга и обернулась.
— Леонид Вячеславович! Ну разве можно так пугать?
— Да что вы, Олесенька! Это я не пугаю. Это я так шучу. А вам бояться нечего. Ну, то есть, конечно, если вы будете делать все так, как нужно, тогда бояться нечего, — Форс скривил недовольную рожу. — Что-то я запутался в словесных оборотах. Для адвоката непростительно.
— Леонид Вячеславович, мне кажется, я не правильно поступила, что не отправила факс.
— Почему?
— Николай Андреевич очень расстроен, что нет ответа.
— Не волнуйся, ерунда. Этот факс — всего лишь обмен любезностями.
— Но почему он тогда так ждет ответа Зарецкого?
— Олеся, пусть тебя это не волнует, — Форс чеканил все более жестко. — Это не твоя проблема.
— Да, но Николай Андреевич убежден, что у него могут быть большие неприятности.
— Олеся, я последний раз повторяю. Николай Андреич со своими проблемами как-нибудь сам разберется. Понимаешь! Это не твоя проблема! А у тебя своих проблем много. Работай со мной… точнее — на меня, как договаривались, не думай ни о чем другом. И все у тебя будет хорошо. Ясно?
И Форс, грохнув дверью, вышел из дома. Он, кажется, уже и сам забыл, зачем приходил к Астаховым.
Кармелита приехала в театр на репетицию. И, пока Миро был занят в других номерах, пошла побродить по зданию. Как же оно изменилось за какую-то недельку. А ведь будет еще лучше.
В одной из комнат наткнулась на Рубину:
— А, милая, — окликнула ее старушка. — Заходи.
Кармелита зашла, осмотрелась. Стараньями Рубины комната обрела загадочный, мистический вид: подковы, лошадиные кнуты, свечки, иконки, коренья, сухие ветки.
— Хорошо у тебя здесь, интересно. Прямо гадальный салон открывать можно…
— Нравится? — гордо спросила Рубина.
— Нравится. Помнишь, ты мне говорила, что на новом месте надо сначала родным гадать?
Рубина улыбнулась и не стала говорить, что родному человеку, Миро, она уже погадала.
— Помню…
— Погадаешь?
— Садись.
Рубина быстро разложила карты:
— Ну мы посмотрим, что нас ожида…
Гадалка осеклась. И собрала карты еще быстрей, чем разложила.
Кармелита попробовала остановить ее.
— Постой, подожди! Что ты делаешь?! Что ты там увидела?
— Ничего. Ничего я тебе не скажу, Кармелита.
— Как это "ничего не скажу"?!
— Потому что ежели скажу, не ровен час, исполнится. А промолчу, может, и обойдется.
— Бабушка, ноты никогда так не делала. Ты всегда мне все говорила.
— А теперь промолчу. Я тебе добра желаю!
— Бабушка, ну скажи… — начала упрашивать Кармелита.
— Нет! — властно сказала Рубина. — Говорено нет, значит, нет. И не проси!
Лишь один день прошел, а как все изменилось.
Антон по-хозяйски устроился в кабинете Игоря. Первым делом осмотрел бар.
Ничего, неплохой подбор. Хотел, было, налить себе чего-нибудь повкуснее. И вдруг понял, что ему не хочется. Совсем не хочется пить. Раньше это было необходимо. То от страха, то от безысходности. А сейчас, в эту секунду, в этот день жизнь была так несказанно хороша, что для наслаждения ею совершенно не требовалось туманить мозги.
Это ощущение было для Антона настолько новым и неожиданным, что он замер, боясь спугнуть ощущение легкой радости.
В окно увидел Игоря, пришедшего на работу. Постучал ему в окно, жестом дал знак: пусть заходит в кабинет. В ожидании бывшего начальника развалился в кресле как можно вальяжнее.
Игорь вошел без стука.
— Что надо, начальник?
— В ремонтной зоне я оставил машину отца. Скажешь мастеру, пусть быстренько осмотрит, там что-то постукивать начало. А потом заправишь. Сам.
Лично…
— Слушаюсь, начальник!
— Только нормальным бензином. Я проверю…
— Будет исполнено, начальничек! Игорь повернулся к выходу.
Но Антону было мало этой моральной экзекуции.
— Игорь!
Тот остановился, обернулся.
— Надень униформу. На моей заправке, — "моей" сказал с нажимом. — Без нее не работают.
Приезд на автостоянку Астахова и Тамары по пышности и драматическому подтексту напоминал прибытие государя-императора с матушкой-императрицей.
— Вот видишь, — сказала Тамара мужу по дороге. — Стоило дать сыну самостоятельность, как он сразу проявил себя с лучшей стороны.
— Да, неожиданность… Но приятная неожиданность, — согласился Астахов.
Войдя, в конторку Игоря… то есть, уже в конторку Антона, оба почувствовали какой-то внутренний трепет. Наконец-то их мальчик становится достойным наследником империи.
Сын выскочил навстречу родителям с таким усердием, как будто расстался с ними давным-давно, а не несколько часов назад, после завтрака, поданного трудолюбивой Олесей.