Троих мальчиков объединил интерес к химии, они часто задерживались в школьной лаборатории. Крис и Клайв наблюдали, как Грэм скармливал разные вещества мышам, чтобы понаблюдать за их смертью. После он сам вскрывал трупики грызунов и комментировал свои действия, словно настоящий патологоанатом. Однажды он спрятал мышь в ранце, чтобы закончить вскрытие у себя в спальне, но мертвое животное нашла Молли и заставила Грэма избавиться от него.
Разозленный Грэм заперся в своей спальне, взял большой лист бумаги и нарисовал могилу, окруженную змеями, пауками и летучими мышами. На могильном камне он написал: «Темная память Молли Янг, покойся с миром». Рисунок так бы и остался неприятной детской выходной, но в контексте ситуации стал практически мрачным предзнаменованием. Уинифред вспоминала, как расстроилась Молли, обнаружив картинку, – Грэм специально оставил ее на видном месте. Уинифред была уверена, что именно в то время разум ее брата «раскололся».
Сам Грэм признавался, что к тому времени уже был «одержим всякой жутью». Клайв Криджер сидел с ним за одной партой и обеспокоенно наблюдал, что Грэм рисует в учебниках:
– На его картинках я висел над чаном с кислотой, а Грэм держал у веревки свечу. Ему нравилось рисовать людей на виселицах с воткнутыми в тела шприцами с надписью «яд».
Когда дядя Джек сделал тете Уин дощечку для бинго, Грэм разукрасил ее черепами, монстрами и флакончиками с ядом. Эскиз надгробия Молли стал первым в серии его мрачных рисунков: он изображал гробы с надписями «мама» и «папа», кошмарных существ, мертвые головы, дьяволов и вампиров. Фрэнк Уокер вспоминал, что Молли как-то принесла ему пару эскизов и обеспокоенно спросила:
– Что ты об этом думаешь?
– Он твой сын или мой? – резко ответил Фрэнк.
Он не испытывал особой симпатии к Янгам и считал, что им следует обсудить с Грэмом проблемы, которые спровоцировали такое поведение. В какой-то момент Грэм попытался переключиться с набросков на написание коротких рассказов. Он довольно быстро отказался от мечты о литературной славе, когда издательство «Ридерз Дайджест» не ответило на его полеты готической фантазии.
Половая зрелость сделала Грэма косноязычным в общении с подругами его сестры и кузины. Он начал отпускать странные замечания – то ли из-за нервозности, то ли, как подозревала Сандра, потому что ему нравилось ставить людей в неловкое положение. Когда дядя Джек попал в больницу Мэнор-Хаус, Грэм поехал навестить его на автобусе вместе с Сандрой. Она спросила кондуктора про правильный тариф, чтобы купить детский билет для двоюродного брата, а Грэм за ее спиной зажег сигарету и начал пускать по проходу кольца дыма. По дороге домой она вскользь упомянула, что у ее подруги появился парень. Остаток дороги Грэм дразнил ее этим, чуть не доведя до безумия. Сандра с большой неохотой взяла его с собой в больницу в следующий раз, но пожалела об этом почти сразу: в автобусе Грэм сел напротив какой-то женщины, наклонился вперед и молча уставился на нее. Та поспешно пересела на другое место. А однажды, когда они вместе сидели в кафе, Грэм выбил напиток из рук официантки и торжествующе процитировал Гарри Меркеля:
– Аут – значит аут!
Он вел себя прилично только в окружении пожилых людей – их общество, казалось, действовало на него умиротворяюще. Он часто гулял в Глэдстоун-парке, садился на скамейки рядом с отдыхающими стариками и заводил с ними беседы.
Страх Грэма перед медицинскими процедурами достиг пика, когда его отправили на осмотр у стоматолога. Он сбежал из зала ожидания при первой же возможности, домой его привез офицер полиции Харлесдена. Грэм утверждал, что его похитили, преступник долго возил его по Уиллесдену, а потом внезапно отпустил. Когда констебль строго приказал говорить правду, Грэм разрыдался. Он признался, что все выдумал, надеясь, что Молли больше не заставит его идти к стоматологу. Мачеха посочувствовала пасынку и устроила ему прием в стоматологии под наркозом. Воспользовавшись случаем, она записала его и к психиатру – якобы из-за его страхов и периодических прогулов. На самом деле, она хотела обсудить его развивающуюся «странность». Психолог не заметил «ничего необычного» в Грэме, зато Молли в своих заметках назвал «довольно напряженной, чрезмерно ответственной и слишком заботливой».
Но Молли беспокоилась не на пустом месте. Особенно ее тревожила стойкая привычка пасынка курить и нюхать токсичные пары. Когда она спросила его о дырке на школьном блейзере, Грэм признался, что пролил на себя маленькую бутылочку кислоты, которую нашел в мусорном контейнере за аптекой на Нисден-Хай-роуд. Молли обыскала его комнату. Обнаружив несколько похожих пузырьков, она отвела Грэма в ту самую аптеку и предупредила владельца, что сообщит о незаконной утилизации токсичных отходов в полицию. Обезумев от беспокойства, она обсудила случившееся с Уинифред и Сандрой, но ничего не сказала мужу.
– Тетя Молли знала об увлечении Грэма ядами гораздо больше, чем дядя Фред, – считала Сандра. – Она пыталась защитить Грэма.
Молли искренне не хотела расстраивать мужа. В октябре 1960 года он похоронил свою мать Ханну и глубоко переживал эту потерю.
После смерти бабушки к Грэму вернулись ночные кошмары. Позже он рассказал заведующему Бродмура доктору Патрику Макграту, что перед сном у него случались «какие-то панические атаки»: в его голове звучали непонятные фразы, возникали смутные образы. Он ни с кем это не обсуждал, но стал чаще попадать в неприятности в школе. Однажды он затеял жестокую драку с двумя мальчиками постарше на игровой площадке. Драчунов растащил директор Гарри Меркель. Грэм щелкнул каблуками и отсалютовал ему нацистским приветствием. Директор схватил его за ухо и отволок в свой кабинет.
– Нам это казалось забавным, – рассказывал Клайв Криджер об одержимости друга Гитлером. – Грэм иногда зачесывал волосы набок, прижимал расческу к верхней губе, а потом расхаживал с важным видом и повторял какую-нибудь речь Гитлера на немецком. Мы все смеялись.
Грэм вел себя все хуже. Хотя отец давал ему карманные деньги – два шиллинга и шесть пенсов, он устроился уборщиком выходного дня в местное кафе еще за пять шиллингов. Часть денег он тратил на фейерверки, разбирал их в старой хижине у водохранилища, извлекал порох, пересыпал его в картонные трубки и мастерил «бомбы». Под любопытными взглядами друзей он поджигал их на берегу водохранилища. Грэм чудом избежал смерти, когда одна из его «бомб» однажды взорвалась прямо в хижине, где он прятал яды. При расследовании взрыва полиция обнаружила разнообразные тюбики и бутылочки, но не смогла доказать их принадлежность Грэму.
Крис Уильямс вспоминал, как Грэм с помощью «бомб» отомстил мальчикам-близнецам из Нисдена, которых недолюбливал:
– Он придумал взрывчатку на основе сахара и средства от сорняков и подорвал стену в их саду.
В другой раз он облил машину заместителя директора школы веществом, которое разъело краску.
– Ему на тот момент было всего 13, – говорил Уильямс.
У Грэма не было друзей среди соседских подростков в основном потому, что их родителям не нравилась его привычка «рыскать вокруг» и пристальный взгляд. Большую часть времени Грэм проводил наедине со своими книгами и флакончиками.
– Он тогда читал книгу об Уильяме Палмере[30], печально известном отравителе викторианской эпохи, – вспоминала Уинифред. – Он постоянно брал ее в библиотеке. Грэм восхищался его умом.
Палмер был единственным человеком, которым Грэм восхищался больше, чем Гитлером. Он зачитывал Уинифред отрывки из главы о нем в книге «Шестьдесят знаменитых судебных разбирательств» и рассказывал, как хитро Палмер травил людей сурьмой. Устав слушать брата, Уинифред возразила, что ум преступника не уберег его от палача. Грэм уверенно заявил, что сейчас у него бы получилось избежать казни. Когда Уинифред отметила, что отравителю все равно дали бы пожизненный срок, Грэм пожал плечами: «Ну и что».
Затем Грэм увлекся криминалистикой. Любимая книга появилась у него в 1960 году – «Отравитель на скамье подсудимых: двенадцать историй отравления». Автор Джон Роулэнд в предисловии упоминал его обожаемого Палмера:
«В прошлом каждого осужденного убийцу автоматически приговаривали к смертной казни, даже если присяжные просили о пощаде. Теперь же только определенные категории убийств неизбежно караются смертью. Представьте, какое количество повешенных в прошлом избежали бы виселицы в настоящем…
Смертную казнь сохранили для убийц, которые совершили преступление с применением огнестрельного оружия, но отменили для отравителей. И все же большинству кажется, что человек, который стреляет в жену из револьвера в минуту гнева, виновен меньше отравителя, который подмешивает смертоносное вещество в пищу для членов своей семьи. В подавляющем большинстве случаев доказанное отравление подтверждает, что виновный с полным пониманием и целенаправленно готовился к нему несколько месяцев или даже лет. Его или ее цель состоит в том, чтобы убить свою жертву, но выставить все так, словно смерть наступила от естественных причин».
Вторая глава книги («Сурьма») захватила Грэма больше остальных. Врач из Глазго XIX века, доктор Эдвард Уильям Притчард отравил свою жену и ее мать и был казнен в 1865 году перед стотысячной толпой. Вот как начинается глава:
«Сложно сказать, почему мышьяк крайне часто фигурирует в случаях отравлений, а сурьма – сравнительно редко. Эти два яда очень тесно связаны между собой как в химии, так и в токсикологии. Их симптомы и действие во многом схожи. Даже в области теоретической химии мышьяк и сурьма принадлежат к одному классу. И все же на каждый случай отравления сурьмой приходятся десятки случаев отравления мышьяком. И поскольку отравление мышьяком сходит на нет в последние годы, сурьма, похоже, окончательно исчезла со сцены…»
За следующие 17 страниц Грэм узнал, что сурьма относится к тому же химическому семейству, что и висмут, фосфор и мышьяк. Этот хрупкий полуметалл без цвета и запаха может принимать кристаллическую форму, растворяется в воде и спирте и обладает сладким привкусом. Много веков ее, наряду с другими солями сурьмы, использовали в производстве косметики, красок, стекла, резины и лекарств, но из-за высокой токсичности вещество перестали использовать в составе средства от кашля. Как медленно действующий яд, сурьма вызывает непрекращающуюся рвоту, судороги и диарею. Такие симптомы часто ошибочно списывают на другие заболевания. Регулярное употребление яда в течение длительного времени приводит к мышечной атрофии, организм перестает выводить воду, вещество провоцирует судороги, в результате чего неизбежно наступает смерть. В конце главы Роулэнд размышляет, что можно узнать о психике отравителя из дела Притчарда: