— Что-то мне не нравятся глаза, — Сластенов остался у иконы. — Те были вроде с гневом, а эти спокойные.
— Надо было содрать с них деньги, — шепнул Кирилл отцу. — Но подновили они ее здорово.
— А кто занимался реставрацией, скажите пожалуйста? — Сластенов догнал жену и Александру Филипповну.
— Я лично, — Александра Филипповна грустно улыбнулась. — Объект был в очень тяжелом состоянии. Осыпи, шелушение, утраты, копоть…
— Огромное вам спасибо за упорный труд, — Сластенова тронула платочком глаза. — Я буду часто приходить сюда…
Потом была долгая и обстоятельная беседа с корреспондентом. Правда, не фотографировали. После смотрели «шедевры» — ими всегда гордился музей, и сегодня здесь скапливалась публика. Александра Филипповна громко и упоительно рассказывала персонально Сластеновым о значении каждого сюжета. Закончив показ, проводила Сластеновых до раздевалки, пригласила бывать почаще и солидно ушла по лестнице.
В своем кабинете Александра Филипповна посмотрелась в карманное зеркальце, подкрасила губы и только затем сняла телефонную трубку и, не торопясь, кончиком заколки набрала номер.
— Иннокентий Иннокентьевич? Физкульт-привет! Ваш экземпляр понравился дарителям… Недельки через две я закончу работу над Житием… Думаю, оно будет украшением вашей коллекции… Не стоит благодарности, ведь идея обмена принадлежит вам… Да, удачное совпадение, что у вас оказался сходный сюжет… Надеюсь, угостите фирменным коктейлем…
В дверь робко постучали.
— Одну минуточку! — Александра Филпповна положила трубку, спрятала зеркальце. — Прошу!
В кабинет, с пластмассовым номерком в руке, вошел Сластенов.
— Александра Филипповна…
— Да.
— Александра Филипповна… Глаза-то на иконе другие… Не те глаза…