Впрочем, дрались и просто так.
Преображенка против Сокольников.
В хрущевках, недалеко от парка, проживало много моих друзей.
Один из них, Спикер, про которого я подробно рассказал в своей третьей книге «Мы — чемпионы!», тоже жил там. И грех отдельно не рассказать про его родителей.
Папа, дядя Витя, имел погонялово Запой, ну тут, думаю, объяснять ничего не надо.
Маму, тетю Нину, среди местной молодежи и тоже за глаза все называли Злобиха.
Была она злая, как дворовый бездомный пес Шарик, и постоянно орала, как подорванная, абсолютно на всех, по поводу или без оного.
Хотя, по правде сказать, поводов таких было более чем достаточно.
Однажды тетя Нина выдает еще не успевшему залить с утра харю дяде Вите тридцать копеек и посылает его в булочную за хлебом.
Было лето, и Запой, в майке-алкоголичке и трениках, свисающих на коленках надутыми пузырями, направляется в сторону булочной на улице Стромынка.
Дело было утром, часиков в десять.
Я и все мои друзья-оболтусы, в том числе и Спикер, сидели на лавочке возле подъезда, и наши котелки варили — где бы взять денег на портвейн и чебуреки.
Но денег не было.
Не было и Запоя.
Вернулся дядя Витя только под вечер, пьяный в жопу.
На истошный вопль Злобихи распахнулись окна окрестных хрущевок, все соседи с интересом ждали, что же будет дальше. Все замерли в предвкушении чего-то интересного, и не зря.
Прямо из открытого окна первого этажа доносится:
— Ты где был, скотина?!
— Мать… — мычит папа Спикера. — Ну что ты так кричишь? Пошел на Круг, выпил кружечку пивка.
Тут же практически падает, идти уже не может, ибо в говно. Мы со Спикером и друзьями дотаскиваем его домой. Хлеб он не принес, авоську потерял, а как нажрался на тридцать копеек, ну хуй его знает!
Спикеру это все привычно, и мы собираемся на танцевальную веранду, предварительно посетив так любимую нами «Чебуречную» на Кругу Сокольнического парка.
К вечеру нам удалось выиграть в карты пятерку, есть теперь и на портвейн, и на обжигающие, такие вкусные, с бульоном и хрустящей корочкой чебуреки.
К тому времени я уже крепко сдружился со Спикером, хоть он и был старше меня, да еще и второгодником, и хулиганом отчаянным.
Дело было так.
Десятый, выпускной класс. Мы почти что всем классом зимой, на каникулах, пошли кататься на коньках на Круг в парк. Спикер тоже с нами, хоть и успел уже отсидеть год на малолетке, да и школу бросил после седьмого класса.
Лед залит хорошо, катаемся весело, щеки у всех красные. Легкий морозец, и снежок чуть-чуть идет. Короче, все вроде бы отлично.
Темнеет рано, и ближе к вечеру нам навстречу выдвигается группа каких-то непонятных парней, явно старше нас. Мы уже сняли коньки и помогали девчонкам надеть сапожки.
— Эй, пацан! Дай закурить! — обращается самый здоровый к Спикеру.
Спикер, у которого в зубах бычок, нагло отвечает:
— Не курю, нога болит!
Визави молча бьет товарищу в нос. Кровь летит фонтаном.
Их много, и нас начинают банально и больно бить.
Все мои одноклассники дают по тапкам, девчонки визжат и тоже убегают.
Остались только я и Спикер.
— Ты, да я, да мы с тобой.
Не сказать, чтобы я был такой храбрец и драчун, просто не успел снять коньки и бежать было некуда.
Мы, как в кино, стали спиной к спине и пытались отбиваться.
Но нас хорошо отпиздили.
Потом кто-то вызвал ментов, я успел снять коньки, все разбежались по сторонам.
Пошли домой к другу, зализывать раны. Тетя Нина намазала нас йодом, а дядя Витя, в честь такого дела, налил по стакану беленькой.
Со Спикером мы дружили до самой моей эмиграции в Израиль, потом следы его затерялись, и я не знаю, как он прожил бандитские девяностые и пережил ли их вообще.
ЦК и «Спартак»
В России всегда руководили «свои». Даже генсеком ЦК стал «свой» Черненко, который у Брежнева был завотделом пропаганды и агитации ЦК в Молдавии в конце сороковых.
Всегда подносил ему зажигалку прикурить — и дослужился.
Хотя был страстным болельщиком «Спартака».
Иван Алексеевич Варламов рассказывал, как генсек их принимал. Николай Петрович Старостин и Константин Иванович Бесков были в шоке, в хорошем смысле этого слова.
Ведь вызвал их Константин Устинович Черненко только ради «Спартака»! И дал указание своему помощнику Прибыткову от и до. Там было много пунктов, включая строительство стадиона и трансферы игроков из-за бугра.
Глядишь, и получилась бы вторая «Стяуа» времен Чаушеску; может, и Кубок чемпионов бы выиграли.
Иван Алексеевич Варламов уже в 1985 году, после смерти Черненко, показывал мне свою записную книжку, где была куча разных телефонов Прибыткова.
Потом Прибытков написал мемуары «Аппарат. 390 дней и вся жизнь генсека Черненко», где подробно написал и про «Спартак».
С Варламовым связано еще несколько историй.
Преображенка. На другой стороне и наискосок от кинотеатра «Орион» — «Продукты — Штучный», «Полустекляшка» в простонародье. Был там обалденный мясной отдел.
Я когда там Калашникова увидел, то чуть не поперхнулся от злости. Приехали мы туда закупиться с моим соседом Иваном Алексеевичем, он был вторым тренером у «Спартака». Вот тогда инсайда у меня было — хоть жопой ешь, но эпоха интернета еще не наступила. Калашников еще не успел нагадить с «Валенсией», но уже срал в полный рост в других матчах «Спартака». Ну мы с Алексеевичем тогда вырезкой и свининкой а-ля отбивные отоварились по самое не балуйся, смотрю — Калашников. Он как-то шуганулся от Варламова, начальство как-никак.
А я своему дружку, директору магазина, говорю:
— Калашникову мяса не давать категорически! Он — «враг под крылом редактора».
Хотя и не писал, как Мастер, про Понтия Пилата.
Алексеевич пытался меня унять, да куда там!
С тех пор Калашников стал вегетарианцем.
Вот что рассказывал Иван Алексеевич про Старостина.
За глаза Николая Петровича называли в команде Чапай очень давно, чуть ли не с 30-х годов.
Прозвище он получил после выхода одноименного фильма, якобы от одного из родных братьев. Возможно это был Андрей Петрович.
По крайней мере в 60–80-х годах его так втихаря называл весь дружный спартаковский коллектив. Да и ваш покорный слуга, с подачи Варламова, любил щегольнуть в кругу спартаковских, и не только, поклонников — мол, Чапай сказал…
Естественно, прозвище было присвоено за стратегический склад ума и командирский характер, которому не перечили, а также за умение побеждать вопреки неблагоприятным обстоятельствам.
Левитан
Мой папа, ему сейчас почти 90 лет, всю жизнь болеет за «Локомотив».
Во время войны и в первые послевоенные годы папа был очень дружен с Юрием Борисовичем Левитаном.
Даже вместе ездили в женскую общагу по блядям, на левитановской «Победе».
И папа присадил его болеть за «Локомотив», хотя Левитан был не слишком большим любителем футбола. Они вместе частенько ходили на стадион «Динамо» и переживали за железнодорожников.
Осенью 1936 года папа работал в Народном комиссариате путей сообщения.
Член политбюро и секретарь ЦК ВКП(б), «железный» нарком Каганович, принимает работников наркомата по итогам неудачного выступления команды «Локомотив» в осеннем чемпионате СССР по футболу. Докладывает П. П. Кучеренко, курирующий спорт в Наркомате путей сообщения. Кучеренко — одноглазый.
Выслушав доклад, Каганович хватает со стола мраморное пресс-папье и запускает этот агрегат прямиком в голову Кучеренко со словами:
— Ах ты блядь, циклоп одноглазый, ты сейчас у меня вообще видеть ни хуя не будешь!
Лишь по счастливой случайности Кучеренко увернулся в последний момент и остался жив.
Папа тоже был на докладе и страху натерпелся…
Видимо, Лазарь Моисеевич думал, что «Локомотив» будет Кубок СССР по футболу каждый год выигрывать, да еще и чемпионом становиться.
А я в честь Левитана открыл в интернете рубрику — «От самопровозглашенного васяинформбюро».
Но об этом во второй части нашего повествования.
«Шайба»
Много чего можно было услышать в кафе «Спорт» около «Лужников». Эту стекляшку все почему-то любовно называли «Шайба».
Потягивая пивко, старички-боровички рассказывали о «Спартаке» периода тридцатых — пятидесятых годов.
Общее мнение у всех было одно — «Спартак» Никиты Павловича Симоняна 69-го года — однозначно лучшая команда по всем показателям.
До некоторой степени это подтверждает и «Спартак» начала 70-х, времен Гуляева.
Конкурировать с «хохлами» в то время было очень сложно. Игры скупались на корню.
Смотреть нашу игру в те годы было очень интересно, хотя мой юношеский максимализм, конечно, имел место.
Такие игроки, как Коля Осянин, Женя Ловчев, Анзор Кавазашвили, Гиля Хусаинов, Миша Булгаков, Саша Пискарев и многие другие, выкладывались в каждой игре по полной программе.
В еврокубках обыгрывались уже в те времена клубы-миллионеры «Милан», «Кельн», «Атлетико».
Просто у каждого свой «Спартак». У большинства, в силу молодости, это команда времен Бескова и Романцева, у меня — времен Симоняна и Гуляева.
Я воспитывался и рос на этом «Спартаке», и той команде в силу известных всем причин было гораздо тяжелее, чем командам Бескова и Романцева.
Высказываю лишь свою точку зрения, не брюзжу и никому ничего не пытаюсь доказать. Просто надо нам всем помнить, что «Спартак» — это не только ветераны бесковско-романцевского созыва, но и многие-многие другие.
И эти люди олицетворяют «Спартак» в том числе, это — спартаковский дух, это — живая история и легенда.
И вполне возможно — также залог великих будущих побед и титулов.
Низкий им поклон до самой земли.
Сборная
Еще те были ребята!
Играли поздним октябрем 1979 года с финнами в «Лужниках» отборочный матч чемпионата Европы. Сборная обосралась тогда по самые помидоры, заняв последнее место в группе.