осто исходя из теории вероятности.
Но я её не получил. И вот эта вот грёбаная ошибка, скоропостижно исчезнувшая, прямо кричит, что меня пытаются поиметь. Без смазки, цветочков и ужина в дорогом ресторане. Какая паскуда протянула свои загребущие ручки к моим халявным умениям⁈
Почти уверен, что эту ошибку я увидеть не должен был. И также уверен, что подобные сообщения возникали и раньше, просто уставший мозг их благополучно проморгал.
Мне нужно проветриться, потому что мысли в голове роятся самые чёрные. Тяжело победить в игре, правил которой не понимаешь. Победить же в игре, правила которой нарушаются прямо на твоих глазах, попросту невозможно.
Готов поставить револьверы Горгоны против ржавой ложки, что всё происходящее связано с этим сраным «шоу». Видимо, организаторы решили подрезать мне крылышки, чтобы подкрутить коэффициенты. А то, ишь, разогнался как. Чего удумал, Нов режет!
Неспешно бреду по притихшим улочкам, то и дело поднимая голову к усыпанному звёздами небу. В голове роятся воспоминания о недавних боях, потерях, победах больших и малых. Всё это смешивается в причудливый калейдоскоп образов.
Если эти утырки думают, что я сдамся только потому, что мне перестали выдавать стимулирующие подачки, они глубоко ошибаются. Ехидна, Калибан или сам долбаный Креллик, я забью в нужник головы всех любимцев Сопряжения и дойду до самого верха.
«Дойдёшь», — шепчет мне ветер голосом Лёшки.
Ну всё, крыша окончательно провалилась в фундамент. Встряхнув головой, поворачиваю за угол. Внезапно до моего слуха долетают приглушённые голоса. В говорящих узнаю Тая и Эрис. Не желаю вторгаться в чужую беседу, но фрагменты их разговора всё равно доносятся до моих ушей.
— … не знаю, Ник. Мне до сих пор иногда кажется, что всё это просто дурной сон, — устало произносит Ана. — Что я вот-вот проснусь в своей тёплой постели, а за окном будет обычный лиссабонский рассвет…
Кажется, они сидят у распахнутого окна своего небольшого модульного дома. Чуткое обоняние улавливает сигаретный дым.
— Я понимаю, — вторит ей мой друг, и в его словах слышится горечь. — До Сопряжения у меня тоже была своя жизнь. Скучная, размеренная жизнь безвестного музыканта, стремящегося найти свою публику, но вынужденного играть чужую музыку на чужих свадьбах, юбилеях и похоронах.
Он замолкает на миг, и я ожидаю звук классического шумного глотка, но его нет. Вот уж чудеса. Чтоб Тай не хлебал своё пойло, должно произойти что-то невероятное.
— Я думал, что застрял в ней навечно. А теперь… Теперь я каждый день рискую сдохнуть в лапах какой-нибудь инопланетной твари, — он невесело усмехается. — Забавно, правда?
— Забавно? — фыркает Эрис. — Да уж, обхохочешься.
На миг воцаряется тишина, а потом Одоромантка добавляет уже тише:
— Никогда не думала, что буду скучать по кричащему будильнику и толкучке в метро…
Мысленно я соглашаюсь с ней. Все мы оставили позади прежние жизни. Кто-то скорбит об утраченном покое, кто-то находит в произошедшем новый смысл. Так или иначе, Сопряжение необратимо изменило каждого из нас.
— Знаешь, порой я ловлю себя на мысли, что… рад?.. — голос Тая звучит почти виновато. — Всему этому, — он неопределённо хмыкает. — Да, приходится выживать. Сражаться. Терять друзей. Но я впервые за долгие годы чувствую себя по-настоящему живым. Вижу смысл в том, что делаю. Вижу пользу от тренировок отца. Нахожу применение вложенным в меня навыкам.
— Ник… — Ана, кажется, не находит слов.
— Я больше не загнан в рамки. Не обязан соответствовать чьим-то ожиданиям. Теперь я сам кузнец своей судьбы. И я выбираю идти вперёд. С тобой.
Пока девушка молчит, переваривая эту пламенную тираду, я и сам погружаюсь в размышления. Неожиданное признание Тая резонирует и во мне. Его стремление обрести себя, вырваться за навязанные когда-то рамки — разве не этого в какой-то мере жаждал каждый из нас?
В гробу я видал работу на ранчо, но это был лучший способ прокормить себя в чужом краю. Если бы не Сопряжение, я и так остался бы самым обычным конюхом, который флиртует с дочкой хозяина и по выходным стреляет по банкам с Олли.
Олли… В голове мелькает и тут же гаснет образ старого ирландца. Первый друг, отнятый у меня Сопряжением.
— … Думаю, ты прав, — наконец, отзывается Эрис, и я с удивлением улавливаю в её голосе улыбку. — Это наш шанс начать всё с чистого листа. По собственным правилам. И глупо было бы упускать такую возможность, верно?
— Верно. А ещё я чертовски благодарен Сопряжению за то, что оно свело меня с тобой.
Беседа прерывается затянувшимся поцелуем, и я решаю ретироваться, сменив направление. Долго ещё гуляю по городу и вокруг него, вдыхая морозный воздух. Хочу услышать, что скажет мне Принцесса Единорогов, но ломиться ещё до рассвета в чужой дом — идея так себе.
Когда на улицах показываются первые люди, а на часах стрелка приближается к разумному числу, я стучу во входную дверь. Та сразу распахивается, и меня встречает немного заспанная Миранда.
— Егерь, здравствуйте, — тянет мать девчушки. — Проходите. Шелли предупредила, что вы заглянете утром.
Уже через несколько минут, изложив суть интересующего меня вопроса, я слушаю очередное предсказание.
Принцесса Единорогов, до этого расчёсывающая шесть Ракете, понятливо кивает и замирает. Её глаза стекленеют, а голос становится глухим и монотонным, будто доносящимся из глубин времени:
— Пряная гавань. Гиблое место… Там сойдутся стервятники, почуявшие запах падали. Хищники в человеческом и чуждом обличье. Они слетятся на приманку, ослеплённые жаждой крови. И там, среди руин и пепла, начнётся бойня. Алая река потечёт по растрескавшемуся асфальту, смывая прошлые обиды. Крики и вопли сольются в единую какофонию смерти. Лишь безумец станет искать логику в этом хаосе. Ибо то будет пир безумия, торжество самых тёмных страстей. Многие сгинут, так и не поняв, за что сражались. Остерегайся, Егерь. Ты ставишь капкан, но сам рискуешь угодить в него, как все прочие… Запомни, — её взгляд проясняется на миг, — когда встанет выбор погубить или спасти, спасай без раздумий. Это единственный путь прочь из царства смерти.
Что ж, как всегда не хватает конкретики, но кое-что я уяснил. Надеюсь, когда придёт время решать, я узнаю этот момент.
Вернувшись к себе, залезаю в душ, завтракаю и продолжаю развивать параметры. Девять часов спустя пятая звезда в Иммунитете заполняется синевой и становится прозрачной.
Перед глазами бежит столь желанный алый текст, и я радостно скалюсь так сильно, что уголки губ готовы треснуть.
Боже, как долго я этого ждал!
Интерлюдия
В тёмном зале, освещённом лишь тусклым светом нескольких голографических экранов, встретились офицеры Консорциума, присутствующие на Земле. Во главе стола восседает Ксартос «Закатный Ветер» Арилл — существо ростом под два с половиной метра, с бугрящимися мышцами и кожей, покрытой красновато-коричневой чешуёй. Узкие жёлтые глаза с вертикальными зрачками цепко оглядывают собравшихся. За спиной пришельца видны очертания сложенных крыльев.
Справа от него расположился Аргатри Шерромо — худая трёхметровая каланча с зелёной шкурой с тёмными пятнами. При этом пальцы его рук не то покрашены алым, не то имеют естественный красный пигмент. Лицо своеобразное: мясистые губы, острый подбородок и приплюснутый нос. Глаза багровые, залегающие в тёмных складках кожи. Данный индивид — один из немногих здесь, кто уже имел дело с Егерем лично и потому обладает ценными сведениями о лидере Десперадос.
Закатный Ветер окидывает взглядом присутствующих, считывая их эмоции. Нетерпение, любопытство, самоуверенность, жажда крови — вот что он видит. Типично для военных. Но сегодня их эмоции обоснованы. Ведь на повестке дня — судьбоносное событие.
— Итак, господа, — начинает Ксартос бесстрастным голосом, — полагаю, все уже ознакомились с последним обращением нашего дорогого друга Егеря?
По рядам офицеров пробегает смешок. О да, они смотрели запись. И не раз. Разве не презабавное зрелище — самонадеянный землянин, возомнивший себя героем?
— Он утверждает, что собирается в одиночку зачистить какой-то их городок от монстров, — продолжает старший офицер. — Дерзкий план, не находите? Особенно для того, кто совсем недавно так отчаянно цеплялся за свою жалкую мануфактуру во время нападения кселари.
Аргатри подаётся вперёд, скрипнув доспехами:
— Егерь не так прост, как кажется. Его безрассудство — лишь маска, за которой скрывается холодный расчёт. Уж я-то знаю, — в голосе пришельца слышится тень недовольства. — Не забывайте, кто проник в наполненный Новами город и уничтожил дочь Галадры Архарц. И не просто уничтожил, а унёс оттуда ноги живым.
— Вот как? — Ксартос чуть приподнимает отсутствующую бровь. — И что же, по-твоему, он задумал, наш коварный гладиатор?
— Трудно сказать наверняка, — хмурится собеседник. — Но явно что-то грандиозное. Сомневаюсь, что он и правда рискнёт сунуться в Бомбей без весомой причины. Слишком умён для этого.
— Ох, да брось! — подаёт голос один из офицеров, со смехом откидываясь на спинку кресла. — Эти обезьяны безнадёжны. Им только дай повод поиграть в героев — сами себе могилу выроют от усердия.
Его поддерживают несколько одобрительных возгласов и смешков.
— Не стоит недооценивать землян, За́рвин, — осаждает весельчака Ксартос. — При всей их отсталости они весьма изобретательны. А этот Егерь особенно. Аргатри прав, он уже не раз преподносил нам сюрпризы.
Командующий обводит взглядом притихших офицеров, давая осознать серьёзность ситуации. Затем продолжает:
— Однако сейчас у нас действительно есть уникальный шанс разделаться с занозой в нашем боку. Если Егерь и впрямь отправится в крупный город, он будет уязвим как никогда. Грех упускать такую возможность.
— Ты предлагаешь убрать его с доски? — деловито осведомляется Аргатри, в его голосе нет ни грамма сочувствия, лишь холодный прагматизм.