Отрицательно покачала головой и зашагала по коридору. Запрещенными психотропами чаще всего торгуют перевертыши. Перевертыш украл мое удостоверение и теперь спокойно проникает на территорию управления, принимая мой облик. В полицейском квадрате на сто процентов уверены, что старое удостоверение заблокировано, и нет никакого способа доказать обратное. Это значит, что перевертыш либо изготовил новое, действующее, удостоверение с помощью старого чипа, или взломал полицейскую базу. И то, и другое говорило только об одном: речь идет не о каком-то одиночке, приторговывающим в подворотнях. В деле очень влиятельная преступная сеть — только она способна действовать с таким размахом. Она может меня подставить так, что в жизни не отмоюсь.
Может, стоит бежать в полицейский квадрат и все честно рассказать? А если доказательств так и не найдут? Ведь я совсем недавно была свидетелем, с какой легкостью закрываются дела, если расследовать нечего. А тут как раз и нечего — кто-то с моим лицом и моим удостоверением продает запрещенные препараты, да еще в таком месте, где подобного никогда не было. Если меня заключить в тюремном квадрате, то преступление прекратится само собой. И даже неважно, кто на самом деле этим занимался — я или перевертыш. Он уже не сможет использовать мое лицо и имя. И дело будет улажено.
Дерьяковы перевертыши! Дерьяковы оборотни, чтобы им всем сдохнуть! Дерьякова полиция, которая ради порядка готова пойти на любую несправедливость! После окончания буду просить распределения в защитные организации. Там хоть ясно, кто враг — видишь оборотня, стреляешь в оборотня. А во внутренних органах превыше всего создание видимости, что все вопросы решаются. Порядок, дерьяк его дери, лишь бы был порядок.
Я испугалась так сильно, что даже с Триш не смогла поделиться.
Глава 4
Вечером в пятницу Триш так и не удалось меня вытащить на прогулку. Я сослалась на усталость и настояла, чтобы она пошла в клуб с одногруппниками. Подруга придумала себе, что у меня обострилась экономия денег и настаивала, что пока вполне может и делиться своими. Я повторила про усталость и изобразила плохое самочувствие — лишь бы она уже ушла. На самом деле причина была в растущей паранойе: мне казалось, что едва я только покину территорию академии, как перевертыш сразу здесь объявится. У них точно были какие-то способы слежения за моими перемещениями! Ведь если кто-нибудь застанет нас обоих, то даже полиция вынуждена будет признать факт моей невиновности. Свидетельские показания просто так в стол не уберешь.
А еще у меня были планы. Как только подруга, как и большая часть курсантов, оставили территорию, намереваясь вернуться только за полночь или к утру, я вышла из своего корпуса и направилась к мужскому общежитию. Пора было признать, что мне требуется помощь. Хотя бы дельный совет. И, перебрав все кандидатуры, я остановилась на одной — если он не сможет помочь, то остальные вообще вряд ли.
Просмотрела в холле на первом этаже списки. Одир Вейр жил в комнате один — неудивительно. Коменданты наверняка тем самым предотвратили множество возможных конфликтов. Седьмой этаж. Оборотень явно не из тех, кто склонен тусить с остальными, потому я надеялась его застать. И, конечно, по всем законам подлости, на лестнице столкнулась с большой компанией, где были парни и девчонки. Явно собирались в одном месте, чтобы куда-нибудь отправиться. На меня не обратили внимания — в академии нет запрета заходить в другие корпуса, но один остановился. Я тяжело вздохнула и, не поднимая взгляда, поздоровалась:
— Добрый вечер, Эрк. В клуб собираетесь?
— Собираемся. Не хочешь составить компанию?
Сердце бешено заколотилось — это ведь почти приглашение на свидание! Пусть мы и будем в компании, но это приглашение! И я бы обязательно согласилась, если бы не паранойя.
— Не сегодня, Эрк. Может быть, на следующей неделе?
— Может быть, — он все никак не уходил. — Дая, у тебя есть парень?
Вопрос-катастрофа. И притом очень логичный, приходящий первым на ум. А что еще мне делать в мужском общежитии в пятничный вечер? Да еще и одной, пробивающейся к кому-то. Возразить — и тогда надо хотя бы что-то объяснить. Согласиться — и на следующей неделе Эрк меня уже не позовет. Потому вместо ответа я просто широко улыбнулась и неопределенно повела плечами. А потом рванула дальше по лестнице. Сначала все равно придется уладить свои проблемы, а уж потом разгребать романтические переживания.
Тихо постучала. Одир открыл и удивленно уставился на меня. Отступил на шаг, пропуская.
— Так и знал, что вы ко мне неспроста прицепились! Ну, что вам обеим нужно?
Я махнула рукой назад, показывая, что Триш со мной нет, так что если нам обеим что-то и нужно, то обойдемся без множественного числа. Одир закрыл дверь.
Обстановка меня не интересовала. Я решительно направилась к одной из двух кроватей и села. Оборотень помедлил, потом сел напротив, ожидая, когда я уже созрею до объяснений. Я, не отрывая взгляда от собственных пальцев, выдала все, что произошло — от воровства удостоверения до торговли психотропами в самой академии. В конце разволновалась так сильно, что встала и зашагала по комнате туда и обратно.
Одир тоже поднялся, перехватил меня за плечи и заставил остановиться. Руки у него очень сильные — еще чуть-чуть и кости захрустят. Оборотень, что с него взять. Наклонился, вынуждая посмотреть в его глаза. И тогда я отчаянно выдала:
— Понятия не имею, что делать! Хотя бы расскажи, что сам об этом думаешь, может, это как-то поможет и мне.
— Во-первых, успокойся, — он говорил тихо, медленно. — Они не будут подставлять тебя. И сами вряд ли попадутся. Если уж они с таким трудом и впервые проникли сюда, то сделают все возможное, чтобы здесь задержаться. И, судя по всему, они знают расположение всех камер и о твоем присутствии на территории, потому и не попались до сих пор.
— Я это понимаю! Но и понимаю, что любой из их покупателей может проговориться! На меня показать!
— Зависимые от психотропов не бегают с признаниями, — попытался успокоить он снова.
— Сами не бегают. Но после первого же медицинского осмотра кураторы могут заподозрить и допросить. И расколоть, конечно!
Одир отпустил меня и уставился на окно, признал после раздумий:
— Да, если перевертыши где-то проколятся, то попадешь ты. Если сама признаешься, то попадешь ты.
— А я о чем говорю!
Я уже едва не плакала, хотя слезливость вообще не была в моем духе. Просто дошла до точки на краю нервного срыва. Мне бессонницы, связанной со сновидениями, хватало, чтобы быть в постоянном напряжении, а тут еще и это.
— Почему ты пришла ко мне, Дая? — задумчиво спросил Одир. — Решила, что раз мы обедаем за одним столом, то стали друзьями?
— Ты оборотень! — я ответила очевидное. — Если кто и понимает, как вычислить оборотня, то только ты.
— Я ракшас, а за тебя взялись перевертыши.
Я от усталости хотела рухнуть на кровать, но на месте все равно находиться не могла — дергалась от нервов. И потому снова принялась шагать — к нему, обратно, к нему. Кажется, Одир от моих метаний раздражался, потому что резко развернулся и снова схватил своими клешнями за плечи.
— Ладно. Давай подумаем вместе, только хватит скакать.
Я улыбнулась ему с настоящей благодарностью. Пусть даже не поможет, но одно намерение уже много значит.
— Одир, а есть какие-то признаки, как отличить перевертыша?
— Конечно. Мы же изучали их поведенческие модели. Перевертыш не может воспроизвести мысли человека — спроси у него, о чем он не может знать, и провалится.
— Ну да, — я обреченно вздохнула. — Если я себя же увижу, то мне и спрашивать ни о чем не понадобится! Еще какие-то признаки?
Я не заметила, как его руки медленно переместились ко мне на спину, и мы приблизились друг к другу. Очнулась, только когда рука нежно прошлась вниз и снова наверх. И его голос стал мягче, почти убаюкивал:
— Вот тебе признак ракшаса. Если я вижу сексуально привлекательный объект, то невольно испытываю желание. Мне стоит больших трудов сдерживаться во время занятий. И я очень рад, что все держатся подальше. И я очень разозлился, когда вы двое начали меня донимать. Как будто осознанно провоцируете.
Я не отпихнула его, просто подумала над словами. А ведь я еще до академии знала, что ракшасы помешаны на сексе, но Одира воспринимала иначе. Но это его природа! Он и гладит меня сейчас совсем не потому, что об этом яростно мечтал. Уточнила осторожно:
— Может, мне тогда на другой конец комнаты отойти? Или наоборот, стоять так?
— Да, лучше так, — он наклонился к самому уху. — Не шевелись и не сопротивляйся, тогда я ничего с тобой не сделаю.
— Постараюсь, — у меня даже голос сбился. — Ты только помоги.
— Я думаю.
И притом его рука спустилась еще ниже и почти до боли сжала ягодицу. Теперь я даже дышать не осмеливалась. Убеждала себя, что Одир делает именно так, как ему будет лучше справиться с эмоциями. Конечно, физически он настолько сильнее, что может и изнасиловать, и на куски разорвать. Чтобы потом изнасиловать каждый кусок по отдельности. Но после этого его ждет не академия, а тюремный квадрат. Одир не идиот, он делает то, что должен.
— Дая, это нелегальная организация. Серьезная сеть. Возможно, они случайно получили твое удостоверение. Потому что остальные курсанты обычно вшивают настолько важные документы в одежду — запросто не вытащишь.
— Мне о моей халатности уже раз тридцать сказали. И в личное дело занесли с лишением баллов. Так что переходи к важному.
— Нет-нет, подожди. Я о другом. Предположим, какой-то перевертыш случайно получил твое удостоверение, и тогда они уже на ходу придумали этот план. Но, насколько мне известно, серьезные сети никогда не работают наобум. У тебя не взяли видеослайдер, не тронули ничего из сумочки Триш. Как будто точно знали, что нужно воровать.
— Хочешь сказать, что именно меня выслеживали?! Заранее?!
— Хочу. Сказать, в смысле. И не кричи, умоляю. Все-таки лучше лечь.