— Товарищ Берия говорил мне, что у него есть очень интересные фотографии, — спокойно ответил я, никак не реагируя на издевку в голосе непосредственного начальника. — Там изображено то, что осталось от немецкой колонны после ночного бомбового удара одного из ТБ-3, пилоты которого получали мои команды с земли. Я находился в десяти километрах от этого места, однако бомбы попали в цель.
Я замолчал, но знаменитый диверсант не торопился с ответом и лишь внимательно смотрел на меня, ожидая продолжения.
— Мне нужен скоростной самолет-разведчик с опытным пилотом и тройка истребителей для прикрытия. А потом, когда стемнеет, десяток дальних бомбардировщиков ТБ-7 и Ер-2 из тех, что в августе летали бомбить Берлин.
— А пару армий в усиление вам не требуется, старший лейтенант? — Судоплатов откинулся на спинку кресла, разглядывая меня, как экзотическую диковинку, — Мы, если вы заметили, здесь занимаемся несколько иными вопросами, весьма далекими от пустых прожектов. У меня всего месяц на то, чтобы сделать из вас настоящих диверсантов, способных проходить немецкие заслоны, как нож сквозь масло, и я это сделаю! А вы, товарищ Нагулин, предлагаете мне нарушить приказ, прервать подготовку группы, и заняться продвижением вашей авантюры, из-за которой мне придется отвлечь от важных дел очень серьезных людей.
— В Киевском котле ждут помощи двести тысяч наших бойцов и командиров, — медленно произнес я, выделяя голосом каждое слово. — И они останутся там навсегда. Их рассекут на части и добьют по отдельности, если, конечно, мы ничего не изменим в текущих планах прорыва. Вы опытный командир, товарищ старший майор государственной безопасности, и отлично знаете, что я прав. Мне нужны всего сутки — один день и одна ночь. Вы — мой непосредственный начальник, и кроме вас мне не к кому обратиться. Прошу вас вспомнить мост через Днепр и последующие события. Мне тогда тоже поверили далеко не сразу.
Судоплатов поднялся и смерил меня нехорошим взглядом. Я тоже встал, но он жестом велел мне сесть на место.
— Жди здесь, — приказал старший майор, неожиданно перейдя на «ты», и вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.
— Итак, вы его упустили, — к удивлению Рихтенгдена, генерал произнес эту фразу совершенно спокойным голосом, — Вы не смогли вырвать майора Шлимана из рук русских диверсантов, и теперь мы вынуждены считать, что все, что он знал, знает и противник. Все это весьма прискорбно, не находите, полковник.
— Вся ответственность за эту неудачу лежит исключительно на мне, герр генерал, — четко ответил Рихтенгден, глядя начальнику прямо в глаза, — Все мои люди и привлеченные бойцы «Бранденбурга» проявили себя исключительно компетентными специалистами, и только мои ошибки привели к срыву выполнения задания.
— Не торопитесь себя оговаривать, — усмехнулся уголком губ генерал. — Адмирал Канарис поручил мне провести расследование этого инцидента, и, поверьте мне, я выполнил его приказ со всей тщательностью. Мы восстановили всю картину произошедшего, подробно опросив всех участников событий, от ваших людей, до жандармов и пехотных офицеров, выполнявших ваши приказы. Тех, кто выжил, естественно…
Генерал некоторое время помолчал, потом задумчиво плеснул себе в стакан воды из графина и сделал пару глотков.
— Никто из заслуживающих доверия специалистов, ознакомленных с этим делом, не нашел в ваших действиях серьезных ошибок. Такое редко бывает, ведь некоторые из них знают вас лично, и не всегда ваши отношения с этими людьми безоблачны. Однако их оценки сходятся — ваши действия в тех обстоятельствах были верными. Возможно, вам просто не хватило везения. Как, кстати, ваша рука? Не беспокоит?
— Уже лучше, герр генерал. Благодарю.
— Пожалуй, впервые на этой войне мы столкнулись с фактором, выходящим за рамки нашего понимания, — продолжил генерал. — Ваше своевременное прибытие в окрестности Кременчуга вернуло противодиверсионную операцию в нужное русло. Вы верно оценили действия противника и вывели своих людей на след вражеской группы. Если бы не эта ночная бомбардировка, предвидеть которую не мог никто, русские не имели бы возможности посадить транспортный самолет на нашей территории, а затем и поднять его в воздух. Тем не менее, даже в этих обстоятельствах вы смогли нанести повреждения русскому транспортнику. В результате он разбился при аварийной посадке, но, к сожалению, произошло это уже на территории, занятой советскими войсками, и пассажиры, видимо, уцелели.
— Это в любом случае провал, герр генерал, — покачал головой Рихтенгден, — причем уже не первый, если вспомнить, по чьей рекомендации вы подключили к операции майора Шлимана.
— Что-то вы не в себе, полковник, — нахмурился генерал. — Или на вас так ранение повлияло? Мы с вами, похоже, поменялись ролями. Это вы сейчас должны искать аргументы в свою защиту, а я все сделал за вас, так вы еще и пререкаться со мной вздумали.
Рихтенгден молчал. Возражать у него уже не было ни сил, ни желания.
— То-то же, — немного успокоился генерал, внимательно оглядев подчиненного. — Приказ на уничтожение русского стрелка, а теперь, как выяснилось, и корректировщика, никто не отменял. Агентурной разведке уже поставлена задача установить его местонахождение, но, думается мне, это будет непросто и не особенно быстро. Майор Шлиман в плену, и теперь вы остались единственным сотрудником Абвера, хорошо знающим повадки нашего противника. Я хочу услышать ваши соображения о том, каких действий нам жать от него дальше. И ваши предложения, если, конечно, они у вас есть.
— Киевский котел, — не раздумывая ни секунды, ответил Рихтенгден.
— А конкретнее?
— Русским не взломать нашу оборону. Моторизованные корпуса группы армий «Центр» не дадут им прорвать фронт, если только…
— Продолжайте, полковник.
— Стрелок показал себя мастером наведения на цель тяжелой артиллерии и авиации. У гаубиц не хватит дальности, чтобы поддержать удар, направленный изнутри кольца, да и наша артиллерия спать не будет — не дадут русским спокойно громить наши войска. В воздухе господствует наша авиация, и никакие ТБ-3 или пикировщики красных не смогут обеспечить поддержку наступающим советским частям даже при гениальном корректировщике. Но это днем.
— Считаете, они пойдут на прорыв ночью?
— Я в этом уверен. Под Уманью русские уже применяли этот прием, и тогда у них почти получилось.
— Да. Но, как вы верно заметили, именно «почти».
— В тот раз у них не было поддержки с воздуха, а теперь она будет. Однажды я уже прочувствовал на себе всю прелесть ночного бомбового удара, и, поверьте мне, не хотел бы еще раз испытать такое на собственной шкуре.
— Я вижу, вы много думали над сложившейся ситуацией, — генерал поднялся и подошел к карте, отражавшей текущее положение на восточном фронте, — Вы правы, русские уже совершили две попытки прорыва из окружения, сопровождавшиеся встречными ударами извне. Обе закончились безрезультатно и сопровождались большими потерями с их стороны. В результате положение окруженных только ухудшилось. Сейчас наши войска рассекли их на два изолированных котла, и по оценкам генерал-фельдмаршала фон Бока хоть какие-то шансы на прорыв имеют только части противника, еще удерживающие небольшую территорию западнее города Ромны.
— Они ударят этой или следующей ночью, герр генерал, — уверенно произнес Рихтенгден, — и если русский стрелок будет там, а я в этом не сомневаюсь, то наши войска подвергнутся атаке ночных бомбардировщиков. Стрелок всегда использует повторно тактические приемы, которые однажды доказали свою эффективность. Вспомните ситуацию с мостом через Днепр. Почти сразу после его уничтожения русский снова применил тяжелые гаубицы для уничтожения заслона, выставленного майором Шлиманом. Теперь он получил положительный опыт с бомбардировщиками. Я абсолютно уверен — он захочет его повторить, но уже на новом уровне и в других масштабах.
— И вы знаете, как этому помешать, полковник?
— Мы уже сталкивались с подобной проблемой, — кивнул Рихтенгден. — Английские бомбардировщики летают бомбить наши города именно по ночам, и люфтваффе неплохо наловчилось ссаживать с неба «веллингтоны» королевских ВВС. У меня есть знакомый — майор Хельм, я сталкивался с ним по некоторым делам еще до войны. Сейчас он занимается вопросами внедрения в систему ПВО наших городов последних достижений в области радиолокации. Он сообщил мне, что в начале августа в Рехлине успешно завершились полигонные испытания бортовой РЛС «Лихтенштейн», и группа инженеров из «Телефункена» установила несколько таких станций на ночные истребители, базирующиеся в Леувардене. Поначалу наши пилоты кривили лица, когда на их самолеты навешивали слишком много внешних антенн. При этом машина действительно теряет в скорости, а утяжеление носовой части приводит к ухудшению управляемости. Однако обер-лейтенант Беккер[1] на своем «дорнье», оборудованном бортовой РЛС, в ночь с девятого на десятое августа сбил «Веллингтон», летевший бомбить Гамбург. В следующих ночных вылетах он одержал еще пять впечатляющих побед.
— И вы предлагаете мне убедить командование люфтваффе перебросить эти самолеты под Киев?
— Не только их, герр генерал. Стрелок наводит бомбардировщики на цель, используя радиосвязь. Нам потребуются лучшие системы постановки помех, какие только можно найти в Рейхе, если, конечно, мы действительно хотим спутать русским карты.
— Это будет непросто, полковник, особенно в части ночных истребителей. Боюсь, согласование придется получать на самом верху.
— Русский почти наверняка будет на борту одного из бомбардировщиков. Он не может знать о наличии у нас истребителей, способных выходить на цель без подсветки прожекторами с земли, и это дает нам шанс закрыть вопрос стрелка раз и навсегда.
Генерал в задумчивости прошелся по кабинету и вновь остановился у карты.
— Пожалуй, я найду нужные слова для адмирала Канариса, — кивнул он собственным мыслям. — Ликвидация окруженных под Киевом русских войск сейчас считается важнейшей задачей на всем Восточном фронте, и ставить ее решение под угрозу никто не захочет. Готовьтесь, полковник. Вы сегодня же вылетаете во вторую танковую группу Гудериана. В течение часа жду от вас подробный план операции со списком всего необходимого.