Страж/2025
Страж/2025
Глава 1: Агнец
Туман не просто висел в воздухе — он проникал повсюду. Въедался в одежду, оседал на коже липкой сыростью, глушил звуки Гамбурга до утробного, низкого гула.
Здесь, на седьмом этаже безликой бетонной коробки, он превращал мир за окном в молочную пустоту. В ней тонули силуэты кранов и контейнерных терминалов.
Внутри квартиры пахло сыростью, застарелой пылью и страхом. Этот запах был для Хавьера синонимом провала.
Он сидел в полумраке единственной комнаты, спиной к стене, дающей обзор на дверь и окно. На коленях, на промасленной тряпке, лежали разобранные части его «Глока». Пальцы двигались сами, вбивая в тишину ритм: сухой щелчок входящей пружины, лязг возвращённого на место затвора, глухой стук соединения с рамкой. Он не смотрел на них. Он смотрел на сестру.
Люсия сидела на шатком деревянном стуле посреди комнаты, прямая, как струна. Её тёмные волосы, обычно непослушные и живые, висели безжизненными прядями. Взгляд был устремлён на облупившуюся стену напротив, но Хавьер знал, что она её не видит. Она не видела ничего. Её глаза, когда-то цвета тёплого шоколада, теперь стали похожи на объективы камер, направленные в никуда.
Щелчок вставленного магазина прозвучал в тишине непозволительно громко. Хавьер отложил пистолет, поднялся. Пол под его весом скрипнул. Он подошёл к Люсии, обойдя её сбоку — старался не попадать в поле зрения, хотя сомневался, что это имеет значение. Он опустился на одно колено и осторожно, двумя пальцами, коснулся её шеи.
Пульс.
Ровный, спокойный, около семидесяти ударов в минуту. Как у спящего человека. От этого спокойствия у него свело желудок. Её тело функционировало идеально. Оно просто… пустовало. Словно кто-то выключил свет, оставив все приборы работать.
Он убрал руку, но ещё несколько секунд продолжал ощущать под пальцами тепло её кожи и мерное биение жизни, запертой внутри этой оболочки.
Он встал и отошёл к окну. Прижался лбом к холодному, влажному стеклу. Внизу, в разрывах тумана, мелькнул свет автомобильных фар и снова утонул в серой мгле. Они сидели здесь уже три дня. Три дня тишины, прерываемой лишь его собственным дыханием и гудками судов из невидимого порта. На столе, рядом с остатками вчерашней пиццы, лежал почти пустой пакет с водой. Ресурсы заканчивались. Три дня он пытался понять, что, блядь, происходит.
Похищение с целью выкупа? Месть за его прошлое? Но похитители не оставляют жертву. Они не превращают её в живую статую.
В его голове билась одна мысль, простое солдатское уравнение: есть угроза, есть объект защиты. Всё остальное — лирика. Но угроза была невидимой. Она сидела не снаружи, а внутри его сестры.
Он замер.
Что-то было не так. Звук. Вернее, его отсутствие. Шаги на лестничной клетке прекратились. Хавьер всегда слушал. Его уши были таким же инструментом, как нож или пистолет. Соседи — семья турок снизу, старик-алкоголик сверху — их ритмы он выучил за первые сутки. Но эти шаги были другими. Лёгкими. И они замерли прямо за их дверью.
Он бесшумно скользнул к столу, взял пистолет. Холодная сталь рукояти привычно легла в ладонь. Он не стал целиться в проём. Слишком очевидно. Он встал сбоку, прижавшись к стене, превратившись в тень.
Тишина. Десять секунд. Пятнадцать.
Сердце колотилось о рёбра, но дыхание оставалось ровным. Он ждал выстрела сквозь тонкое дерево, грохота выбиваемого замка, крика.
Ничего из этого не произошло.
Вместо этого раздался тихий, почти нежный щелчок. Словно кто-то повернул ключ в замочной скважине. Его ключ.
Хавьер похолодел. Он проверял замок трижды. Двойной оборот, цепочка. Цепочка с тихим звоном упала внутрь. Дверь медленно, без скрипа, начала открываться.
В проёме показался человек. Один. Невысокий, в простом тёмном свитере и джинсах. Никакого спецназовского обмундирования, никакого оружия наизготовку. Он шагнул внутрь и закрыл за собой дверь так же тихо, как и открыл. Его движения были плавными, экономичными, с какой-то балетной, неестественной грацией. Он не посмотрел на Хавьера, хотя не мог не знать, что тот здесь. Его взгляд, пустой и сфокусированный одновременно, был прикован к Люсии.
Как будто она была магнитом, а он — металлической стружкой.
Агнец, — пронеслось в голове Хавьера. Так пастырь зовёт своих овец.
Человек сделал шаг к Люсии. Потом ещё один.
Хавьер выдохнул. Вся философия мира сузилась до трёх метров между ним и угрозой. Он рванулся вперёд, не издавая ни звука.
Хавьер бил на поражение. Короткий удар в горло. Резкий тычок в солнечное сплетение. Но противник не блокировал. Он просто… уходил с линии удара. Его тело изгибалось, уворачивалось с какой-то жуткой эффективностью, словно он видел траекторию мышц Хавьера за мгновение до самого движения.
Хавьер сменил тактику. Он пошёл на сближение, входя в клинч. Никаких красивых приёмов, только грязная работа. Локоть под рёбра, колено в бедро. Он почувствовал, как его удар достиг цели. Человек качнулся, его дыхание на миг сбилось, но лицо не дрогнуло. Он не почувствовал боли, только зафиксировал повреждение. Он развернулся на месте, и из рукава его свитера, неуловимым движением, выскользнул тонкий, как стилет, нож.
Блядь.
Хавьер выставил блок левой рукой, но лезвие всё равно чиркнуло по предплечью. Он отпрыгнул, опрокидывая стул. Грохот разорвал тишину. Он выставил пистолет.
— Брось, — голос Хавьера был тихим и ровным. Голос, которым отдают приказы, не терпящие возражений.
Человек с ножом снова проигнорировал его. Он медленно двинулся в обход, к Люсии. Его цель не изменилась. Хавьер был лишь препятствием.
Времени на раздумья не было. Выстрел привлечёт внимание всего квартала. Хавьер сделал то, чему его учили: если не можешь устранить угрозу, устрани её мобильность. Он выстрелил в пол, целясь рядом с ногой нападавшего. Щепки брызнули в сторону, заставив того инстинктивно дёрнуться. Этого хватило. Хавьер бросился вперёд, ударил ногой по руке с ножом. Клинок со звоном отлетел в угол. Второй удар, ногой, пришёлся точно в коленную чашечку.
Раздался отвратительный, влажный хруст.
Противник без единого стона рухнул на пол. Его нога была вывернута под неестественным углом. Но даже лёжа на полу, корчась от боли, которую он никак не проявлял, он продолжал смотреть на Люсию. Его тело было повержено, но его воля, или что там было вместо неё, осталась несломленной.
Хавьер тяжело дышал. Он не стал добивать. Живой, но обездвиженный, тот представлял меньшую угрозу и давал несколько драгоценных минут.
Он подскочил к Люсии. Она сидела всё так же неподвижно. Даже выстрел и грохот борьбы не вывели её из ступора. Он схватил её руку. Пульс был всё таким же ровным.
— Уходим, — прошептал он, скорее себе, чем ей.
Он метнулся по комнате. Сумка с припасами. Небольшая аптечка. Запасные магазины. Он накинул на Люсию свою куртку, вздёрнул её на ноги. Её тело было безвольным, как у большой тряпичной куклы. Он перекинул её руку через своё плечо, обхватил за талию.
Уже у двери он бросил последний взгляд на поверженного врага. Тот лежал на полу, но его голова была повёрнута к ним. В его глазах не было ни ненависти, ни боли. Только холодное, пустое ожидание.
Хавьер распахнул дверь и шагнул на лестничную клетку. А потом — наружу, в объятия холодного, слепого тумана. Воздух был густым и мокрым, он мгновенно проглотил их, отрезав от дома, который больше не был безопасным. Мир сузился до скрипа ступенек под ногами, тяжести сестры на плече и отчаянного, животного инстинкта: бежать.
Они нашли убежище в клоповнике для дальнобойщиков на выезде из города, там, где автобан перетекал в бесконечные промышленные зоны. Номер на втором этаже вонял несвежим пивом, дешёвым дезинфицирующим средством и безнадёжностью. Сквозь грязное окно в комнату проникал больной, пульсирующий свет от неоновой вывески «HOTEL ZUR POST». Красные и синие отблески плясали на стенах, превращая убогую обстановку в декорации к кошмару.
Хавьер опустил Люсию на продавленную кровать. Пружины скрипнули. Она осталась сидеть в той же позе, в какой он её оставил — прямая спина, руки на коленях, пустой взгляд в стену. Он стянул с себя куртку и бросил её на пол. Рукав рубашки пропитался кровью. Неглубокий, но длинный порез на предплечье.
Он подошёл к раковине, покрытой ржавыми потёками, и включил воду. Она потекла тонкой, бурой струйкой, потом стала прозрачнее. Хавьер смыл кровь, морщась от ледяного холода. Рана была рваной, её нужно было зашить.
Он достал из сумки свою полевую аптечку. Разложил на грязном столе содержимое: антисептик, бинт, и самое страшное — стерильный пакет с хирургической иглой и нитью. Он вскрыл пакет. Тонкая, изогнутая игла блеснула в мигающем свете неона.
И мир качнулся.
К горлу подкатила тошнота. Ладони мгновенно стали влажными. Дыхание сбилось. Он видел эту иглу, и его мозг отказывался воспринимать её как инструмент спасения. Он видел только острое, безжалостное жало, которое сейчас проткнёт его плоть. Он мог выдержать пулевое ранение, мог смотреть на смерть, не моргнув, но вид простого шприца или иглы превращал его в беспомощного ребёнка.
Соберись, тварь, — прорычал он про себя. — Ты же солдат, блядь.
Но тело не слушалось разума. Руки мелко дрожали. Он заставил себя взять иглу. Холодный металл обжигал пальцы. Он поднёс её к ране, но рука замерла в воздухе, отказываясь подчиняться. В голове всплыла картинка из прошлого: полевой госпиталь в Мали, он держит за руку молодого парня, которому осколком разворотило живот. Врач пытается сделать ему укол морфия, и парень, глядя на шприц, шепчет: «Не надо, док, я игл боюсь…». Он умер через пять минут.
Хавьер с силой сжал зубы так, что заскрипела эмаль. Он не будет тем парнем. Он не позволит этой слабости управлять им.
Он зажмурился и резко, с животным рыком, вонзил иглу в кожу.