— Карамультука…
— Во-во… Вот если маузер найдешь, тогда точно отберу.
Капитан, не став спорить, закинул карамультук за спину и аккуратно спрятал мешочки с порохом и пулями. Кремневое ружье вовсе не было безобидной хлопушкой, как, судя по всему, решил Косухин. Ростислав знал, что из подобного антиквариата можно уложить человека шагов за двадцать пять, а в горах ничего иного и не требуется. Пули же у карамультука были не в пример современным — чуть ли не со сливу величиной. Так что красный командир Косухин остался с мечтой о маузере, а интеллигент Арцеулов наконец-то получил в руки оружие. Ружье приятно оттягивало плечо, Ростислав сразу же почувствовал себя здоровым и сильным. Его жизнь вновь получила цену…
Оставаться среди пустых домов и засыпанных снегом трупов не тянуло. В мешок уложили немного найденного риса и полупустую жестяную банку с китайским чаем. В одном из домиков, совершенно пустом, с разбитой и сорванной с петель дверью, Арцеулов обнаружил на земляном полу большую рыжую шубу. Вернее, она была большой для ее прежнего хозяина, который не достигал Ростиславу и до плеча. Для него же это скорее был добротный полушубок.
— Держите, Степан, — предложил Арцеулов. — Это будет получше шинели.
Косухин вначале отнекивался, не желая брать чужое, но потом, рассудив, что теплые вещи нужны живым, переоделся. Вид у него стал весьма живописным — лохматая шуба, доходившая до колен, удачно сочеталась с черной шапкой. Там же, в пустом домике, удалось разыскать две пары рукавиц.
— В общем, ниче, — рассудил Косухин, — извините, ребята! — крикнул он, обращаясь к мертвым разбитым окнам. — Мы эта… Не от жадности…
Капитан перекрестился и негромко прочитал заупокойную молитву. Смерть, кружившая по России, казалось, черным вихрем пронеслась вслед за ними через границу и теперь сопровождала среди этих дальних гор…
— Тех не меньше взвода было, — рассудил Косухин, когда мертвое селение скрылось за поворотом, и тропа стала прежней — узкой, так что и плечам тесно.
— И вооружены они кое-чем поновее, чем кремневые ружья, — добавил капитан. — Я видел гильзы. По-моему, это японские семизарядки. «Арисака», кажется…
— Видел такие, — кивнул Степа. — Точно бьют, заразы! Навидался я ваших япошек. Наприглашали!
— Я навидался ваших венгров, немцев и китайцев. Зрелище столь же мерзкое. Впрочем, ваши жидки из ЧК ничуть не лучше…
— Ах ты… — задохнулся возмущением Степа. — Семит… То есть, антисемит, чердынь-калуга! Наши венгры и прочие — это не интервенты, а эти… интернациолисты, то есть интернаци… Ну, в общем, за народное дело! Темный ты, Ростислав, а еще интеллигент!
— Куда уж мне… А ваши собачки-оборотни — тоже за народное дело? А Венцлав — из интернационалистов?
Степа засопел носом, но смолчал, не желая отвечать на провокационный выпад. С Венцлавом он разберется. И не этому недорезанному судить о неизбежных ошибках, возникающих в трудном деле борьбы за Мировую Революцию.
Арцеулов видел, что припек-таки краснопузого, и это доставило ему некоторое удовольствие. В последнее время Степа стал излишне задаваться.
«Пусть подумает, — решил капитан. — Это и пролетариям иногда полезно…»
Он хотел было добавить жару, припомнив кое-что из виденного в Иркутске — ну, хотя бы чудо-богатыря товарища Чудова — как вдруг, вздрогнув, схватил Степу за руку.
— Голоса! Впереди…
Степа прислушался — где-то далеко, но все же не очень, в полукилометре от силы, кто-то разговаривал. Точнее, переговаривались несколько голосов. Даже не переговаривались, а ругались, чуть ли не кричали.
Арцеулов неторопливо снял с плеча карамультук. Оба ускорили шаг, внимательно поглядывая на пустую, покрытую снегом, тропу. Кто бы ни был там, впереди, здесь он не проходил. А это уже становилось интересно…
Голоса смолкли, но через несколько минут раздались вновь — громкие, сердитые и очень недобрые. Послышался крик. Там, совсем уж недалеко, что-то явно происходило…
Тропа резко сузилась, так что и одному пройти трудно, но затем резко пошла вширь, подведя к очередному повороту. Крики слышались совсем рядом. Степа рванулся вперед, но Арцеулов, твердо отстранив его, внимательно осмотрел затвор карамультука и выглянул первым.
За поворотом была каменная площадка, каких они уже нимало повстречали на пути. Правда, тут имелось кое-что новое — влево шла еще одна тропа, нырявшая в узкое ущелье. Впрочем, эти важные подробности Арцеулов заметил походя, рассматривая то, что происходило в нескольких метрах, как раз возле входа в ущелье…
На земле валялось несколько мешков, какие-то вещи и брошенный прямо в снег карабин. Возле вещей толпились пятеро невысоких, но крепких парней в одинаковых серых полушубках и шапках с меховым козырьком. Двое держали оружие наизготовку и, весело посмеиваясь, наблюдали за тем, чем занимались их товарищи. А те, уже без всякого смеха, а напротив, с руганью и криками, что есть силы били еще одного — шестого, — худого высокого парня в меховой куртке нараспашку. Шапка лежала рядом, тут же в снегу торчал нож, похоже только что выбитый из рук.
Парень отбивался как мог. Его пару раз сбивали в снег, но он откатывался в сторону, вскакивал и успевал врезать одному из нападавших в челюсть или в грудь, прежде чем снова упасть. Те, что пытались с ним расправиться, сердились и снова бросались на парня. Когда тот вновь упал, один из нападавших замахнулся ногой, но тут же рухнул в снег, сбитый ловкой подсечкой.
— Дает! — шепнул Косухин. — Ну, чего, капитан, пошли?
Арцеулов помолчал, оценивая ситуацию. Тех, с оружием, пятеро. У парня нет даже ножа, значит, можно рассчитывать лишь на собственную ловкость и на карамультук…
— Ты чего? — возмутился Степа. — Их же пятеро на одного…
Ростислав не ответил и, быстрым движением расстегнув полушубок, скинул его в снег. Затем передал ружье Косухину и сжал в руке нож.
— Первого, кто поднимет оружие!
Между тем обстановка изменилась. Один из тех, кто стоял в стороне и посмеивался, вдруг стал очень серьезным и что-то громко крикнул. Трое, избивавшие парня в куртке, отскочили в сторону, оставив жертву лежащей в снегу. Тот, кто отдал приказ, лениво поднял ствол карабина. Парень успел вскочить, но тут же замер, увидев направленный на него ствол. Косоглазое лицо дернулось в злобной ухмылке, палец лег на спусковой крючок…
…И послышался грохот. Карамультук, нацеленный Степой, окутался черным дымом. Косоглазый рухнул в снег — пуля угодила точно в висок. Другой, в таком же сером полушубке, попытался обернуться, но, захрипев, начал сползать в снег — Арцеулов уже был рядом и вынимал из его бока окровавленный нож. Один из оставшихся, не успев выхватить оружие, кинулся на капитана, но получил резкий удар в грудь, бросивший его навзничь.
Парень в куртке, сообразив, что пришла подмога, кинулся на ближайшего косоглазого и повалил его в снег, вцепившись в горло. Пятый — последний — дернул из-за пояса револьвер, но подоспевший Степа обрушил на его голову приклад. Бандит в сером мягко ткнулся лицом в труп своего товарища. Сцепившийся со своей недавней жертвой тип сумел вырваться и подхватить с земли карабин, но хлопнул сухой короткий выстрел, и Арцеулов сунул за пояс трофейный револьвер. Дело было сделано.
Степа первым делом бросил верно послужившее ружье и закинул за плечо новенькую винтовку. Теперь и он почувствовал себя прежним — уверенным и сильным. Арцеулов ткнул носком унта лежащего в снегу косоглазого, которого оглушил удар затылком об лед, и без особых сантиментов добил его выстрелом в голову. После чего, оглядев место побоища, слегка поморщился и направился надевать сброшенный полушубок.
— Сэнк-ью, бойз! — произнес спасенный, весело улыбаясь и вытирая снегом окровавленное лицо. Досталось парню крепко, но оптимизма он, похоже, не потерял.
Степа понял, что его благодарят и промычал в ответ что-то неопределенное.
— Амэрикэн? — продолжал между тем парень.
— А! — сообразил Косухин. — Никак нет, браток, не оттуда.
Парень с интересом прислушался, вновь улыбнулся и неуверенно проговорил:
— То… пан поляк?
— Вот, чердынь-калуга, непонятливый. Русские мы!
— Шердынь… — удивленно пробормотал парень, затем его лицо прояснилось, и он четко, почти без акцента произнес:
— Спасибо, товарищ!
— Вот это дело! — обрадовался Косухин. — Это по-нашему! Видал, Ростислав, понимает!
— Вы американец? — заинтересовался Арцеулов, успевший накинуть полушубок и теперь поправлявший ремень.
— О, йес! — охотно согласился неизвестный. — А'м Тэд Валюженич, Джонсвилл, Индиана стэйт. Бат… бойз, д'ю андестэнд Инглиш?
— Немного, — ответил Ростислав по-английски. — Похоже, мистер Валюженич, у вас были некоторые проблемы?
— О, да! И я могу лишь поблагодарить Творца, что он занес таких решительных русских парней в самую жуткую дыру на Тибете!
— Значит, все-таки Тибет… — проговорил Арцеулов и еле заметно нахмурился…
4. УБЕЖИЩЕ
Тэд Валюженич верил Богу, американской Конституции, законам природы и — отчасти — президенту Вильсону. Во всех остальных вопросах он оставался ярым скептиком, каким и положено быть молодому ученому в двадцать два года.
Предок Тэда — люблинский маршалок Тадеуш Валюженич — прибыл в Штаты еще в конце XVIII века. С тех пор Валюженичи считали себя истинными янки, а от польских предков оставили лишь несколько пергаментов с давними королевскими привилегиями, а также имена Тадеуш и Криштоф, которые получали старшие в семье. Так младший Тадеуш — Тэд — получил свое имя, а Крисом — Криштофом — был его отец, известный филолог-медиевист, в последние годы работавший по приглашению Британской Королевской Академии наук в одном из английских университетов. Тэда, не желая создавать ему тепличные условия, отец отправил в Сорбонну, посылая ему денег, которых как раз хватало на квартирку в пригороде и на чашку кофе по утрам. Поучившись год и вдоволь наслушавшись о миннезинге и трубадурах, Тэд в конце концов взбунтовался и перевелся на отделение археологии, что больше подходило к его живой натуре. Отец воспринял решение своего отпрыска кисло, но ограничился лишь урезанием ежемесячной субсидии, так что утр