И он тоже это понял — радостно взревев, он сорвался с места, и побежал на меня, выставив вперед плечо! Воздух, или само пространство перед его выставленным плечом будто бы раскалился, нагрелся и загорелся, обтекая Стэна мощным потоком, угрожая обуглить, сжечь все, что его коснется!
Все ясно — лучше его в таком состоянии не трогать, это что-то вроде огненного щита, под прикрытием которого Стэн собирается добраться до разрыва и выбрать нару…
Щита!
Персефона говорила, что Колкий щит останавливает в своем объеме даже время. Наверное, на этом и основана его абсолютная неразрушимость — ведь я уже на своем примере выяснил, как тяжело взаимодействовать с объектами, которые замедлены относительно меня.
А уж что-что, а замедлять время я умею. Эти купола я ставил уже кучу раз, надо всего лишь взять заряд праны побольше…
Нет, стоп, не так. Чтобы замедлить время в куполе, я нагонял прану в наконечник и трамбовал ее там в плотную бусину, а количество праны лишь регулировало время существования купола. Для того, чтобы наоборот ускорить время, я делал наоборот — оставлял пустым центр наконечника, разгоняя прану по углам.
Значит, чтобы остановить время, надо влить прану равномерно. И не в наконечник, которого нет, а прямо в пространство.
Что-то похожее я уже делал, когда мы с Аминой убегали от скопий — я поставил барьер на их пути из праны, из многих слоев праны. Но тогда это была всего лишь прановая конструкция, причем поставленная на последние силы, а сейчас…
А сейчас я закрыл глаза, и, стараясь не отвлекаться на летящий на меня сгусток яростной праны с пылающим факелом вместо лица, посмотрел на свои пальцы. Их кончики сияли ярко-фиолетовым, наполненные праной до последней молекулы, готовые к работе.
Колкий щит. Интересно, почему он обязательно должен быть колким? Почему он не может быть ровным? Как зеркало? Разве так не проще?
Наверное, нет, иначе делали бы так, как проще. Наверное, так диктует рабочее тело.
Во мне течет кровь Ратко. Пространство — мое рабочее тело.
Я надавил на воздух, как надавил бы на кнопку, только позволяя пране растекаться в стороны от пальца, как чернила по мокрой бумаге. Не следя за ней, не ограничивая ее — на одной лишь интуиции. Как всегда.
И пространство треснуло под моим пальцем, как трескается на луже тонкий лед ранней весной. Прямо в воздухе появилась едва заметная трещина, по-другому искажающая падающий на нее свет.
И тогда я, не открывая глаз, надавил уже обеими руками, словно пытаясь то ли отжаться от невидимой стены, то ли отбросить от себя кого-то несуществующего!
И пространство передо мной послушно треснуло, раскололось и поползло множеством трещин, которые в одно мгновение покрыли площадь в добрых два квадратных метра и перекрыв Файерсу путь к разрыву!
Огненный щит столкнулся с колким, и последний победил. Файерс грянулся плечом в щит, громко взвыл от боли и отлетел назад.
— Это что за шутки?! — разъярился он, поднимаясь на четвереньки. — Сука, выпусти меня! Выпусти меня! Я сказал выпусти меня, сопляк!
С каждым новым словом он свирепел все больше, его прановое тело раскалялось все больше, и под конец он уже стал швыряться в меня сгустками огня, прямо с земли!
Но все они бесславно разбились о щит, от которого я все еще не рисковал отнять руки, хотя и понимал, что он уже не тянет из меня прану — он существует самостоятельно.
— Я! Тебя! Убью! — бессильно вопил Файерс, продолжая швыряться огнем. Его прановое тело все больше тускнело и угасало, и спустя буквально минуту он наконец выдохся. Прекратил швыряться огнем, и бессильно откинулся на спину, развалившись на спину как морская звезда. Праны в нем осталось совсем немного, и сейчас, наверное, лучшее время, чтобы попытаться склонить его к сотрудничеству.
Не зная, как убрать Колкий щит, я оставил его на месте, обошел его и присел рядом с Файерсом, на всякий случай готовый вскочить и дать отпор.
— Ну что, утомился? — участливо поинтересовался я. — Теперь поговорим?
— Поговорим обязательно. — раздалось у меня за спиной. — Но только не с ним, а со мной.
Глава 5. Рукопашник
Сказать, что я напрягся — значило очень, очень сильно меня похвалить. Всего двух коротких фраз оказалось достаточно для того, чтобы по спине побежали зябкие мурашки, причем вовсе не от холода Пустоты. Я-то был уверен, что здесь, за подкладкой реальности, я недосягаем и неуязвим ни для кого, кроме Файерса… Ну, того Файерса, который был еще полон сил и праны.
А оказалось, что моя неуязвимость — дутая, как шаровары низинских танцовщиц.
Оказалось, что кто-то способен ворваться туда, куда ворваться практически невозможно, да еще и сделать это так, чтобы оказаться в конкретной точке этого практически невозможного, что само по себе невозможно уже полностью. Персефона же прямым текстом говорила, что Пустота каждый раз другая, и нельзя попасть в одну и ту же ее точку, войдя два раза подряд.
Хотя, если вспомнить, как Марк усиленно тянул время, потому что ему нужно было закрыть все возможные точки входа — получается, все же можно войти в Пустоту туда же и тогда же, как и кто-то, кто уже в ней находится… Так, что ли?
Вот черт, я же сам оставил открытым разрыв, через который выпустил наружу пламя Файерса! Я же его так и не закрыл, и он до сих пор сияет черно-фиолетовыми краями у меня за спиной! Прикрытый Колким щитом, да, но отнюдь не закрытый!
А это значит, что технически у меня за спиной сейчас может стоять кто угодно! Мало кто может открыть разрыв в Пустоту, но вот сигануть в уже имеющийся способен кто угодно, у кого хватит на это духу.
Но что-то мне подсказывает, что я знаю, кто конкретно стоит у меня за спиной. Если не за спиной и не по имени, то как минимум по фамилии. Только один род в этом мире, попав в Пустоту, может разговаривать таким спокойным тоном. Хозяйским тоном.
Потому что в какой-то степени они и были здесь хозяевами.
А, когда я медленно отошел от Файерса, не поворачиваясь к нему спиной, но так, чтобы боковым зрением увидеть и нового участника нашего спектакля, оказалось, что я все же знаю его. И в лицо знаю. И даже по имени. И даже пылающая фиолетовая маска демона была не помехой идентификации.
Горящая бледно-фиолетовым сигма в виде двух распахнутых крыльев на шее новоприбывшего говорила сразу обо всем.
— Хм… — я напряг память, вытаскивая из нее его имя. — Виталий?
— Не имею чести. — холодно ответил Ратко, не двигаясь с места. — Впрочем, это и неважно.
Нас все еще разделял Колкий щит, который я так и не придумал, как убрать. Виталий тоже не торопился с ним ничего делать — стоял и оценивающе глядел на меня сквозь него.
Воспользовавшись ситуацией, я тоже осмотрел его с головы до ног, подмечая несколько очень неприятных деталей.
Виталий был одет не так, как остальные Ратко, которых я видел. Те одевались щегольски, пытаясь выделиться и привлечь внимание если не ценой своих шмоток, то, как минимум, их необычными сочетаниями с прочими элементами внешности. Глухой черный плащ Марка в совокупности с короткими кустистыми дредами, строгий набор из пальто и брюк, украшенный высокими военными ботинками Чингиза, или вырвиглазное сочетание синего и кислотно-зеленого в одежде Бернарда — вся это троица будто бы поставила перед собой задачу победить на местном конкурсе фриков.
А вот Виталия, кажется, о конкурсе предупредить забыли. Потому что одет он был просто, без изысков, и, я бы сказал — утилитарно. Облегающая плотную, но не жирную, а именно плотную, фигуру, футболка с коротким рукавом не позволяла толком за нее ухватиться и использовать как рычаг при броске. Немного мешковатые штаны с кучей карманов, подвязанные на уровне щиколоток, не стесняли движений и легко разрешали и прыжки и удары ногами в любой уровень. Высокие плотные ботинки, очень похожие на ботинки Чингиза, с толстой подошвой и длинной шнуровкой, отлично защищали не только стопы от камней и веток, но и пальцы от случайного удара выгнутым носком.
Виталий выглядел как человек, который каждую секунду готов к неприятностями, причем во всех возможных смыслах. Драка — значит, драка. Дарги — значит, дарги. Ночевка под открытым небом — значит, ночевка. Не удивлюсь, если у него по карманам штанов рассована куча всякой мелочевки, здорово помогающей в щекотливых ситуациях. Наши имперские рейнджеры носили такие же штаны, и в них все это было.
Еще одним неприятным открытием было то, что, в отличие от Марка, в отличие от меня, и, наверное, от всех прочих братьев Ратко, которых мне не довелось видеть в Пустоте, Виталий почти не терял праны. Глаза его маски не светились фиолетовым, и не оставляли в воздухе тающих полос при движении, как и пальцы, увенчанные когтями, собранными из такой плотной праны, что они казались вырезанными из дымчатого аметиста.
Виталий был стабилен. Настолько, насколько это вообще возможно в Пустоте. Кроме того, он зашел сюда, не тратя прану на открытие разрыва — он воспользовался моим, да и находился он здесь в разы меньше, чем я. Так что каким бы ни был его пранозапас, сейчас он должен быть залит под завязку, в отличие от меня. Так что даже если бы в теории я мог его пересидеть здесь, сейчас этому не бывать точно.
Виталий осмотрел меня и пришел, видимо, к похожим выводам, потому что перевел взгляд на Файерса и коротко скомандовал ему:
— Поднимайся.
— Как ты вообще нашел меня! — пробормотал Стэн, вставая с земли.
— Катя прислала. Когда увидела, что тебя отправили в Пустоту, быстро сообразила, что к чему, прыгнула в портал и сообщила мне. И я прилетел тем же порталом. — объяснил Виталий. — А теперь заткнись и шагай отсюда.
— С удовольствием. — пробормотал Стэн, делая шаг вперед.
Ага, значит, это Виталий делал те порталы, которыми перемещались заговорщики. Ну, вернее, те порталы, которые видел я, которыми пользовался я. Вряд ли в их рядах один только Виталий способен на такое, скорее всего, они поделились на разные группы, и мне выпал джек-пот — брат-проводник.