– Феликса арестовали?
– Нет, убили.
– Боже мой! Кто? За что? – поразилась я.
Мура положила мне на колени альбом со снимками, указала на одну из фотографий.
– Женщина справа – мать Феликса, рядом с ней его отец, а на столике, видите, фигурка.
– Да, – кивнула я, – птичка.
– Верно. Она из платины с драгоценными камнями, очень дорогая вещь, – объяснила Мура. – У фигурки есть секрет – вообще-то это шкатулка. Если одновременно нажать на глаза птички, голова ее откинется и обнажится пустота. Свекровь верила, что безделица принадлежала императрице Александре. Вроде отец Феликса когда-то приобрел вещицу за бесценок у некой дамы, служившей в юности при царском дворе. Якобы в день штурма Зимнего дворца большевиками фрейлина спрятала птичку в карман – взяла на память о царице и хранила пуще глаза. Расстаться с реликвией старушка решила под конец жизни, когда уж совсем нечего стало есть.
– Интересная история, – согласилась я.
Мура улыбнулась:
– Правды не узнать. Ни родителей мужа, ни той дамы давно нет в живых, вещам свойственно переживать хозяев. Но у птички была нехорошая аура: она стояла во дворце, и вспомним, какова судьба царской семьи. Кстати, свекор через год после ее покупки тяжело заболел и до конца жизни жил на лекарствах. И, похоже, Феликса убили из-за этой платиновой фигурки, хотя врач на вокзале заявил: «Инфаркт». И патологоанатом подтвердил его диагноз.
– При чем тут вокзал? – удивилась я.
Мура вернула альбом на место и продолжила рассказ.
…Феликс Бирк в очередной раз собрался в вояж по провинции, денег в семье оставалось мало, и он решил продать птичку. Навел справки и нашел в Ленинграде коллекционера, который предложил за изделие огромную сумму. Мужчина должен был встретить продавца реликвии на вокзале. Сделку предполагали провести в укромном месте.
Мура отправилась с мужем в Москву. Тот, понимая, какую дорогостоящую вещь везет в багаже, ради безопасности пошел на лишний расход – взял купе СВ. Вагон быстро заполнился пассажирами, Мура стояла на перроне.
– Один поеду! – обрадованно воскликнул Феликс, выглядывая в окно.
– Запри дверь, – предусмотрительно велела жена.
– Не волнуйся, – улыбнулся Феликс. – Мне повезло! Без соседа еду!
Вообще-то Мура никогда не провожала мужа, но в тот раз поехала. И бежала за поездом, когда он тронулся, и даже прокричала вслед:
– Я люблю тебя!
Перрон закончился, Мура остановилась. Мелькнули красные фонари последнего вагона, и почему-то у нее защемило сердце.
Глава 25
На следующий день, около девяти утра, зазвонил телефон, и незнакомый мужской голос спросил:
– Феликс дома?
– Он уехал в Ленинград, читать лекции по линии общества «Знание», – ответила Мура.
В трубке раздался осторожный кашель, затем последовал вопрос:
– Простите, вы Жанна, его жена?
– Да, – ответил Мура.
– Разрешите представиться, Павел Лям. Это ко мне ехал Феликс, – сообщил мужчина.
– И что? – растерялась Мура.
– Его не было в поезде!
– Вы что-то путаете. Я провожала мужа, он сел в СВ.
– Но Бирка не оказалось в вагоне.
– Вы, наверное, ошиблись! – воскликнула Мура. – Встретили не тот поезд, ведь из столицы в Ленинград почти одновременно, с разницей в пять минут, уходят несколько составов.
– Нет, – возразил собеседник. – Никакой ошибки не было. Понимаете, проводница сказала мне, что пассажиру из пятого купе в Бологом стало плохо, его сняли с маршрута.
– Как? – закричала Мура.
– Подробностей не знаю, но попытаюсь выяснить, – пообещал Лям.
Спустя полдня он позвонил снова и сказал:
– Вам надо ехать в Бологое. Сегодня же! Прямо сейчас!
Мура постаралась не заорать от ужаса. Она знала, что Павел Лям не имеет ни малейшего отношения к подпольной организации. Коллекционер – удачливый «цеховик». Так в советские годы называли тех, кто сумел организовать незаконное производство ширпотреба (например, шил большими партиями женские блузки, плащи или варил тушь для ресниц). Обнародовать свои доходы Лям по понятным причинам не мог, в сберкассу отнести накопленные рубли боялся, развивать производство было невозможно, поэтому он и занимался коллекционированием. Феликса на него вывел один из его приятелей.
Узнав странную новость, Мура оторопела. Она не знала, как поступить.
– Приезжайте в Бологое, – предложил Лям. – Я встречу вас у поезда, дайте срочную телеграмму с номером состава.
Павел не подвел. Он на самом деле помог Муре выйти из поезда, подвел к заказанному такси. Перед тем как усадить ее в автомобиль, он сказал:
– Очень вас прошу, не рассказывайте никому о предполагавшейся сделке, иначе у меня будут неприятности. Увы, с вашим мужем случился инфаркт.
– Он жив? – в безумной надежде спросила Мура.
Павел машинально посмотрел на часы.
– Час тому назад он находился в реанимации, думаю, надо поторопиться.
Феликс умер через сутки, так и не придя в сознание. Милиция дело не завела, ситуация казалась прозрачной – отказало сердце. Вскрытие подтвердило диагноз врачей, тело отдали Муре без проволочек. Лям оказался сердобольным человеком, он помог Муре транспортировать гроб в Москву и организовал похороны. Более того, Павел начал часто наезжать в столицу, его жена крепко подружилась с Мурой. Бирк помогла их сыну Антону поступить в институт, а в конце концов дочь Бирк и сын Павла поженились. Вот такая история.
Платиновая птичка исчезла без следа. В чьи руки она попала, осталось неизвестно. Лям был вне подозрений, он встречал Феликса на вокзале в Ленинграде, не зная, что ученый уже снят с поезда. В больнице, куда привезли Бирка, в описи его вещей никаких фигурок не значилось. Либо птичку взяла проводница, которая обнаружила пассажира в бессознательном состоянии, либо Феликса ограбили сотрудники «Скорой помощи».
Шли годы, Мура боялась сама себе сказать правду. Она любила Феликса, была готова ради него идти на любые жертвы, но после того, как супруг упокоился с миром, жизнь Бирк стала намного проще. Мура вернулась в город, в свою благоустроенную квартиру, и забыла о бытовых неудобствах. Матвей сразу же взял бывшую преподавательницу назад на работу и выбил ей неплохой оклад. Даже Акула относилась к Муре терпимо, не придиралась к старой знакомой. Алевтина хорошо училась, Павел Лям регулярно их навещал.
Но, самое главное, теперь Мура не мучилась бессонницей, не вздрагивала, если слышала шум на лестнице, и не сошла с ума от ужаса, когда однажды, после полуночи, в ее дверь позвонила соседка снизу и затараторила: «Жанна, открой немедленно! Нам вода на голову течет!»
И правда, виной переполоха был всего лишь неисправный кран в ванной, а не хитрый трюк КГБ, чьи сотрудники явились арестовывать чету Бирк.
Что стало с любимым детищем Феликса, выпестованной им организацией, Мура не знала и знать не хотела. Очевидно, лишившись своего лидера, подпольщики утратили интерес к антисоветской игре, и «Путь к свободе» тихо умер.
Одним словом, после кончины любимого мужа Мура испытала чувство облегчения. Нет, ей не хватало Феликса, но без него жилось увереннее, стабильнее. Иногда в голову Муре залетала подлая мысль: «Хорошо, что Феликса свалил инфаркт, иначе бы…» На этом месте Мура пыталась переключиться на бытовые проблемы: у Али нет зимних ботинок, надо успеть до похолодания помыть окна, гобеленовую накидку на диване следует отнести в чистку, стирать ее никак нельзя, обязательно сядет, где потом искать новую…
Даже самой себе Мура боялась сказать правду: останься Феликс жив, через некоторое время семью Бирк гарантированно ожидал бы арест. Организация ширилась, рано или поздно в ней бы завелся предатель. Мура очутилась бы в женской тюрьме, Феликс в мужской, Аля в детдоме. Ясное дело, никакого свержения социализма нельзя добиться, Феликс задумал глупость, а у Муры не хватило твердости и силы воли, чтобы высказать мужу, заигравшемуся в подпольщиков, все, что думает о его идее, в лицо.
Прошло немало лет. Участники той давней истории состарились, и в конце концов умерла жена Павла. На дворе уже вовсю разбойничал дикий российский капитализм, Лям вышел из тени и стал бизнесменом. Потерю супруги, с которой прошел рука об руку по жизни, Лям перенес тяжело. Он приехал в Москву и поселился временно у Бирк. Алевтина уже была замужем за Антоном, Мура считала Павла роднее брата. Бирк жила постоянно за городом. Павел давно привел в порядок ее дачу – оснастил дом всеми благами цивилизации, расширил его, пристроил флигель, сделал из хижины удобный особняк. Внешне коттедж теперь походил на избу-теремок, а внутри был уютным, напичканным современной техникой.
Прожив пару месяцев у Муры, Павел почувствовал себя плохо и попал в больницу. Состояние бизнесмена не было тяжелым, но Мура и Алевтина не оставляли его одного ни на секунду.
Где-то через неделю Павел вдруг сказал:
– Я скоро умру!
– Прекрати, – рассердилась дежурившая в тот момент около него Мура.
– Нет, правда! Мне Феликс приснился, – прошептал Лям. – Такое странное видение… Я ведь его только на фото у тебя видел, в больнице и морге не считается, а тут он стоит – в костюме вроде римской тоги, словно из бани вышел и в большое полотенце замотался. Погрозил мне пальцем и говорит: «Спасибо, что Муру и Алю не бросил. Но почему тогда расследование прекратили? Неужели ты не понял: убили меня!»
– Ты принимаешь снотворное, – Мура попыталась внести в беседу ноту реальности, – от медикаментов и не такое привидится.
Лям схватил приятельницу за руку.
– Нет, послушай, Мура, перед смертью я хочу покаяться.
– Глупости! – начала сердиться Бирк. – Ты идешь на поправку.
– Я умру к утру.
– Перестань!
– Тебе трудно дать человеку высказаться? – с отчаянием спросил Лям.
– Говори сколько хочешь, – согласилась Мура, – мне торопиться некуда, я готова слушать тебя всю ночь.