И лепет струн
Душе расти велит,
Ты бросишь дом, —
Пусть в горле ком, —
И время – не простит…
Вот ты уже старик, —
Жизнь промелькнула вмиг,
Забыта горечь слёз
И лишь один вопрос
Волнует не шутя, —
Где то дитя?…
Я вижу сон —
Мой старый дом —
Там всё, как в детстве, как тогда:
И тот забор, и тот же клён,
И крыша виснет над окном —
Мой бедный дом…
Стол и скамья, и вот – окно,
Подслеповатое – одно…
Здесь я растил, тая от всех,
Мою мечту, мой юный смех —
Ты знал, мой дом…
Я слышу – звуков полон дом,
И песня мамы дарит тёплый сон, —
О сколько дивных сладких грёз
Мне мамин голос в детстве нёс…
Пусть старый дом скрипит в тоске,
Пусть он стоит на волоске, —
Он стоит слёз…
Мой милый край,
Мой детский рай
Я не могу забыть.
Мой добрый дом,
Мой тёплый сон —
Оттуда жизни нить.
Оттуда льётся свет,
Которым я согрет.
Всего лишь жизнь назад
Там цвёл мой райский сад —
Мой старый дом, мой тёплый сон
и мамин взгляд…
2011
Еврейский мальчик
C. Chaitin – «A Yiddish Kind»
(по мотивам)
Там, – в литовской стороне,
От деревни – в стороне,
За окошком в два паза́
Любопытные глаза…
Три головки за окном —
Две льняные – заодно.
А у третьей – за виском
Чёрный локон – завитком…
Сколько выплачет ночей
Этот мальчик – здесь ничей.
Как теперь он будет жить?
Дети станут с ним дружить?
Станет дом ему родным?…
Мама плакала над ним
И, целуя, между слёз
Говорила, – как всерьёз:
Чтоб он стал, как прежде, – весел,
Чтоб не пел еврейских песен,
Чтоб еврейскими словами
Не расспрашивал о маме, —
Что теперь – он должен знать —
Надо тётю мамой звать,
Что отныне он – литвин…
Чтоб не плакал – нет причин…
2012
Молитва
A. Sutzrever – «Vaise Shtern»
(по мотивам)
Из мерцанья белых звёзд
Протяни мне, Боже, руку, —
Зачерпни из моря слёз
Слов моих тоску и муку.
Сквозь подвальное окно
Свет звезды ко мне стремится.
В этом мире нет давно
Места, чтоб Тебе молиться…
Мой Великий Строгий Бог,
Всеблагой и Всемогущий,
Я отдал Тебе, что мог —
Жар души моей заблудшей…
Здесь подвал – Судьба и Кров,
Здесь покорность и отчаянье.
И летит к звезде мой зов,
И в ответ – Твоё молчанье…
Лопнула струна души —
Стон вибрирует по крышам —
Боже Правый, поспеши,
Дай мне знак, что я услышан:
Из мерцанья белых звёзд
Протяни мне, Боже, руку, —
Зачерпни из моря слёз
Слов моих тоску и муку…
2012
Sunrise – Sunset
(Roger Whittaker – Песня Тевье на свадьбе дочери, из мюзикла «Скрипач на крыше»– по мотивам)
Где та девочка, танцевавшая на моих коленях, —
Чьи чёрные волосы щекотали мне ноздри,
Чьи тонкие пальчики так трепали мне уши?…
Где тот бойкий кудрявый мальчик,
которого мы упрекали в лени,
Который стремительно рос – и
Никогда никого не хотел слушать?…
Закат-восход, восход-закат, —
Как годы – летят!…
Дети вырастают, – быстро, – как полевые цветы,
И распускаются, – внезапно, – как почки,
И,как гусеницы, – вдруг, – превращаются в бабочек …
И что ты в том поле – пожухлый куст?…
Что ты в том лесу – дуб, не дающий листвы?…
Что? – Ты бесплоден, как порожняя шкурка гусеницы?
Закат-восход, восход-закат,
Годы – летят!…
Нет!…
Пусть наши дети родят детей,
И пусть наши внуки растут, как цветы,
И распускаются, как почки,
И выпархивают, как бабочки!…
Это мы – поле, на котором вырастут те цветы,
Это мы – лес, в котором набухнут те почки,
Это мы – гусеницы, из которых вылетят те бабочки!…
Закат-восход, восход-закат
– Пусть летят …
21.05. 2013
Навсикая
Баллада о безответной любви
(по мотивам поэмы Гомера «Одиссея»)
Гений Гомера гневит
к гимнам его недоверье.
Всё, что поведал слепец —
всё подтвержденье нашло.
Тоже и гимн Одиссею,
Афиной спасённому
От Посейдонова гнева
на острове Схерия —
Также правдив.
Но возможен в деталях иных.
Дочь Алкиноя, царя феакеев
премудрого,
Первой помощницей стала Афине
в спасении странника —
И полюбила, конечно,
его безответно.
Но Гений о том умолчал,
и судьба её нам неизвестна.
Однако, узнать бы хотелось,
как это было.
Итак…
…………………………………………………………..
На гневливость Посейдона невзирая,
Отогрела Одиссея Навсикая.
Наготу его прикрыла пеленою,
Привела его пред очи Алкиноя.
Измождённого, – лишь кожа да кости,
Кто он, что он, – позабывшего вовсе,
Чуть живого, – почему, не понимая,
Полюбила чужеродца Навсикая.
Но и мудрая душа Алкиноя
Угадала в чужеземце Героя.
…Сколько лет прошло, недель, или дней —
Никогда не мог понять Одиссей…
Но однажды слышат клич феакийцы —
Призывает царь народ свой в столицу:
Пусть наутро – кто знатнее, кто проще —
Все приходят на столичную площадь…
А народ – он чует в чём заморочка:
Царь просватал за приблудного дочку.
Не феак жених, а может, и не грек,
Неизвестного он званья человек: —
То ли пахарь, то ли воин, то ли бич —
Что за притча – будто нет других опричь!
И с народом, как всегда, нету слада.
В поте трудится Афина Паллада.
И в толпе она – под видом феакея,
И пиарит она рейтинг Одиссея,
Чтобы злые языки не ворчали,
Чтоб свершилось, что задумано вначале.
И заполнили столицу феаки, —
И достойные мужи, и зеваки.
И к восходу Гелиоса (или Феба)
У ворот дворца ленивый только не был.
А в сияньи врат, окованных медью,
Всё столы стоят и ломятся снедью.
Здесь и мясо с вертелов, и маслины,
И форель здесь, и куски лососины,
Здесь и устрицы, кальмары и крабы,
И отборные пахучие травы,
Дикий мёд, инжир в меду́ и орехи,
И вино – забыть грехи и огрехи,
И тугие виноградные гроздья —
Всё, что нужно для веселия гостя.
Вкруг столов места – достойным – на ска́мьях,
А зевакам – амфитеатром – на ка́мнях.
Но для каждого сегодня – кус барашка,
И вином – его наполнена чашка,
И слепой певец – высокого дара,
И равно́ для всех звучит его кифара.
И поёт он – не длинней и не короче —
Об Ахилле, Одиссее и о прочих…
И тогда-то – то ли плакать, то ли славить —
К Одиссею возвращается память.
И склонился он повинной главою,
И поведал он царю Алкиною
О далёких и неведомых царствах
И о подвигах своих, и мытарствах
И что вот он кто таков – так и так, мол,
И что должен он плыть на Итаку…
Благороден Алкиной – не до веселья.
Но построил корабли для Одиссея…
Провожали Одиссея всем миром:
Это значит, – всё закончилось пиром.
И, когда феаки были под пара́ми,
Алкиной ему поднёс ковчег с дарами.
А в ковчеге – дорогой одежды груда,
Золотая в нём и медная посуда,
Но ценнее содержимого – знайте:
Сам ковчег – в каме́ньях, же́мчуге, злате…
Словом, всё, чем одарён был он нынче,
Стоит, больше всей троянской добычи.
Вновь богат Герой и полон отваги.
И воспета жизнь его в каждом шаге.
Так что мы рассказ о нём пресекаем —
Но, однако, – что же сталось с Навсикаей?
… Одинокие – разбросаны по свету
Те, чьи чувства остаются без ответа.
Ненасытный пожирает их пламень
И сердца их превращаются в камень.
Не слагают о них гимны в народах,
Не поют о них слепцы на дорогах.
Их герои уплывают за удачей —
Не становятся Героями иначе…
Ничего о Навсикае неизвестно —
Только рядом с Одиссеем её место.
Ни словечка не нашлось у поэта
Для любви её – вполне безответной.
А была она – юна́, мила собою,
Да и дочь была – царю – Алкиною.
Мы попробуем заполнить лакуну.
Мы пойдём за Навсикаей, в лагуну,
Проберёмся на корабль феакеев, —
Тот, что утром отплывёт за Одиссеем, —
За её, увы, не сбывшимся счастьем, —
Там от глаз она укроется в снасти…
И уйдёт корабль – с отливом – на рассвете,
И матросы Навсикаю не заметят,
И тем самым навлекут – какая жалость —
На корабль свой Посейдонову ярость…
По сей день моряк отдаст душу чёрту —
Посейдону дабы ткнуть кукиш в морду.
Но, однако, уплывая от дома
Ублажают моряки Посейдона.
И сегодня, как когда-то бывало,
Соблюдают моряки ритуалы.
И морские волки верят в приметы,
И никто не плюнет в море при ветре,
И, как «отче наш» на Страшном Суде:
«Если женщина на судне – быть беде»…
Что естественно богине Афине,
Недозволено нам, смертным, в помине.
Не бывало и не будет с года́ми,
Чтобы люди брали верх над богами.
Не резон, что Навсикая влюблена,
Что на разуме девичьем пелена, —
Дочь любезного Зевесу Алкиноя
Он эгидой, как завесой, не прикроет,
Не услышит ни мольбы её, ни стона,
Не возьмёт её из воли Посейдона.
Чтоб слепцы по временам не разносили,
Чтобы смертных до богов не возносили…