И дождётся Посейдон корабль в море,
И в виду у феакийцев, им на горе,
Остановит его мощною дланью,
Не потребует ни жертвы, ни дани,
И покроет его каменной бронёю,
И воздвигнется скала над волною.
И стоит скала в виду Ермонеса,
И края её – бортами – отвесны.
И волну она собой рассекает,
И буруном за кормой – оставляет,
И летит она, неся феакеев,
Сквозь века – за кораблём Одиссея.
И моё воображенье высекает
Из скалы морской фигуру Навсикаи:
Вся – порыв она к последней надежде,
В развевающейся лёгкой одежде,
Руки ломкие – отчаянья знаки,
И лицо её повернуто к Итаке.
Так стоит она – юна и невинна,
И ни строчки ей, ни песни, ни гимна.
И слепцы проходят мимо – им не видно.
25.07–15.08.2003
И только слово убегает тленья
(венок сонетов)
N1
Язык не закрепляет бойкий вздор,
Отточенность его нам много объясняет —
И если страстью вспыхивает взор,
То он же добротой, сияет.
Пусть плоти мы услуживаем всласть,
Но это не служение, а служба —
И если душу обжигает страсть,
То согревает доброта и дружба,
Все больше в сердце пепла и угле́й,
Пылаем мы все реже, а не чаще.
И если годы, полные страстей
Уходят – доброта непреходяща…
Еще нас ослепляет нагота,
Но жизнь нам освещает доброта
N2
Что наша жизнь без грана доброты!
Мы совершаем грустные поступки.
То ложь не отличим от правоты,
То, видя ложь, – ей делаем уступки.
Мы часто перед сильным выю гнём,
Мстя слабому: пред ним жестоковыйны.
И страшно думать: мы его распнём
Толпой – когда распять прикажет сильный.
Мы сле́пы, но горды́, справляя в суете
Свой потный грех, доверясь осязанью.
И страшно прозревать в кромешной темноте.
И страшно на себе в минуту осознанья
Не ощутить ни чей сочувствующий взор.
Как самому с собой свой пережить позор?!
N3
Как самому с собой свой пережить позор?
В кромешной темноте едва мерцают тени
Бесплодных замыслов. Причудливый узор,
Невоплощённый мир духовных откровений.
Когда, в какой момент, в какой несчастный день
Мы отдаём себя вещественности тленья,
Покинув первую, ничтожную ступень
Духовности, нам данной от рожденья.
Чтоб у подножья лестницы души,
Несущей ввысь крутые очертанья,
До тризны собственной всю жизнь в себе глушить
Призывный крик – к кому? – безмолвного отчаянья.
Как рыбы на песке, мы разеваем рты
В конвульсиях духовной немоты.
N4
Конвульсии духовной немоты
Являются ль предвестьем пароксизма,
Когда почудится: они не так круты́ —
Ступени, нас ведущие от тризны.
Карабкаясь из всех душевных сил,
Какую страшную мы делаем работу,
Пока из глотки, гной и кровь смесив,
Наш первый хрип прорвётся сквозь мокроту.
И обессиленно, на ближних ступеня́х
Мы болью изойдём, обрезав пуповину,
И гниль с души отхаркиваем в прах,
Страшась не выкричать хотя бы половину.
Пусть это не конец – все повторится снова,
Но пароксизм души да разрешится словом.
N5
Но пароксизм души да разрешится словом!
Из праха сотворён – вновь обратится в прах.
Все поглотит земля – она первооснова,
Она же и финал. Кому неведом страх
Исчезновенья. Кто пред ним достоин?
Прелестна женщина – где прелести её,
Где покоренный ею воин? —
Равно́ в земле подвязка и копьё.
Князь и его клеврет – равно́ в могиле оба.
Истлели хижины, бесследно после них
Исчезли города. В веках кладут во гро́бы
Великих – и чредой за ними – малых сих.
Так поколения сменяют поколенья,
И только Слово убегает тленья.
N6
И только Слово убегает тленья —
Вневременна его мистическая власть.
Сквозь поколения проходят светотенью
Высокая любовь и низменная страсть,
Добро и зло, призванье, отторженье,
Счастливый сон или ночной кошмар,
Презренный факт, игры воображенья
Божественный неповторимый дар,
И слёзы старости, и звонкий смех младенца.
Хвала и клевета, участье и корысть,
И безрассудность чувств неопытного сердца,
И хладного ума расчётливая мысль —
Все в этом мире выражено словом —
Неизрече́нное сокрыто под покровом.
N7
Неизрече́нное сокрыто под покровом —
Таинственна его космическая суть.
В глубины призрачные знанья внеземного
Не многие из нас сумеют заглянуть.
На верхних ступеня́х, где лестница спиральна,
Лист Мебиуса прям, и время не бежит,
Где можно понимать, что – мудро и печально —
Мурлычет старый сфинкс подножью пирамид,
Где памятью времён наполнен звёздный ветер,
Бездонность глубины – с бездонностью высот
Сопряжены, и где – освобождён и светел —
Неизрече́нное наш дух осознаёт —
Лишь там приемлем мы без страха и сомненья,
Что отторгает мысль по логике мышленья.
N8
Что отторгает мысль по логике мышленья! —
Как трудно постигать неразвитой душой
Погрязшим в бытие почти без сожаленья —
Как долго нам идти по лестнице крутой,
Как странно нам внимать звучанию эфира,
Как страшно нам дышать разреженностью сфер,
Как далеки от нас Учителя Памира
И провозвестники любой из наших вер.
Не логикой ума, но вспышкой вдохновенья
Способен человек проникнуть за предел,
Назначенный ему Творцом от сотворенья —
И тем преодолеть ничтожный свой удел.
Мы вправе полагать себя венцом творенья
Лишь в краткие минуты вдохновенья.
N9
Лишь в краткие минуты вдохновенья
Способен человек подняться до Творца
И от слепой толпы не жаждать поклоненья
И ни лаврового венца.
Но может быть, когда минуты эти
Придут к тебе не раз или не два,
И ты сумеешь подобрать в сонете
Ложащиеся на́ сердце слова —
Когда-нибудь на твой могильный камень,
Который, как и ты был, одинок —
Но кто-то благодарными руками
Положит свежий па́левый цветок.
И это всё, что человеку надо:
Из всех наград – достойная награда.
N10
Из всех наград – достойная награда…
А если кто-то из слепой толпы,
Хоть кто-нибудь к тебе пробьется взглядом
Сочувствия, а может быть, мольбы —
Хоть кто-нибудь, с душой слабее тени…
Ты – сильный духом – сердце отвори
И с тем вторым – пусть через все ступени —
Найди слова и сам заговори.
Пусть самому себе ты жалок и противен
И знаешь о себе, что сам – лишь прах и сор,
Но, выйдя из толпы, ты стал оттуда виден
И потому ты – Бог, что означает – добр.
Из тех, кто выбрал путь высокого боренья.
Блажен лишь тот, в ком нет ожесточенья.
N11
Блажен лишь тот, в ком нет ожесточенья,
Кто принял мир таким, каков он есть.
И путь его – высокого боренья
С самим собой – тебе Благая Весть.
Нить Ариадны в долгом лабиринте
Земных страстей – неоценимый дар.
Но вновь и вновь произойдет соитье
Быка и человека. Минотавр —
Вот символ – греками угаданный – породы:
Не богочеловек, а человекобык.
Из шкуры вылезти – мучительные роды,
Пока сквозь морду не проступит лик,
Как пробивается луч света сквозь ограду…
Кого винить – ты сам себе преграда.
N12
Кого винить – ты сам себе преграда
На избранном тобой единственном пути.
И женщина твоя – ей так немного надо —
Увы, она права в желании уйти.
Ты говоришь себе: как может быть ина́че —
И вспарываешь жизнь – как брюхо рогом – лбом.
Но женщина твоя опять сегодня плачет —
Ты снова позабыл, что есть она и дом…
Набыченный и злой, ты стынешь у порога,
Упершись взглядом в пол, чтобы не видеть слёз.
И слышишь лишь одно – тебя зовет дорога
В высокий мир твоих безумных грёз.
Что – женщина! Ты – монстр. Из глотки рвется рык.
Ты – минотавр, ты – человекобык!
N13
Ты – монстр, ты – Минотавр, ты – человекобык,
Ты груб и ты силён и можешь жить на свете.
Но счастлив ты лишь тем, что дан тебе язык —
Живую душу выплеснуть в сонете.
Твой путь еще далёк, ступени высоки́,
В душе еще тоска, и сумерки, и тени.
И счастлив ты лишь тем, что женщина руки́
Не отняла в минуту сожалений.
И если ты устал и хочешь заглушить —
Хотя бы водкой – страх, что обречён от века,
Ты счастлив тем одним, что доброту души
Наследовал от Богочеловека.
Еще не человек, а человекобык…
Но вот сквозь морду проступает – лик…
N14
Язык не закрепит пустого вздора —
Что наша жизнь без грана доброты!
Наедине с собой не пережить позора
Духовной немоты.
Томление души да разрешится Словом —
Одно лишь Слово убегает тленья.
Неизрече́нное сокрыто под покровом,
Отторгнутое логикой мышленья.
И так редки́ минуты вдохновенья,
В которых смысл и высшая награда
Существования. К чему ожесточенье,
Кого винить! – В тебе самом преграда:
Ты – Минотавр, ты – человекобык —
Едваедва просвечивает лик…
Рига-Москва 199