- А сколько вас?
- Четверо.
Друзья его наверняка уже устроились в гостиницу, и, по всем соображениям, с ними ему было бы неплохо.
- И учти, жить ты будешь у меня. - Тон мой отвергал всякие возражения.
- Ну что ты, что ты?! - испуганно замахал он руками.
- Никаких разговоров! Этого еще не хватало! Огромная квартира пустует, а ты по гостиницам будешь шляться?!
Он просиял, как двоечник, которого вместо школы вдруг повели на цирковое представление... Но вот что с ним делать вечером? Странновато будет, если я потащу его с собой, странновато и никак не объяснимо...
Пока я переодевался, он, ошарашенный и небесно-голубой "Волгой", и разговором с милиционером, и медалью, и размерами квартиры, и стенами ее, обитыми темными дубовыми панелями, и книжными шкафами с бесчисленным количеством книг, делился жизненными планами:
- Больше откладывать нельзя. В конце концов, уже сорок скоро. Неудобно даже... У всех дети...
- А она тебе нравится?
Похоже, что Алик задумался об этом впервые.
- Хорошая девушка. Двадцать пять лет, с высшим образованием. Во Дворце у нас работает. А твоя где?
- Отдыхать уехали.
- Без тебя?
- Они здесь, недалеко. На даче.
- Старшему уже сколько? Девять?
- Восемь.
- А младшему?
- Шесть.
- Скоро в школу пойдет. Ты молодец. Профессор уже, наверное?
- Доктор наук.
- Мне говорили... У нас все об этом знают... Ребята тоже хорошо устроились, но ты... - Алик не нашел слов, чтобы выразить одобрение. - А премию давно получил?!
- Года два. Тема закрытая была, поэтому в газетах не писали.
- У тебя голова всегда отлично работала. - Не поняв, что означает "закрытая тема", Алик огорченно вздохнул, но переспросить постеснялся.
- Ты чего?
- Нет, ничего... Я говорю, неудобно как-то... Может, мне не ходить с тобой?.. Погуляю где-нибудь, пока ты освободишься.
- Опять начинаешь? - Если бы встреча с Ниной была попозже, то я успел бы пообедать с ним и на сегодня распрощаться, но бросить его так, сразу, буквально через несколько минут после того как вошли в дом, было невозможно. Она мой лучший друг, и все прекрасно поймет. Это Москва, дорогой мой. Здесь люди проще, прямее, без наших восточных сложностей и хитростей...
- Не боишься, что жена узнает?
- О чем?
- Ну... про вашу... дружбу?
- А что в этом плохого? Когда-то я был влюблен в нее... Очень давно... еще до женитьбы... И она меня очень любила... Потом вышла замуж за другого, а я женился... И теперь мы друзья... Ты не смущайся. Посидим вместе, поужинаем, побеседуем. Она нам не помешает. Должен же ты посмотреть, как москвичи живут...
Надо было еще успеть заехать в аптеку за лекарствами для Азиза и посидеть у старика хотя бы минут десять. До встречи с Ниной оставалось меньше часа, но машин на улицах было меньше обычного, и при удобном стечении обстоятельств, пожалуй, можно было все успеть.
- Слева - это СЭВ. Совет Экономической Взаимопомощи, а еще левее - новое здание Совета Министров РСФСР.
Алик добросовестно вертел головой, стараясь увидеть все, что мелькало за окнами машины.
- Я сейчас заскочу в одно место. Очень важный разговор. Минут на десять. Подождешь в машине?
- Конечно.
- А как ребята живут? Что ты ничего не рассказываешь?
- Октай вернулся.
- Вернулся все же? С Нелей?
- Да.
- И где живут?
- У отца.
- Все по-прежнему?
- Да, только ругаются часто.
- Понятно... Я поставлю машину здесь...
Аптека осталась за углом; от нее дворами можно пройти к дому Азиза. Удобней было, конечно, остановиться прямо у входа в аптеку, но не хотелось, чтобы Алик узнал об Азизе, его болезни и появившемся после шестидесяти лет жизни в столице желании быть похороненным на родине. Хоть они и не были знакомы, история жизни Азиза могла огорчить Алика, а главное, навеет на грустные мысли, прямо противоположные всему тому, что я собирался внушить ему о себе и своей жизни в Москве...
В очереди стояли всего три человека, лекарства были готовы, так что уже через несколько минут Азиз, морщась и кряхтя, проглотил первую ложку мутно-серой микстуры.
На низеньком столике перед кроватью лежала закупоренная банка с вареньем и два лимона: видимо, кто-то уже навестил старика сегодня.
- С работы были, - тихо, одними губами, произнес Азиз и попытался улыбнуться. Мышцы лица не очень слушались его, пергаментно-желтая кожа несколько раз слабо дернулась, приоткрыв на мгновение длинный, черный от старости клык.
Под лимонами лежала выписка из приказа по шашлычной "Кавказ" - за безупречную многолетнюю работу гардеробщик шашлычной Исламов Азиз Агаевич награждался премией в размере месячного оклада.
- Как вы себя чувствуете?
Азиз сделал еще одну попытку улыбнуться.
- Во сколько будет врач?
- В четыре.
- А что он вчера сказал?
- Все то же самое.
- Но выглядите вы значительно лучше... - Еще недавно круглое, налитое лицо старика спало, обмякло, как спущенный мяч; под вялыми складками кожи проступали неровности черепа, сильно углубились глазные впадины. - Вы ели?
Послышался странный шум, в комнату заглянула соседка, взбивающая в тарелке что-то кремово-желтое.
- Не ел он ничего.
- Что же не накормили его?
- Три раза заходила, просила, уговаривала, не слушает. Как ребенок... Вон все лежит на столе. Может, у вас получится?..
Азиз готовился к каждому глотку, как к поднятию тяжести: тело напрягалось, на запавших висках проступали еле заметные мелкие капельки пота.
Через тридцать пять минут надо было быть у "Фрунзенского" метро; Нина никогда не опаздывала, и хотя бы сегодня следовало приехать вовремя. Но нельзя же было оставить его голодным...
С площади Восстания до начала Комсомольского проспекта удалось доехать за четыре минуты.
Еще через три минуты были на месте, с опозданием больше чем на полчаса..
Нина улыбалась, эффектный полосатый костюм в обтяжку выделял ее даже в нарядной вечерней толпе, снующей у входа в метро.
- Ну слава богу. Я уже думала, что-то случилось... Кто это с тобой? - Она увидела в машине Алика.
Объяснить так сразу, кто такой Алик, было не просто, еще сложней было сказать о том, что он проведет с нами весь вечер. Поэтому я начал с другого:
- Извини, ради бога. Пришлось заехать в одно место - буквально вопрос жизни или смерти... И не успел купить цветы.
- И опоздал на полчаса.
- На полчаса?!
Я знал, что опоздал на тридцать шесть минут, но огорчился так натурально, что Нина принялась меня успокаивать.
- А кто это в машине? - переспросила она.
- Ужас! - замотал я в отчаянии головой. - Просто не знаю, что делать!
Стало ясно, что произошло нечто чрезвычайное.
- Что случилось?
- Кошмар! Безвыходная ситуация... Он только прилетел...
- Откуда?
- Мы учились в одном классе.
- И что случилось?
- Большие неприятности.
- У тебя?
- У него.
Нина чуть успокоилась.
- Он славный малый, - воспользовавшись моментом, я повел ее к машине,тихий как мышь...
Нина остановилась.
- Он что, будет с нами весь вечер?
- Не мог же я его бросить одного в таком положении! Он будет молчать. Я обещаю. Слово пикнет - прогоним.
Нина наконец все поняла.
- Да пусть говорит. Но как хотелось сегодня побыть вдвоем.
- А мне? - Для большей выразительности я остановился.
- Ты меня любишь? - быстро спросила Нина.
- Очень.
- Так же, как прежде? - Она внимательно следила за выражением моего лица.
- Еще сильней!
- И ничего не изменилось?
- Ничего.
- Ни капельки?
- Ни капельки.
Она осталась довольна моими ответами, и необходимость провести вечер в обществе малознакомого Алика, выскочившего из машины и провинциально почтительно пожавшего протянутую ему руку, уже не казалась ей столь тягостной.
- Алекпер, - торжественно представился Алик; по сравнению с высокой, плотной Ниной он был трогательно мал.
- Ты о семье моей старайся не говорить, - шепнул я ему, закрыв за Ниной переднюю дверцу. Он вполне мог со свойственной ему наивностью спросить, как учится мой старший сын или живы ли родители жены, предложить тост за семью и огорошить Нину, справедливо убежденную в том, что я холостяк.
В ресторан Дома кино, обычно самый легкодоступный из всех, расположенных в центре, нас долго не пускали из-за юбилея Батановского...
Через весь зал действительно тянулся громадный П-образный стол, в этом мы убедились позже, когда удалось-таки преодолеть заслон из двух швейцаров и гардеробщицы. Батановский имел полное право занять весь ресторан: он был знаменитым киноартистом, и не будь с нами Алика, мы с Ниной, смирившись с неудачей, пошли бы пытать счастья где-нибудь еще. Но присутствие Алика, не сомневающегося в том, что мне в Москве все доступно, заставило меня действовать!..
Оставив их внизу, я поднялся на третий этаж и нашел главного администратора. Замотанный приготовлениями к предстоящему банкету, он долго меня не понимал.
- От какого Азиза? - Не глядя на меня, он заполнял какие-то счета.
- Кеманчиста.
- Что? - Оторвавшись на мгновение от бумаг, он с недоумением посмотрел на меня поверх очков.
- Кеманча. Инструмент такой... Вы в "Арагви" работали?
- Давно...
Администратору на вид было лет пятьдесят, и непонятно, как он мог работать с Азизом в "Арагви" в послевоенные годы...
Сколько же лет ему было тогда? Видимо, совсем мальчишкой начал он свою ресторанную деятельность. Или же Азиз, любящий похвалиться успехами своих бывших сослуживцев - один из них даже стал генералом, - что-то напутал...
- Вас Володей зовут?
- Да.
- В "Арагви" работали?
- Работал. Азиз... Музыкант, что ли?
- Да..