Спустя немного вернулся обратно, сел в седло, сказал:
— Пошли дальше! — дернул за узду пеганку. Та учуяла — домой! — и бойко затрусила по проселку. Только вдруг остановилась, удерживаемая хозяином. «Погоди-ка», — сказал Ерас Колонков и спрыгнул на землю. Отвел лошадь к кустарнику, а сам вернулся обратно.
Увидел — два огонечка запрыгали по вытянувшемуся в струну проселку. А потом донесся шум мотора, и огонечки превратились в два ярких снопа света. Ерас Колонков вышел на проселок, вскинул руку, бормоча: «Не торопись. Успеется. Приехали!»
Запрыгнул на подножку машины, глаза, как у охотничьего пса, настороженные, лукавые.
— Почему прешь по проселку? Или дороги нет?
Шофер, недавнего приезда, из барака, но уже наслышанный о здешнем леснике, весело проговорил:
— Сбился с дороги. Угодил на проселок.
Ерас Колонков разглядел подле шофера Лешку, скрючившегося в три погибели, и удивился:
— Сбился? А он?.. — ткнул пальцем в Лешку. — Тоже сбился? — И не дождавшись ответа, спросил: — Чего везешь?
— Кое-всякое, — сказал шофер.
— Пойдем, поглядим.
— Зачем? — недовольно проворчал Лешка.
Лес был молодой. Смола по надпилу липкая. Свежая.
— Где брали? — тоскливо спросил Ерас Колонков, догадываясь: — Недоруб извели на лесосеках.
— С делян. Тонкомер. Он никому не нужен. А для нас… — тихо сказал шофер и с надеждою поглядел на лесника.
— Не нужен? — такая досада, хоть кричи. И закричал бы, но взял себя в руки.
— Мы на домишки. Тоже хочется, как люди… — сказал Лешка. А помолчав, добавил: — Чем мы хуже? И у нас в голове думка… Да и не все для себя. Есть и для коллектива из барака. На стояки. К тому же начальник лесопункта… — оборвал себя. При чем здесь начальник лесопункта? Он ничего не говорил, лишь посмеивался, когда Лешка жаловался: мол, в лесу живем, а лесу не видим. Ничего не говорил начальник лесопункта, а Лешка так понял (сдуру, наверно): — сумеешь — твое, а не сумеешь… Ну, что ж, тем для тебя хуже.
— Ты это брось, — сказал Ерас Колонков. И сердито: — Ну, а за недоруб штраф будешь платить ты. — Обернулся к шоферу: — И ты… Сколько хлыстов сгублено, я подсчитал. А теперь везите обратно.
Лешка не утерпел, закричал:
— Вон ты еще как! — а шофер в отчаянии схватился за голову, сразу потеряв веселость.
Ерас Колонков спокойно отошел от машины, раздвинул кусты и через несколько минут выводил пеганку на проселок.
— Ни дна ему, ни покрышки, Ерасу, — поглядывая на начальника лесопункта, говорит Лешка. — Чтоб он…
— А-га, — удовлетворенно чмокает губами Мартемьян Колонков. Лешкины слова для него, как ветер, мимо ушей: ж-ж-ж…
Их двое на катере. И третье — море… Оно спокойно шелушит чешую волн. Позади катера на тросах — сигара. Сигара огромная, крутобокая. Рядом с нею катер как шлюпка возле байкальского парохода.
Мартемьян Колонков в рулевом отделении около моториста. Глядит сквозь стекло на барашки волн и радуется. Вон чайка к волне припала. А потом еще и еще… Знает Мартемьян Колонков, косяк табунится омулевый, вода бурлит.
— Я по этим местам в тысячный раз иду, — говорит Мартемьян Колонков и снисходительно косится на моториста. Но Лешка не слышит его. И тогда Мартемьян Колонков, приподнявшись на носках, с силою хлопает моториста по плечу. А рука у него тяжелая. Лешка отпускает руль, невольно сгибается и уже после этого с опаскою вскидывает на начальника лесопункта изумленные глаза. Мартемьян Колонков хохочет:
— Каково, а? С кем дело имеешь? То-то… Эх ты, бегун-трава…
Лешка поеживается. Настроение у него опускается к нулевой отметке. Теперь — все. Теперь — стоп!
— Ветер крепчает, — говорит Лешка. — Гляньте-ка, Мартемьян Пантелеич.
— Будет врать, — успокаивает моториста Мартемьян Колонков. Но тут и сам замечает — почернело небо. И волны покрепчали — катер запрыгал, заскрипел обшивкою.
— Ну, теперь держись, Лешка! — кричит Мартемьян Колонков. — Ух и будет!..
Но ошибся Мартемьян Колонков — не дошло до шторма. Расстроился даже — не удалось на этот раз покачаться в разбушевавшемся море. Обошел стороной шторм Мартемьяна Колонкова, отчаянного, крепкого, сорви-голову, несмотря на годы. Ой ли? Сам себе таким показался, когда зазвенел ветер.
А Лешка рад. Ему не приходилось бывать в штормах, струхнул было — ноги вспотели от напряжения. Но… пронесло.
— А я что толковал?
Лешка руль на сторону, в крутяк поставил, развернул катер. Мартемьян Колонков не удержался на ногах, упал на моториста. Поднялся, чертыхаясь. А Лешка смеется:
— Как в шторм, Мартемьян Пантелеич.
— Глупая башка, — строго говорит Мартемьян Колонков.
— Понятно, — соглашается Лешка.
— Потреплись у меня…
А море спокойное, ласковое. Светится… И Мартемьян Колонков снова повеселел. Припомнилось слышанное — лесник гонял однажды бедолагу по облепиховому разметью. Поймать хотел, да не удалось. Картуз только нашел с желтой обшивкой по ободку. Единственный на весь Ехэ-Горхон картуз. Лешкин… Желтая обшивка — примета верная. Не однажды Лешка похвалялся своим картузом. Но, когда пришел Ерас Колонков к Лешке, тот ни в какую:
— Нет, не мой картуз. Стал бы я такую дрянь…
Лесник Ерас и отступил.
— Лешка, а Лешка, — говорит Мартемьян Колонков. — А картуз-то вызволил?
Лешка мрачнеет.
— Враки. Ерасовские враки.
— Не чуди…
— А вы Ераса знаете? — говорит Лешка. — Нет? Я тоже не знал, пока не столкнулся с ним на проселке. — Подозрительно покосился на начальника лесопункта: — Нынче из-за Ераса у меня с получки чуть не половину… А это — деньги. Но я отыграюсь за свое. Слово-олово, отыграюсь.
У Мартемьяна Колонкова в глазах что-то недовольное… Да исчезло сразу. Смеется:
— Нет, не знаю я Ераса. Куда мне!..
Показался пирс. Причалили, Мартемьян Колонков пошел в контору леспромхоза, а Лешка остался на катере.
Ерас Колонков попридержал пеганку у росстани, привычно оглядел долину, в которой подобно зернышку в широченной ладони приютился Ехэ-Горхон, и рысцой въехал в поселок.
Во дворе своего дома расседлал пеганку и пустил ее под навес. Филька стоял на крыльце. Ерас Колонков обернулся к нему, приметил, лицо у Фильки скучное, руки спрятаны за спину, плечи опущены.
— Ты чего? — предчувствуя неладное, поинтересовался Ерас Колонков, подымаясь на крыльцо. Филька не ответил.
Вошли в прихожку. Молча уселись за стол. На столе стоял самовар. Ерас Колонков налил себе кипятку в стакан, обождал, пока он остынет. Нацедил из носатого чайника заварки. Затем, покряхтывая, долго пил чай.
— Вчера Мартемьян Колонков с Лешкой угнали плоты в Устье, — сказал Филька.
— А? — не понял Ерас Колонков.
— Плоты, говорю, угнали.
— Да?..
— Дядь, а дядь, — тихо сказал Филька. — Я вот все думаю, может, ты зря Лешку…
— Зря?
— Жалко.
— Мне тоже, — вздохнув, сказал Ерас Колонков. — И Лешку жалко, и недоруб жалко. Да не беда, поди. Впредь умнее будет, Лешка-то, а? Что же тут страшного? — Вскинул голову: — Пусть уважает, должность нашу лесниковую уважает. — Спросил: — Турянчикова не была? — А услышав недовольное Филькино: — «Нет», неуверенно сказал: — Пойду-ка проведаю.
…Возле смешанного магазина остановился. Из-за раскрытой двери доносился разноголосый шум. Шум то неожиданно спадал, то становился громче. «Нюра! Нюрочка!» — слышалось нетерпеливое. «Сюда! Сюда, пожалуйста!» «Какое сегодня число? — подумал Ерас Колонков. — Двадцатое? Да, вроде…» Вошел в магазин. Протиснулся к прилавку.
— А, ты… — увидев его, сказала Нюра Турянчикова.
— Закрой магазин. Разговор есть.
Нюра Турянчикова отошла от прилавка, быстрым движением обеих рук поправила прическу, решительно сказала:
— Все. Закрываемся.
Люди, поглядывая на продавца, нехотя выходили из магазина.
— Ну, какой разговор-то? — когда за последним посетителем захлопнулась дверь, спросила Нюра Турянчикова.
— А никакой, — прищурился Ерас Колонков. Глаза у него маленькие, зеленоватые. Хлопнул Нюру Турянчикову по спине.
— Тоже… Нашел, где играться.
— А что? — усмехнулся Ерас Колонков. — Мне все равно, где.
Игривость игривости — рознь. А игривость лесника Ераса от тоски шла. От недоумения. «Кажется, впервые так круто завернул. До этого случая, до Лешкиного, вроде полегче было. Может, потому, что и нарушитель-то всегда в одном лице. А лица того не разглядишь сразу — лесопункт. Оттого и полегче было. С Мартемьяном говорить — не с Лешкою».
— Ты зачем заявился?
— Проведать.
— Врешь, — просияла Нюра Турянчикова.
— Может, и вру, — согласился Ерас Колонков и вышел из магазина.
На лавках, прилепившихся к заборам, сидели ехэ-горхонцы и веселыми взглядами провожали ладную фигуру лесника Ераса.
Издали заметил — идет навстречу Мартемьян Колонков. Встретились, раскланялись, словом-другим перемолвились, о здоровье спросили друг друга и… разошлись, торопясь по своим делам.
Солнце высокое, жаркое.
«Ра-ра-ра, ри-ри-ри…» — напевал под нос Мартемьян Колонков. Он сидел на кожаном диване и поминутно поглядывал на часы. «Почему бы не брякнуть главному?» — думал он и с сожалением смотрел на телефон. Однако время шло, а никто не звонил. И Мартемьян Колонков забеспокоился.
И было отчего. Вчера, причалив у пирса, ходил в леспромхозовскую контору, говорил с главным инженером.
— Лесу в нашей округе — воробью на подстилку. Мало. Недоруб в основе. Тут бы в самый раз и скостить план. А брать у Байкала… Между прочим, даже в газетах пишут, ученые выступают, мол, пожалейте Байкал, ему зеленое кольцо нужно из лесу, как девке на выданье — подвенечное платье.
— Сомневаешься в нашем решении?
— Нет. Но все же…
— Подожди-ка, Мартемьян Пантелеич, с чего это ты вдруг заговорил об этом?
— Сам не знаю, — огорченно сказал Мартемьян Колонков. — Только вот нынче по Байкалу плыл будто впервые и дивился — красив, шельмушка. И на эту красотищу-то тошно наступать. — Покосился на главного: — Только ты пойми меня правильно. Я, понятно, от своего ни на шаг. Нужно, значит нужно.