Тяжело дыша и пытаясь сфокусироваться, Рик уставился на разложенную перед ним, всхлипывающую от боли, дрожащую девушку, переваривая невероятный, но тем не менее, неоспоримый факт.
И, наконец, выдохнул, формулируя этот факт одеревенелыми губами.
– Ты что… девственница?!
***
Возбуждение прошло так же быстро, как и накатило, сменившись режущей, острой болью, пронзившей меня снизу и до самой до макушки. Во всяком случае, так мне показалось.
Рыдания вырвались из горла, будто скопились там уже давно, а вместе с ними пришло понимание.
Меня только что. Лишили. Невинности.
Лишили того, что я умудрилась сохранить до двадцати двух с половиной лет, на протяжении всей моей учебы на бакалавриате, продинамив в свое время целую толпу ухажеров.
Нет, не потому что я ханжа, а потому что я хотела в первый раз по любви, мать его! – причем, необязательно с мужем. Просто с кем-то, в кого я втрескаюсь по уши, и ради него буду терпеть даже самую страшную боль. И запомню эту боль, как знаковую – как память о том первом разе с моим любимым мужчиной…
Но любви все не было и не было…
И сейчас ее не было.
И девственности больше не было – этот хищный красавец под личиной профессора забрал ее, решив, что раз уж довел меня до оргазма, то почему бы, собственно, и нет?
– Сволочь ты… – всхлипнула я, ругаясь по-русски. Не потому, что боялась высказаться так, чтобы меня поняли. Просто не смогла так скоро вспомнить подходящее слово.
Он все еще был во мне, все еще болезненно большой, и хоть боль отошла на задний план, мне хотелось умереть от этого ощущения – от ощущения совершенно чужого мужчины внутри. И то, что я только что бурно кончила, крича и выгибаясь под ним, совершенно не помогало. Наоборот, заставляло чувствовать себя грязной. Настоящей шлюхой.
– Как?.. Как ты… еще девственница? – прохрипел он, все еще двигаясь во мне – неглубоко и явно непроизвольно. – Ты… ты же… Ччерт, какая тесная… совсем тугая… Надо было… с минета начать… или в попу…
Что?! Кровь бросилась мне в лицо. В попу, говоришь?! Я тебе сейчас устрою в попу! Забрыкалась, пытаясь дотянуться, залепить ему пощечину…
– Какой минет… какую попу?! Да я никогда…
– Прости… Не хотел… прости… Оххх, твою ж… – уже явно плохо соображая, он больше не ничего не успел сказать. В очередной раз толкнувшись бедрами, замер… и я замерла, не в состоянии отвести взгляда от его лица, застывшего в маске блаженства. На мгновение все забылось – настолько красивым вдруг стал этот мужчина, шантажом взявший мою девственность…
Так вот каков Рик Мэйсон, когда кончает… А ведь никто и не поверит – пронеслось в голове.
Конечно, не поверит – добавила я от себя с горечью. И даже если в полицию или к ректору пойду – не поверят, что он баб в постель загоняет принуждением… Козел…
Долго выдохнув и передернувшись от удовольствия, «козел» открыл, наконец, глаза и снова уставился на меня – расфокусированным, ошалевшим взглядом серо-голубых глаз…
Мельком облизал губы и вдруг наклонился поцеловать меня – так быстро, что я не успела отвернуться. Море волнующих, терпких запахов разом захлестнуло меня, накрыло вместе с его мускулистым телом, и невыносимо захотелось ответить – расслабиться, раскрыть губы и сдаться на милость победителя…
Принять его как… как моего мужчину, поняла вдруг я.
Открыться ему и принять случившееся как нечто неизбежное. Как то, что должно было случиться.
Потому что он – самец, он альфа, и он взял меня себе – по праву охотника. По праву сильного. По праву того, кто теперь не отпустит, и не обидит уже никогда. И будет защищать меня и охранять от других самцов. Меня и мое потомство.
Но это в идеальном, сказочном, и возможно, не очень добром мире.
А в этом… в этом мои губы отпустили со смачным чмоком и похлопали по заднице, чтоб поднималась.
– Ты… невероятная… – улыбнулся Рик, помогая мне сеть, а потом и слезть со стола. – Просто невероятная… Даже и не знал, что так можно… что можно заполучить девственницу и не разориться… Не больно?
Магия первобытной самковости кончилась. Я уже не слушала его – так гадко стало. Мотнула в ответ головой, спрыгнула как можно скорее на пол, оправляя юбку, пытаясь что-то придумать с порванными колготками…
Он вдруг остановил меня, взяв за локоть. Притянул к себе и уткнулся носом мне в волосы.
– Ты никуда не пойдешь. Я беру тебя на всю ночь, поняла?
«Самковость» чуть вколыхнулась в душе, но я только поморщилась, понимая, что все это глупости – что меня только что грубо поимели и собираются иметь дальше, «всю ночь», угрожая отчислением. Вот и вся романтика.
И внезапно стало на все плевать. Совсем плевать – до апатии.
Не сопротивляясь, я позволила Рику еще раз поцеловать себя, кивнула на вопрос, хочу ли я душ, выслушала еще один, довольно странный комплимент по поводу моей невинности («Но как, как?! Мало того, что красавица, еще и… все остальное!»), и пошла за профессором в ванную комнату, где он оставил меня, наконец, одну, в окружении полотенец, каких-то банок с шампунями, и огромного, во всю стену, напольного зеркала.
Медленно повернувшись к этому зеркалу, я шумно глотнула, не узнавая себя – растрепанную, растерзанную, с размазанной по лицу косметикой и румяным от оргазма лицом. Подняла руку и потрогала кровь, слипшуюся между ног под трусиками.
– Помочь тебе, бейб? – спросил из-за двери непринужденный голос вслед за глотком – явно из-того бокала, который профессор прихлебывал с самого начала нашей встречи.
– Все в порядке… – пробормотала я, вытирая слезы.
– Давай недолго, хорошо? Я заказал ужин – должны вот-вот принести.
Он будто чувствовал, что я задумала – пасся возле двери, словно охранял меня от опрометчивых решений.
Но решение было принято.
Никаких ужинов. Никаких отношений – пусть в душе мне и хотелось, чтобы это был не просто трах на столе. Я не настолько заразилась стокгольским синдромом, чтобы позволять этому гаду овладеть еще и моей душой.
– Вот что ты сделаешь, – тихо и твердо сказала я, подойдя к зеркалу, глядя в глаза своему отражению. – Сейчас ты примешь душ, выйдешь с улыбкой на лице из этой ванны, а когда в душ пойдет он – попросишь его телефон позвонить – скажешь, что твой сел, подруга, мол, волнуется… Нет, лучше скажешь, мама – так ты его еще и разжалобишь. И если даст – сотрешь вашу с ним переписку нахрен. И свой телефон сотрешь из контактов и заблокируешь. Поняла? – я кивнула самой себе, вымученно улыбнулась и продолжила. – Фамилию он твою сто процентов не запомнил, чем при университете занимаешься, тоже толком не знает. Имя? Да уже завтра забудет! Но если все же найдет и настучит на тебя ректору – будешь делать вид, что в глаза его никогда не видела и знать ничего не знаешь. Доказательств-то нету! Вот и пусть других шантажирует. Мудак.
Глава 6
Домой я доехала все в той же прострации, чуть не проехав свою остановку.
Каким-то чудом вспомнила, что надо бы зайти в магазинчик в переходе, посмотреть, нет ли там колготок. Зашла, купила, даже не обращая внимание на размер, и тут же, в общественном туалете переоделась, выкинув рванье вместе с трусами в мусорку. Отлично понимая, что если я решу, что меня все же изнасиловали, никаких доказательств у меня теперь не будет.
Душ приняла, одежду рваную выбросила, разрывов явно никаких нет – уже почти и не болит совсем между бедер. Кому и что я докажу теперь?
Да и надо ли, учитывая, что сама поддалась на угрозы и шантаж, сама ноги расставила, а в конце даже умудрилась удовольствие получить?
Уж лучше забыть об о всем этом – тем более, что мой план с телефоном сработал на удивление гладко – я даже была слегка шокирована легкостью, с которой профессор отдал мне свой телефон – учитывая, что я вполне могла позвонить с него тому же ректору.
Отчего-то посомневалась, прислушиваясь к звукам в душе – похоже, этот гад еще и напевал что-то на радостях. Взяла себя в руки, быстро собрала все, что могло помочь ему найти меня, стерла нашу переписку, контакт… и ушла из этой богатой квартиры, стараясь не оглядываться, чтоб ненароком не передумать.
И вот теперь, медленно, не обращая внимания на толпящихся в коридорах соседей, я добрела до своей комнаты. Не глядя вытащила ключ, отперла дверь со второй попытки, включила свет…
И взвизгнула, зажмуриваясь и пытаясь выкинуть из головы открывшуюся мне сцену из любительского порно – с соседкиной кровати вытянутые ко мне мужские ноги с грязными пятками, а на них – вернее на том, что торчало между ними – с упоением и стонами прыгала моя соседка, третьекурсница из Нью-Джерси, Ванесса Доглби.
– Выключи! Выключи немедленно свет! – завизжала на меня Ванесса, пока я тупо стояла у входа, не зная, то ли бежать отсюда, то ли захлопнуть за собой дверь, потому что сзади меня был только коридор с бродящими по нему студентами.
Все еще не открывая глаз, я дотянулась до выключателя, щелкнула им и ретировалась в коридор, бормоча извинения.
Ждала я не очень долго – вероятно, сбила этим «прыгунам» весь настрой. Через пару минут, старательно делая вид, что он тут не причем, мимо меня проскользнул незнакомый парень – высокий, смуглый брюнет с трехдневный щетиной на щеках. Довольно симпатичный, и даже, можно сказать, брутальный, но все, о чем я могла думать, глядя на него – это его пятки. Его грязные, уродливые, заскорузлые пятки.
Все-таки не зря мужики в порнухах в ботинках трахаются, а женщины в туфлях. Пятки – это не эротично от слова совсем. Хотя у Мэйсона, наверняка, даже пятки красивые...
Я скривилась и чуть не хлопнула себя по щеке, не понимая, как могу даже думать о нем в этом контексте – после всего, что между нами произошло. Изо всех сил стараясь переключиться на настоящее (как бы неприятно оно ни было), я зашла обратно в комнату и ойкнула, наткнувшись взглядом на Ванессу, все еще голую, но слава богу, забравшуюся под тонкую простыню.
В который раз пожалела, что выбрала для проживания не дом для аспирантов, а общую, студенческую общагу, где отдельные комнаты не полагались. И ведь стоило бы на каких-нибудь пару сотен баксов дороже! Но нет, пожалела, сэкономить хотела! Сиди теперь, общайся с посторонней голой девицей, когда больше всего на свете хочется забраться в кровать, отвернуться и поплакать.