— Куда уж хуже. Вдвоем мы эту колымагу не вытянем... Придется идти пешком?
— Никуда я пешком не пойду. Моей ноге нужно хотя бы несколько дней покоя. Я и верхом-то сейчас не хотел бы... Ничего, отдохну минутку, и мы вместе попытаемся ее приподнять, а лошади потянут, я им скажу. Вырвемся. Главное, чтобы карета с моста в ручей не упала...
Впрочем, попытки оказались неудачными. Они только испачкались в пыли и чуть не перевернули карету на бок, в ручей.
— Ладно, — выдохнул Старик. — Будем ждать, пока кто-нибудь мимо поедет... Путь наезженный. Мы ведь дорогу через мост перекрыли. Вытащат.
— А если этот кто-нибудь будет Хорват? — И Ольга уперла руки в бока.
— Нет. Господь нас не оставит. Там, во владениях Лицена, он сам вывел тебя мне навстречу. Это значит, что ты не можешь не выполнить свое предназначение, как и я... Это был Знак. Добрые люди нам помогут. А мы используем эту неприятность на пользу — отдохнем, пока нет никого. — И Цебеш, расстелив свой плащ на траве возле моста, разлегся на нем, раскинув руки в стороны и устремив взгляд на звезды. — С утра, кажется, будет дождь.
— Вы простудитесь.
— Все в руце Божией.
— Да отдыхайте хотя бы в карете! Хоть защита от ветра и не так, как на холодной земле.
— Карета может перевернуться в ручей, лучше ее не трогать. — Голос Старика был невозмутимо спокоен. Таким голосом пастыри наставляют на истинный путь заблудших овец.
— Но ведь все в руце Божьей! — не выдержала Ольга.
— Сделай все, что зависит от тебя, а уж потом надейся на Господа.
— Вот именно... Там, по дороге, огоньки. Деревня, наверное. Пойду, хоть там попрошу кого-нибудь нам помочь.
— Хорошо, сходи. Только... Хотя нет. С собой я тебе не дам ничего, а то позарятся — отнимут. Скажи: карета застряла. Обещай: пан заплатит. Чем быстрее, тем больше. Пусть возьмут топоры, лопаты. Может, тут и мост чинить надо. Нужно мужиков пять, а то и больше. Ну, иди. С богом.
Глава 4
Путь был неблизкий, в дороге у путника много времени для размышлений. Хорват думал:
«Второе октября. С самого утра противный осенний дождь. Когда я в дороге, все время дождь... Лошади хлюпают уже по дорожной грязи. Уставшие солдаты на уставших лошадях еле тащатся сзади. Плохое настроение и разбитая дорога. Для размышлений самое время... Кто мог подумать, что та смазливая девчонка, к которой приставал Матиш, когда мы ночевали на хуторе Отто Шварца, и есть Мария... Интересно, зачем она Старику? Кажется, он затеял что-то. Снова подготовка протестантского бунта на славянских территориях Габсбургов, или он опять решил спасать какого-нибудь своего подельника-еретика из застенков инквизиции? Зачем ему безумная девица, в которую, судя по рассказам свидетелей с ярмарки, вселился бес?
Там, в доме Шварца, Мария не казалась ненормальной... Правда, Франко и другой, то ли еврей, то ли цыган, Густав, признались, что отдавали ее на день Старику, и тот якобы изгнал из нее беса... Бред. Изгнать беса не всякий праведный католик-экзорцист сможет. А этот... Если только не он сам этого беса в нее первоначально вселил. Вот оно! Старик и до того случая на рынке хотел забрать Марию себе. Судя по показаниям Густава, подтвержденным и дополненным впоследствии на пытке, Мария была слабоумна... Война, турки. Ее просто до смерти напугали какие-то негодяи, но оставили в живых. Франко сознался, что подобрали они девку три года назад где-то под Бихачем.
Проклятое время! Венгерский король хотя бы давал нам дышать, а теперь любая скотина может жечь и насиловать славянских крестьян. И на военном поприще лишь два пути: к туркам — в рабы, в янычары. Или служить этим толстым немецким свиньям, каждый второй из которых в душе предал и продал Христа... Хоть одна от Старика польза — прирезал этого Шульца. Мало что немец был, так еще и тупица, получивший офицерское звание по протекции лишь потому, что его маму изволил оттрахать епископ. И ему вынужден был подчиняться я, боевой офицер, сын ясновельможного пана, Стефан Карадич.
А лошади все чавкают копытами по тонкому слою грязи, который дождь образовал на плотно утоптанной дороге... Дорога на Грац. Что ж ты раньше, дождь, не пошел?! Три дня дождя, и Старик так завяз бы в своей карете, что мы его легко бы нагнали верхом... Ладно, его видели в Лейбнице, видели в той деревеньке у моста. Там у них карета застряла, и „высокий седой дворянин в шляпе с белым пером" заплатил крестьянам три с половиной талера, чтобы они вытащили карету... Торопится Цебеш. Сорит деньгами. Куда хочет успеть?.. Интересно, не обгонял ли Старик этих солдат? Хотя вряд ли. Они идут только днем. А крестьяне говорят, что подняли их среди ночи. То есть еще ночью, до рассвета он здесь проехал. Ох, как быстро. Не нагоним до Граца».
Семеро всадников в синих кафтанах быстро догоняли большую колонну из людей и обозных телег.
«Наемники, — далее рассуждал сам с собой Хорват. — Итальянцы, тирольцы, швейцарцы, албанцы, венгры, испанцы... Турок еще не позвали! Без них Дампьеру Прагу не взять. Идут. Сотни две, не меньше. И все — пить славянскую кровь. Матвей и Филипп Штирийский, кровожадные идиоты. Могли же все закончить миром.
Братья-иезуиты трудятся изо всех сил, убеждая и наставляя. Скольких сотен, тысяч закоренелых протестантов уже вернули убеждением и лаской в лоно истинной церкви! Школы для детей открывают. Учить надо истинной вере в Христа. Учить и спасать. А безумцев и вольнодумцев сжигать на кострах, тело жечь, чтоб хоть душу спасти от вечных мук в адской геенне. Но короли и герцоги не Господу верят — лишь силе. Для них истинная вера — прикрытие, чтобы было проще угнетать и давить. В барщину всех, в рудники, в немецкий язык. Габсбургам бараны нужны, а не люди. Оскорбляя, ожесточая народ, сами в ересь его загоняют, а потом пишут жалобы Папе. И скачи, Хорват. Лови, вешай зачинщиков, тащи сумасшедших старух на костер — спасай жопу штирийским и крайнским панам, которые на словах лишь католики, а сами не верят ни в бога, ни в черта.
От такой жизни скоро не только чехи, но сами немцы восстанут. Тогда что делать? Крестьян, убивших и священника, и пана, разграбивших и поместье, и церковь, уговорами да молитвой не вернуть к мирной жизни и истинной вере. Война. Наемников заранее со всего мира созвать. Все золото им — за работу, землю на разграбление — им... Может, прав Старый Ходок? Конец света скоро, и сам диавол спустился на землю?
Чего же хочет этот Старик? Куда так спешит? Просто от нас удирает или что-то задумал?.. Интересно все же, почему наверху решили, что именно Старика сейчас надо поймать? От всех ведь дел меня оторвали. И других сколько бросили на это... И правда — сколько? Отец Лоренцо, наверное, знает. Буду в Вене — спрошу. И у него, и у епископа, и у кардинала Джеронимо спрошу, почему мы все вдруг Старика ловим — других дел, что ли, нет? Что в нем важного?
Вот еще деревенька. Трактир у дороги. Надо и здесь расспросить — не видел ли их кто».
— Я и двое со мной — в трактир. Остальные — по домам. Четверть часа на расспросы. Носы не вешать, поймаем их — в золоте будем купаться!
Когда Ольга проснулась, шел дождь. Серая хмарь заволокла небо, и было непонятно — то ли утро, то ли уже вечер. Цебеш, подогнув ноги и укрывшись плащом, спал на переднем сиденье. За окном недовольно фыркали уже давно опустошившие свои мешки с овсом лошади.
Вытащив тогда карету, они помчались по дороге дальше на север. Вскоре на востоке заалела заря. С севера наползали черные тучи. Лошади устали. К тому же Цебеш не спал две ночи подряд и уже еле держал вожжи. Так что они свернули со становящегося слишком многолюдным тракта и спрятали карету в небольшом лесочке возле дороги.
Ольга, спавшая на заднем сиденье, поднялась и выглянула наружу.
— Кто здесь! — вскинулся Старик, отбросив край плаща. В его руке был пистолет. Курок взведен. — А, это ты. Как спалось?
— Нормально.
— Надо поесть. Потом опять двинемся в путь.
Они даже не стали разводить костра. Да в такой сырости это было бы и невозможно. Мясо. Хлеб. Сыр. Молоко. Цебеш ел молча, изредка поглядывая на свою спутницу.
— Я все никак не пойму... Нелогичность ваших действий сбивает меня с толку, — произнесла, наконец освободив рот, Ольга. — Если у вас хватило сил, чтобы притащить мою душу из далекого будущего, то почему...
— Что «почему»?
— Зачем было все это делать? Зачем вам вообще этот дурацкий обряд? — Старик непонимающе уставился на нее. — Ну если вы такой сильный маг, почему бы вам просто не навести порчу или там не проклясть Папу и всех этих князей? Вы готовы предпринять для их свержения, уничтожения такие сложные манипуляции... неужели проще нельзя?
— Нельзя.
— Но почему?.. Если, как вы говорите, в этом мире действует магия и вы можете повелевать многими силами, так и примените их напрямую. Прокляните Римского Папу, раз он так плох.
— Ты даже не представляешь себе, девочка, ЧТО ты мне предложила... Проклясть самого Сатану. До такой глупости...
— Ну ладно. Допустим, в этого вашего Папу и правда вселился дьявол... Но почему бы не проклясть, например, Фердинанда? Ведь именно он, как я понимаю, развязал войну и возглавил наступление на протестантов. Прокляните его. Убейте! И ваши враги, оставшись без руководителя, без объединяющего их символа, остановятся. Они же просто передерутся, выбирая себе нового вождя. А вы тем временем и его... и ведущих вражеских генералов — это обезглавит армию противника. По сложности, наверное, эти вещи намного проще, чем призвание Спасителя. Так?
— Так. Порчу навести проще. Но ее проще и снять. От нее легко защититься... Фердинанд II фанатик. Глубоко верующий человек. Да, он ошибается, он льет воду на мельницу Сатаны, но вера его крепка. Любой искренне верующий в этом мире уже защищен от многих злых сил. Любой, отстоявший мессу, получает дополнительную защиту... Даже самый простой нательный крестик — это амулет, в какой-то степени защищающий от любого дурного влияния. Я уж не говорю про святые мощи, чудотворные иконы и прах праведников. К тому же любой уважающий себя властитель прекрасно понимает, что обречен постоянно вызывать на себя чьи-то проклятия. Он держит при себе праведных людей или придворных колдунов. Некоторые — и тех и других.