На крыльцо вышел Чарли Ботаник.
– Мисс, а почему электричество выключилось? Его нельзя починить? У телевизионщиков разве нет генератора?
Миссис Ллойд покачала головой:
– Боюсь, что нет, Чарли. У съёмочной группы генератор сломан, а рубильник в школьной электрощитовой выключен. Дверь туда заперта, запасного ключа нет. Мистер Фэрроу сейчас ищет слесаря, но восстановить электричество для шоу мы уже не успеем.
Рядом с миссис Ллойд возник Маркус. Экран телефона освещал его лицо.
– Это Максвелл Беккет его вырубил, да, мисс? Он выбежал из зала, и как раз после этого свет погас. Вряд ли это совпадение. Это он виноват! Максвелл Беккет всё испортил!
Недовольный вой сменился перешёптыванием и ворчанием. Миссис Ллойд безуспешно пыталась всех успокоить. У меня в горле встал ком, и я нервно сглотнул.
– Ну хватит! – воскликнул мистер Говард. – Хватит, я сказал! Мы точно не знаем, как всё было, так что не стоит спешить с выводами. Это и тебя касается, Маркус.
Приятно, конечно, что классный руководитель за меня заступился, но что толку.
– Его надо исключить, сэр! – крикнул Адель из моего класса. – Ещё и за то, что он разбил Чарли нос!
– Да! Всё равно никто с ним не дружит. Без него будет только лучше! – заявила какая-то девочка, кажется, девятиклассница. Честно говоря, я её даже не знал. Кошмар. Вся школа меня ненавидела.
– Максвелла – ВОН! Максвелла – ВОН! – выкрикнул кто-то, и толпа быстро подхватила его слова. Это напомнило мне чёрно-белый фильм про Средневековье, который нравился папе. В деревню переехал какой-то чужак, и все пытались его оттуда выдворить. А потом собрались и насильно выгнали из своей деревни. Я бы не удивился, если бы вся эта толпа принялась рыскать по территории школы с горящими факелами в руках.
Они всё громче скандировали одно и то же. Учителя пытались их унять, а я воспользовался моментом и удрал, пока меня не заметили.
Домой я идти не хотел. Мама с папой, наверное, уже перестали ругаться, но, когда узнают о том, что случилось в школе, точно начнут по новой. Нет. Пойду лучше туда, где мне всегда спокойно. К Рэгу.
Я вбежал в бунгало через заднюю дверь.
– Рэг? Это я. Можно… можно мне у тебя посидеть немного?
Рэг вышел в коридор. Вид у него был смущённый.
– Что? Кто ты? – спросил он, держась рукой за дверной косяк.
– Рэг, это я, Максвелл! Ты меня знаешь. Я почти каждый день к тебе прихожу. Поверь мне на слово, ладно? Я… не могу сейчас всё опять объяснять…
Видимо, он заметил, что я плакал. Он задумчиво на меня посмотрел, прошёл на кухню и сказал оттуда:
– Проходи в комнату, юный Максвелл. Я принесу нам печенье и налью что-нибудь попить. Как ты на это смотришь?
Я вздохнул с облегчением.
– Спасибо, Рэг. Это как раз то, что нужно.
Я прошёл в гостиную и плюхнулся на диван, чувствуя себя ужасно уставшим. В школе сейчас, наверное, творится не пойми что. Рассерженные родители уже приехали и требуют объяснений, кто виноват в том, что их дети размазывают слёзы по щекам.
Рэг вышел из кухни с банкой печенья и двумя стаканами апельсинового сока на подносе. Он опустил поднос на стол, открыл жестяную банку и наклонил ко мне.
– Что ж, расскажи немного о себе. Может, я что-нибудь вспомню.
Я взял имбирное печенье.
– Меня зовут Максвелл Беккет. Мне двенадцать, и… все меня ненавидят.
Рэг хлебнул апельсинового сока.
– Это очень серьёзное заявление, Максвелл Беккет. С чего бы всем тебя ненавидеть?
Я начал обгрызать печенье с краёв. В горле всё ещё стоял ком, и есть совсем не хотелось, но процесс немножко успокаивал.
– Меня ненавидят за то, что я – это я.
– Это не причина, – возразил Рэг. Он тоже надкусывал печенье по краям, и коричневый кружок постепенно уменьшался.
– Ну, все меня ненавидят, потому что… потому что я неудачник и всё делаю не так. Я всё порчу. Всё.
Рэг молча на меня смотрел.
– И лучший друг меня ненавидит… да и все в школе… даже учителя.
Рэг склонил голову набок.
– А как же твои родные? Они-то должны тебя любить.
Я поднял глаза и сглотнул слёзы.
– Мама с папой слишком заняты тем, чтобы ненавидеть друг друга… но… из-за меня они тоже постоянно ссорятся. И я в этом виноват. Если бы не влипал в неприятности, они бы меньше ругались и, наверное, лучше бы ладили.
Рэг вынул изо рта печенье.
– А вот я тебя не ненавижу, Максвелл. Ты же нарисовал этот чудесный портрет, верно? – Он показал пальцем на свой портрет на каминной полке. Тот самый, с которым я победил на конкурсе. Всё-таки он сам что-то вспомнил.
Я посмотрел на рисунок – одно из немногих своих достижений, которыми всегда гордился. Только сегодня он показался мне неважнецким. Кривой, и один глаз ниже другого.
– Да это просто мазня. Можешь выкинуть, – сказал я.
Рэг вздохнул:
– Вижу я, юный Максвелл, у тебя всего-навсего выдался особенно неудачный день. Со всеми бывает. Я сам в своё время пережил немало таких дней.
Его бледно-серые глаза вдруг потухли, и он задумчиво посмотрел мимо меня, как будто о чём-то вспоминая, а потом перевёл взгляд обратно.
– Однако завтра вряд ли всё будет так же плохо. И послезавтра, и во все следующие дни.
Он снова откусил печенье.
– Нет, ты не понимаешь, – возразил я. – Я всем порчу жизнь. Разбил Чарли нос, хотя и не специально, и школьный праздник из-за меня отменили… мама с папой не ругались бы, если бы не я… Любой взрослый тебе скажет, что я ходячее бедствие. После всего, что я сделал, никто никогда со мной не заговорит. Никто. Все меня терпеть не могут.
Я закрыл глаза и уронил голову на руки. Секунду-другую мы оба молчали, а потом Рэг тяжело вздохнул и спросил:
– Я тебе показывал перо додо?
Я вытер слёзы и посмотрел на него. Рэг стряхнул крошки со свитера.
– Перо додо? – переспросил я.
Он улыбнулся:
– Именно! Знаешь, это такая глупая птица, которая давно вымерла. Принесёшь его? Оно в серванте.
Рэг потянулся за третьей по счёту печенькой.
– Увидишь там картонную коробку с надписью «ДОДО».
Я вздохнул. Только этого не хватало для полного счастья – порыться в серванте, где хранятся всякие жуткие штуковины. Я встал и подошёл к стеклянным дверцам. Засушенная голова-ботинок лежала на том же месте, как и пластиковая коробочка с медиаторами, которые Рэг считал чешуйками русалок. Старый тёмный глобус, усеянный дырками, стоял рядом с чёрной шляпой и большой музыкальной шкатулкой в форме яйца, к которой не было ключа.
Я стал копаться на полках, пытаясь найти перо додо среди всего этого хлама. Я потянулся за маленькой картонной коробкой, придвинутой к дальней стенке, и случайно задел локтем глобус. Он рухнул на пол вместе со шляпой, засушенной головой, чешуйками русалок и деревянным яйцом.
– Максвелл! Что там у тебя? Аккуратнее! – крикнул Рэг из своего кресла.
– Ну вот, я же говорил! – заныл я. – Всё делаю не так!
Я глянул вниз и охнул. Пол был усеян медиаторами, которые все, буквально все, высыпались из коробки.
– Убери всё на свои места, Максвелл, ладно? – попросил Рэг.
Я вздохнул, опустился на четвереньки и стал собирать пластиковые треугольники. Их там было до умопомрачения много, так что времени на это ушло немерено. Потом я поднял глобус и сел на корточки.
– Знаешь, иногда мне кажется, что всем было бы лучше, если бы я вообще не рождался, – пробормотал я и повертел глобус в руках, разглядывая выцветшие континенты. Затем со вздохом поднялся и втиснул его на полку между пыльным зонтиком и грязноватой вазой.
Я взял чёрную шляпу и вернул в сервант, а потом кончиками пальцев поднял с пола засушенную голову. Обернулся проверить, не видит ли меня Рэг, и поспешно бросил её на полку. Яйцо откатилось к дивану. Я нагнулся за ним.
– Ну почему я всё делаю не так? – проворчал я, вертя в руках яйцо. Наверху я заметил деревянный выступ и покрутил его вправо. Раздался тихий звук, похожий на тиканье старых часов.
– Это что за звук, Максвелл? – спросил Рэг.
– Я просто прибираюсь, Рэг, как ты и просил.
Я взвесил яйцо на ладони и провёл пальцем по узорчатой резьбе.
– Какой во мне толк? – едва слышно прошептал я. – Лучше бы… лучше бы меня вообще не было.
Я встряхнул яйцо. Оно трижды звякнуло и затихло. Этот звук напомнил мне о старой шкатулке, в которую Бекс складывала свои браслеты и серёжки, когда была ещё младше, чем я сейчас. Там из-под крышки выпрыгивала пластиковая балерина и кружилась под мелодию «Мерцай, звёздочка, мерцай»[2].
Я со вздохом убрал деревянное яйцо на полку, к чёрной шляпе, и закрыл дверцу серванта. Тут я вспомнил, что вообще-то должен был искать перо додо.
– Знаешь, Рэг, мне сейчас как-то не хочется смотреть на перо. Ты не обидишься?
Я обернулся и увидел, что он уснул в кресле, откинув голову назад и раскрыв рот. Из носа раздавался лёгкий свист.
– Ох, ну прекрасно.
Я осмотрелся по сторонам и снова вздохнул. Заняться тут особо нечем. Пора было возвращаться домой и держать ответ за то, что я сегодня натворил. Миссис Ллойд точно уже позвонила родителям.
Ну и головомойка меня ждёт!
Глава одиннадцатая. Ворота
Ясно было, что домой лучше идти по самой густой тени, чтобы не попасться на глаза родителям, которые уже, наверное, забрали своих ревущих детей из школы. Я прошёл по тропинке, бегущей от бунгало Рэга, и огляделся. На дороге никого не было.
Я повернул к дому миссис Бэнкс. Хотя уже темнело, у пруда ещё можно было различить розового фламинго.
Я резко затормозил.
Что-то не так.
Голова на месте.
Когда я шёл на бал, он стоял без головы. Совершенно точно.
Я прищурился. Сквозь слегка раздвинутые жалюзи я увидел силуэт миссис Бэнкс на диване в гостиной. Может, она купила нового фламинго, пока я был в школе? Я уставился на его чёрный глаз, а фламинго как будто уставился на меня.