– У них очень печальный взгляд.
Четвертый махнул рукой.
– С подопечным проблема?
– Ага, – мужчина устало потер виски. – Что с ним делать, не представляю. Он по призванию – поэт, а по факту работает на заводе токарем. Месяц назад его фаза завода должна была закончиться, и начаться фаза литературного творчества. Он к этому переходу полностью готов: во-первых, понял, что токарные станки – это не то, чем ему хотелось бы заниматься до старости, во-вторых, написал три тетрадки отличных стихов и придумал целую поэму. Я ему трижды электронный адрес издательства подсовывал, которое бы его сборники опубликовало. А он вдруг застопорился. Стихи в стол спрятал, и теперь пропадает в своей токарке днями и ночами.
– Испугался, что ли?
– Похоже на то. Да еще родственники его периодически подзуживают. Уверяют, мол, поэзия – это ерунда, стихами он денег не заработает и помрет в нищете от голода.
– А он заработает?
– Конечно. У него не талант – талантище. Надо только шаг сделать – перейти с проторенной тропы на другую, новую. Ты не представляешь, сколько я сил приложил, чтобы он в себя поверил и на этот шаг решился. А он взял – и испугался. Это при том, что завод у него в печенках сидит. Парень токарные станки всей душой ненавидит, с коллегами почти не общается, а начальника боится, как огня. Но в литературу не переходит. Все сроки мне сорвал, квартальный отчет своей нерешительностью испоганил. Если он в таком режиме еще год-два протянет, талант зачахнет и пропадет. Что вот мне с этим парнем делать?..
– Вариантов много, – я пожала плечами и отправила последний документ в стопку с бумажными листами. – Можешь, например, сломать ему ногу.
Четвертый замер и уставился на меня удивленным взглядом.
– Сломать ногу? – переспросил он. – Зачем?
– Чтобы твой подопечный отдохнул от завода, – я уселась на свой стул и взяла в руки перо. – Пусть посидит дома, подумает о жизни. Стихи, опять же, перечитает, поэму напишет. Адрес издательства вспомнит. Глядишь, для новой фазы и созреет. Сколько времени у среднестатистического человека срастается перелом? Месяц? Маловато, конечно. Хотя… Перелом можно сделать открытым и в двух местах. Или даже в трех. Главное, не перестараться и не оставить твоего поэта инвалидом.
– Но ведь сломанная нога – это больно, – растерянно пробормотал Четвертый. – И связано с кучей разных неудобств…
– Зато отлично прочищает мозги, – заметила я. – Неприятности, мой дорогой, доходчивее всяких знаков показывают, что человек идет не в ту сторону. Некоторые люди, конечно, способны все понять и без них. Других приходится гнать в нужном направлении пинками. Подумай об этом.
Ангел-хранитель вышел из моего кабинета в задумчивости. Я же после его ухода приступила к делам. Для начала согласовала и отправила наверх списки душ, которые должны были отправиться на Землю в ближайшие сорок лет. Затем рассортировала их личные дела с описанием характера, талантов и склонностей. Когда последняя папка была утверждена в Общем реестре, дверь кабинета снова открылась, и на его пороге появился Одиннадцатый – еще один ангел-хранитель.
– Привет труженикам глубокого тыла! – радостно сказал он. – Я к тебе за консультацией. Примешь?
– Куда я денусь? – улыбнулась в ответ. – Заходи. Что тебе дать? Сертификат на рождение? Или нужно поднять чье-то личное дело?
– Нет, – Одиннадцатый качнул головой. – Мне нужен совет по поводу моей подопечной. Утром я встретил Четвертого, и он рассказал, что ты посоветовала ему лечить нерешительность сломанными конечностями. Вот я и подумал: может, ты подскажешь, что нужно сломать моей красавице, чтобы она избавилась от высокомерия и инфантильности? Честное слово, это какой-то кошмар. Она искренне уверена, что все ей что-то должны, а она сама – никому ничего.
– Погоди-ка, – прервала его я. – Твоя подопечная – душа три тысячи МОА15?
– Ну да. А что?
– Я помню ее лично дело. Там в перечне черт характера множество отличных качеств: и доброта, и сострадательность, и чувство справедливости. Даже ответственность была. А вот инфантильности не припомню. Откуда она взялась?
– Родители наградили, – развел руками хранитель. – Дочка у них выстраданная, долгожданная. Они ее, как принцессу, воспитывали – исполняли любой каприз, все к ее ногам бросали – и деньги, и время, и самих себя. Вот красотка и решила, что все в этом мире делается для нее, а потому ни с кем не может выстроить серьезных отношений. Это для нее слишком сложно. Она привыкла только принимать, а отдавать – нет. Я столько лет пытаюсь научить ее этому! Без такого умения девушка не сможет реализовать свой потенциал. А это чревато полным пересмотром ее судьбы.
– А для тебя – выговором.
– А для меня – выговором, – грустно согласился Одиннадцатый. – Поможешь?
Я усмехнулась.
– Помогу, конечно. Жалко мне вас – и тебя, и девушку. Только ей ломать ничего не надо. Лучше подбрось ей собаку. Или кошку. Только больную, тщедушную и шелудивую. Поговори с ребятами из зооотдела, они найдут подходящий экземпляр.
– Ладно, – кивнул ангел-хранитель. – Отправлю ее за зверенышем в приют. Или на ярмарку добра.
– Нет-нет, – возразила я, – нужно, чтобы девушка нашла зверя на улице. На помойке или в луже. И чтобы он там помирал, а она его спасла – вылечила, выходила, ночи рядом с ним не спала, из пипетки по часам кормила.
– Как ребенка?
– Именно. Начинать, мой друг, надо с малого. Научится твоя подопечная заботиться о животном, а там, глядишь, и до людей дорастет. Только, знаешь, подбери ей зверя с норовом. Чтобы он, когда окрепнет, обои в ее квартире разодрал, туфли изгрыз и шторы сдернул. Твоей девице надо осознать, что любовь – это не только нежность и эйфория. Что у объекта ее обожания может быть свой характер и свои привычки. Что отношения – это труд, причем обоюдный.
– Спасибо, – задумчиво произнес Одиннадцатый. – Для моей красавицы так действительно будет лучше. Что ж. Пойду выбирать животное.
Я махнула ему на прощание рукой и вернулась к своим документам.
Третий ангел-хранитель – Восемнадцатый – явился в тот момент, когда я составляла расписание чудес, которые должны были наблюдать люди в ближайшую сотню лет.
– Проходи, – сказала ему, – садись, жалуйся. Тоже проблемы с подопечным?
Восемнадцатый уселся в кресло и кивнул.
Честное слово, не канцелярия, а консультативный центр.
– И что же с ним не так?
– Жадничает, – вздохнул ангел. – С каждым годом всё больше и больше. Все мысли только о деньгах – как побольше заработать, побольше накопить, побольше откуда-нибудь урвать. Раньше я его порывы как-то сдерживал, а теперь он совсем от рук отбился. Знаешь, что учудил? Отсудил квартиру у родной племянницы. Выгнал девчонку на улицу, а ее жилплощадь готовит к продаже. У самого же на счетах столько денег, что он может себе три таких квартиры купить. И домик двухэтажный в придачу. Представляешь, какое у него на карме появилось пятно?
– Надо думать, не маленькое.
– Не то слово. Столько негатива в космос отправил, что мне пришлось объяснительную писать. Теперь пятно надо как-то стереть. Но как?
– В смысле – как? Стандартным путем: через страдания. Умоется твой жадина слезами три-четыре раза, карма станет значительно чище.
– Так-то оно так, – согласился Восемнадцатый. – Однако я опасаюсь, что подопечный не сделает нужных выводов. Посчитает себя обиженным, начнет роптать и еще больше в грязи измажется. Деньги ему настолько глаза отвели, что он только о них и думает.
– Ну, так лиши его денег, – пожала плечами я. – Вот прямо всех. Банк, в котором он хранит свои сбережения, пусть обанкротится, квартира, отсуженная у племянницы, или сгорит, или достанется черным риэлторам. А наличность он какой-нибудь цыганке отдаст. Или нет. Пусть у него на улице кошелек украдут.
– Думаешь, стоит сделать его бедняком?
– Думаю, да. Впрочем, сбережения можешь оставить при нем, а вместо банкротства послать ему какую-нибудь болезнь. Такую, чтобы ни за какие миллионы не вылечить. Но это – по желанию. Смысл в том, чтобы жадина осознал: не все в человеческой жизни измеряется деньгами, а настоящие ценности – вовсе не ценности. Если по-хорошему он этого понять не может, нужно объяснить жестко и наглядно. Пороки, Восемнадцатый, как нарывы – пока не вскроешь и гной не вычистишь, излечиться невозможно. Вскрывать нарыв хоть и больно, но необходимо. Ты это и сам понимаешь.
– Понимаю, – кивнул ангел-хранитель. – Спасибо за совет.
– Пожалуйста, – кивнула я. – Обращайся.
Когда за ангелом закрылась дверь, я откинулась на спинку стула и долго думала о том, что большая работа, которую мы делаем в небесной канцелярии, не является для людей определяющей. Мы можем наделить их всевозможными качествами, талантами и умениями, однако то, как они разовьются и разовьются ли вообще, зависит от самого человека. Небесные защитники изо всех сил стараются помочь людям следовать по предначертанному пути – к счастью, радости и душевной гармонии. Подопечные же то и дело норовят свернуть в сторону – к прозябанию, депрессии, зависти, эгоизму.
Вселенная так устроена, что у ангелов нет возможности подойти к человеку и сказать: «Не бейся головой об эту стену, за ней скрыта пропасть, которая поглотит тебя с потрохами. Развернись и шагай в другом направлении». Вместо этого им приходится ставить человеку препоны, чтобы, преодолевая их, он сам догадался, что ему делать, и как себя вести. Однако дело в том, что люди не всегда понимают: все, что с ними происходит, имеет смысл. Это не просто проблемы, болезни, неприятности – это уроки, которые нужно усвоить, и из которых надо сделать выводы.
У небесной канцелярии всегда много работы. Она сложная и хлопотная, но очень важная. Ее цель – сделать человеческую жизнь лучше. Несмотря на то, что сами люди зачастую уверены в обратном…
Мельница
Резкая трель дверного звонка прорезала тишину квартиры, когда часы в прихожей пробили двенадцать раз. Я положила на журнальный столик пяльцы с вышивкой и пошла открывать. На пороге обнаружился незнакомый мужчина. Он был высокого роста, с коротко стриженными седоватыми волосами, высоким лбом и умными большими глазами пронзительного серого цвета.