— Часть, где ты служил до перевода в Москву, я к завтрашнему дню тебе подберу. Служить будешь в пехоте. У кавалеристов своя специфика, можешь на мелочах «проколоться»…
— Так на заставе…, — возразил я.
— На лошади ездил, — прервал собеседник, — Все равно этого мало, что бы на равных общаться с бывшими кавалеристами. Лучше подумай, какое военное училище в Саратове окончил. Понятно, что твое пограничное не подходит. После окончания училища тебя сразу на Дальний Восток отправили. Специфику службы ты лучше меня знаешь. В смысле зимой холодно, летом жарко. Много китайцев и мало женщин, — пошутил он, и добавил серьезно, — Вот поэтому и не женился.
— А там их действительно мало? — искренне удивился я, — У нас то на погранзаставах понятно. А по соседству раньше корейцы жили, русских почти не было.
— Да, край малонаселенный. Гражданского населения очень мало. Когда там начали части и соединения Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии размещать, то возникла серьезная проблема. Холостые офицеры не могли семьи создать. Так что этот пункт твоей биографии вопросов не вызывает. Осталось только решить жилищную проблему.
— Так мне комнату…, — начал я.
— Не в том смысле. Жилье есть, правда, казенное. Стол, стул, кровать — все с инвентарными номерами. Когда будут выселять, все это нужно будет сдать. Этот порядок одинаков для обоих наркоматов — внутренних дел и обороны. С посудой и продуктами — помогу. Клава — это моя супруга, покажет, что в каких магазинах можно будет купить. Бытовые вопросы обсудили. Теперь о задание. Для начала тебе нужно Москву изучить. Научится пользоваться метро и наземным транспортом. В городе не теряться. Ведь тебе нужно будет с подозреваемыми общаться не только на рабочем месте, но и во время отдыха. Это у вас на заставе все круглые сутки как на ладони. А в Москве, человек после окончания работы может пойти в ресторан, где будет пьянствовать с иностранцами или на конспиративную квартиру, где с другими «троцкистами» будет обсуждать планы свержения советской власти. И если будет необходимо, то самому пить вместе с ними или поддакивать «врагам народа». Тебе нужно втереться к ним в доверие. Ты должен стать для них своим человеком, которому можно доверять. Без этого мы не сможем узнать об их коварных планах и ликвидировать противников советской власти.
Неделя пролетела быстро. Днем я гулял по столице, а по вечерам изучал подготовленные Волковым материалы и слушал его рассказы об особенностях армейской службы. Разумеется, этого было мало для «превращения» меня в настоящего офицера Красной Армии — я бы «прокололся» во время беседы с военным чекистом, но мои будущие сослуживцы в последние лет десять не служили в РККА, и поэтому вероятность моего «провала» была минимальной. Единственное, что смущало меня — Блохин знал о моем прошлом и поэтому мог догадаться, что меня прислали следить за ним. И как он среагирует на появление «стукача» — предсказать невозможно.
Знакомство с Блохиным
Кадровик сначала отвел меня в 1-ый спецотдел (оперативный учет, регистрация и статистика — прим. ред.), где я был представлен своему официальному начальнику и сотрудникам подразделения, а потом — к Блохину. Обычно рядовые сотрудники самостоятельно знакомились с руководством и коллегами по службе, но учитывая непосредственное участие в моем назначении самого наркома, традиция была нарушена. Другая причина уважения со стороны кадрового отдела — молниеносно проведенная переаттестация. Из лейтенанта пограничника за несколько дней я превратился в лейтенанта госбезопасности. На складе я получил новую форму, а в отделе кадров мне вручили служебное удостоверение сотрудника центрального аппарата НКВД СССР.
Следуя рекомендации Берии я «забыл» о своей службе на границе и придерживался вымышленной биографии о службе в пехотных частях Красной Армии, которые дислоцировались на Дальнем Востоке, но в непосредственных боях с японцами не участвовали. Не знаю, верили или нет коллеги в мою «легенду», но никто не пытался меня «разоблачить». Слухи о том, что прислан в отдел самим Берией заставляли их относиться ко мне настороженно.
Блохин встретил меня настороженно. Через много лет я узнал, что недели за две до моего назначения, Берия хотел арестовать коменданта, подготовил необходимые документы и пошел на доклад к товарищу Сталину. Последний внимательно изучил бумаги и вызвал к себе начальника отдела охраны руководства партии и правительства Власика.
— У вас есть претензии к коменданту НКВД СССР товарищу Блохину, — спросил руководитель страны у него.
— Никак нет, — по-военному четко ответил Власик, — Прекрасно справляется с возложенными на него обязанностями.
— И у меня нет к товарищу Блохину претензий, — внимательно глядя в глаза Берии, тихо и четко проговаривая каждое слово, произнес Сталин.
Вернувший в наркомат Берия вызвал к себе Блохина и продемонстрировал имеющийся на коменданта компромат. Затем спрятал папку в сейф со словами:
— Можете пока работать, но помните, что за вами много грехов накопилось и однажды вы за них ответите…
До декабря 1945 года (до этого времени Берия был наркомом внутренних дел) Блохин постоянно помнил о «дамокловом мече», который хранился в сейфе у Берии и отомстил ему за годы постоянного страха. Когда в июне 1953 года Берию арестовали, а затем началось следствие, то Блохин охотно давал показания против своего бывшего начальника. Я не знаю, что именно сообщил комендант, но в конечном итоге Берию расстреляли, а Блохин умер дома от инфаркта в феврале 1955 года в возрасте шестидесяти лет.
Во время первой нашей встречи Блохин попросил меня рассказать о себе. Позднее я понял, что это была своеобразная проверка. Он заранее изучил мою анкету в личном деле, и теперь хотел сравнить мой рассказ с тем, что было написано в том документе. Я честно рассказал о своем детстве, учебе в погранучилище, службе на Дальнем Востоке и о бегстве офицера НКВД. Фамилию и должность Люшкова я специально не называл. Затем двумя — тремя фразами о том, как находился под следствием и отпущен на свободу за отсутствием состава преступлений. Собеседник, молча слушая мой рассказ, лишь изредка кивал головой. Когда я закончил свой монолог, Блохин задумчиво произнес:
— Из огня да в полымя! У нас, правда, не граница, но врагов тоже хватает. Что же вам поручить?
— Готов выполнить любое задание! — четко произнес я.
— Даже человека застрелить сможете? — Вопросительно и насмешливо произнес комендант, желая охладить мое желание выслужиться любой ценой. — Если он перед вами на коленях со связанными руками и молит вас о пощаде? Целует ваши сапоги? А вы знаете, что у него четверо малолетних детей. Сможете вы выстрелить в него? — резко спросил он и приказал: — Отвечайте быстрее! Ну, сможете?
— Наверно… да…, — растеряно ответил я. Во время службы на границе мне приходилось участвовать в перестрелках с нарушителями. Несколько бандитов мы застрелили. Чья пуля моя или кого-то еще из наряда оборвала жизнь незваного гостя — об этом мы не думали. На войне как на войне — убиваешь ты или тебя. Когда возвращаешься на заставу — понимаешь, что мог погибнуть. В первый раз это страшно, а потом привыкаешь. А после нахождения в камере на Лубянке я утратил боязнь смерти.
— Уверен! Отвечай честно! Уверен? — глядя мне в глаза, словно выстрелил, произнес комендант. Я испугался. Его взгляд был как у тигра — немигающим и равнодушным — как у хозяина тайги. Через три дня после начала службы на заставе я повстречал на тропе тигра. Мне повезло — животное было сыто и настроено миролюбиво. Мгновенья, которые мне показались вечностью, мы стояли и с любопытством изучали друг друга. Наконец гигантская кошка удовлетворила свое любопытство, и исчезло в зарослях. Когда я рассказал на заставе об этой встрече, то старшина уважительно произнес: «Это с тобой Мишка познакомился. У него здесь охотничьи угодья, которые он охранят от других тигров».
— Не знаю, — честно признался я.
— Верю, — вынес свой вердикт Блохин, — Если бы сказал да, то сразу же отправил к психиатру. Не может человек с такой биографией расстреливать безоружных. А мне не нужны вооруженные психи, которые могут и меня застрелить. В порыве выполнения служебных обязанностей.
— А что, такое бывало? — осторожно поинтересовался я.
— Да, — сразу сникнув, признался Блохин, поспешив добавить, — В меня никто не стрелял, но твоего предшественника едва не расстреляли вместе с «врагами народа». Сотрудник увлекся…
— А он…, — теперь я понял смысл фразы, которой встретил меня комендант. Если выжил в камере смертников, то могу получить пулю от палача.
— Кто? Если стрелявший — продолжает служить. А тот в кого стреляли — больше не участвует в казнях. Перекладывает бумажки в 12-ом отделение 1-го спецотдела — вы с ним познакомитесь — попозже, когда тот тебя в курс дела будет вводить. Что бы такого больше не происходило — случайно никого не застрелили, было решено, что бы оформляющий акты об исполнении смертных приговоров сотрудник, служил вместе со стрелками. Тогда они точно не перепутают и не застрелят своего, — буднично объяснил собеседник, — Вот вы и будете проходить по штату 1-го спецотдела, а служить в 5-ом отделение комендатуры Административно — хозяйственного управления НКВД. О вашем прошлом — службе на границы — никто кроме меня знать не должен. Ребята здесь скромные, привыкли держать язык за зубами и не задавать лишних вопросов — поэтому не будут пытаться узнать подробности вашей службы в Красной Армии. Они и сами привыкли оставаться «в тени» — все оформлены «сотрудниками по особым поручениям». А о том, что бы им и вам сотрудники других отделов и управлений не задавали лишних вопросов — это уже моя забота. Как говорится — враг не дремлет — а одна из обязанностей комендатуры — обеспечение режима секретности. Понятно?
— Так точно! — бодро отрапортовал я.
— Это хорошо, что вы все быстро схватываете. Мне как раз был и нужен такой толковый сотрудник, — искренне обрадовался Блохин, а затем пожаловался на своих подчиненных из 5-го отделения, — Исполнители они хорошие, но безынициативные. Каждое задание им приходится очень долго и подробно объяснять. Требовать от них правильно оформлять акты — это быстрее самому все написать. Пишут они с множеством грамматических ошибок, почерк — у курице лучше