тихо перед вазою стоит,
вытирая пальцы о холстину.
И в такой вот час и возникает
светлое желанье стать ученым
или зодчим, мудрым и суровым,
чтобы все, что видишь, все, что понял,
от себя народу передать.
О СЕБЕ
Угодно было солнцу
и земле —
из желтых листьев
и росы
сверчка, поющего стихом,
на свет произвести.
ИСТОК
Когда неверие ко мне приходит,
стихи мои
мне кажутся плохими,
тускнеет зоркость глаза моего,—
тогда с колен
я сбрасываю доску,
что заменяет письменный мне стол,
и собирать поэзию иду
вдоль улиц громких.
Я не касаюсь проходящих,
что ходят в обтекаемых пальто
походкой чванной,
лица у них надменны,
разрезы рта на лезвие похожи,
и в глазах бесчувственность лежит.
Не интересней ли
с метельщицей заговорить?..
МЫСЛИ
Шла по Пушкинскому скверу,—
вокруг каждая травинка цвела.
Увидала юношу и девушку —
в юности лица у людей бывают
как цветы,
и каждое поколение
ощущает юность свою
как новость…
ДНЕВНОЕ КИНО В БУДНИ
Перед началом сеанса —
играли скрипки,
и абажуры на блестящих ножках
алели изнутри,
как горные тюльпаны.
Старушки чопорно под абажурами сидели
и кушали халву по дедовской старинке —
чуть отодвинув пальчик от руки,
и на груди у них желтели кружева
и бантики из лент,
что отмерцали на земле.
А девушки без рюшей и без кружев,
лишь с ободками нежных крепдешинов
вкруг смуглых шей.
чуть набок голову склонив
и глаз кокетливо скосив,
мороженое
в вафельных стаканах
откусывали крупными кусками
и, не жуя, глотали льдистые куски.
А скрипки все тихонечко играли,
и люди молча отдыхали,
и красные тюльпаны зажигали
по залу
венчики огней.
И толстый кот
ходил между рядами,
поставив знаком восклицанья
пышный хвост.
1954
ПОД МОСКВОЙ
Сердитоглазые официантки,
роняя колкие слова,
подавали кушанья
на красно-желтых подносах
желающим пить и есть.
Ощущались медвежьи аппетиты
у сезонников за столом,
большеруких
и груболицых.
Много ездили,
много видели,
города построили для людей,—
барахла не нажили,
да ума
прибавили.
Идут по жизни мужики,
одаряя встречных-поперечных
жемчугами русской речи
от щедрот немереной души.
Пил высокий, чернобровый,
плечи как сажень,
галстук новый,
пиджак новый,
при часах ремень.
А другой был ростом ниже,
но в кости широк
и,как всякий лесоруб,
красен на лицо.
На щеках — ветров ожог,
на висках — зимы налет.
А старушка-выпивушка
у стола сидит
и умильно и сердечно
на друзей глядит.
В кружке с пивом у нее
огоньки горят,
а на беленьком платочке
пятаки лежат.
И на окнах занавески
вышиты руками —
белой ниткой по батисту
льдистыми цветами…
А кругом народ ядреный
утверждает жизнь —
щи с бараниной хлебает,
смачно пивом запивает,
белым хлебом заедает.
«Из рыданий людских весна…»
Из рыданий людских весна,
А между пальцев у нее лучи, —
вскинет к солнцу ладонь,
а в ладони душа,
и совсем не душа,
а любовь.
от желаний пунцовая кровь.
«Когда на ложе счастья…»
Когда на ложе
счастья
коснешься ты меня,
и поцелуй гвоздикой
вдруг разомкнет уста,
и все промахи рассеются, как дым,—
чувственность очертит
рисунок сердца.
«Как мне писать мои стихи?..»
Как мне писать мои стихи?
Бумаги лист так мал,
А судьбы разрослись
в надширие небес.
Как уместить на четвертушке небо?
«После дождя в весеннем саду…»
После дождя в весеннем
саду
земля была как чай,
заваренный на травах,
на цвет густа
и воздухом вкусна.
ПОЭТ
Ст. Щипачеву
Вы прячете доброе сердце
в застегнутый наглухо
черный пиджак,—
и вдруг при взгляде на стихи
чуть розовеет бледное лицо,
так при огне просвечивает
алым
мечтательное
зимнее
окно.
КОНЕЦ ДНЯ
Между двух гор
ставили дом машины.
Стояли женщины
на строящихся стенах,
и клали кирпичи,
и возвышали цех.
Склонялся час к шести,
и медленно кирпичный брус
сошел с ладони,
движеньем затихающим
оканчивая день.
И ослабели сухожилья,
натянутые в локтевых изгибах,
звенящие от подниманья бревен,
от напряженья сдвинутых вещей…
И отделились руки от труда,
и матерьялы встали по местам.
и принял звук работ
обличие предметов.
«Это не небо, а ткань…»
Это не небо,
а ткань,
привязанная к стволам,—
голубая парча
с золотыми пчелами
и россыпью звезд
на древесных сучках…
ЛОПАТА
Лопата я
и тем горда,
и мной хозяин горд.
Я полпланеты на зубок
в труде перебрала.
Меня венцами не прельстишь—
венцы у королей,
а я копаю у корней,
что кормят всяких королей…
А я копала в старину,
копаю и сейчас.
И буду почву рассекать,
куда народ свергает знать,
когда наступит на мозоль
неповоротливый король.
Лопата я
и тем горда,
и мной хозяин горд.
Я полпланеты на зубок
в труде перебрала.
О! Знаю я и что и как,
на чем лежит земля.
Но лучше всех
идти домой
с хозяином вдвоем:
я на плече его лежу.
НАСТАВНИК
День у меня
как петушиные одежды —
золотисто-синий хвост,
и белых два крыла,
и красный гребень у чела.
День потому
наряден так,
что каждый мой
свершающийся шаг
осеняет учитель особый,
одетый в одежды
из листьев чудесных.
Вздымался кедр,
передо мной
касаяся медвежьей головой
плывущих туч
над хвойною землей.
Я каждый день
сидела перед ним.
И удивлялась
древесине,
что, не ломаясь, возникала.
АРХЕОЛОГ
Подошвы гор погружены
в тенисто-пышные сады.
В спортивной клетчатой рубахе
на камне юноша сидит.
Лежат лопаты перед ним
и черепки
от выветренных царств.
А он на камне все сидит
и все забытые стихи
на древнеалом языке
задумчиво поет.
РАЗДУМЬЕ
На столе открытый лист бумаги,
чистый, как нетронутая совесть.
Что-то запишу я
в памяти моей?..
Почему-то первыми на ум
идут печали,
но проходят и уходят беды,
а в конечном счете остается
солнце, утверждающее жизнь.
«Слегка лукаво-добродушна…»
Слегка
лукаво-добродушна,
чуть-чуть растрепана толпою,
в одеждах ярких и нарядных,
проходит улица предо мной.
Отряхни ноги у порога
и войдем в горницы весны,
уважая листья и цветы,
снимем кепки с головы.
«Слова мои — как корневища…»
Слова мои —
как корневища.
А мысль —
как почвы перегной.
Как сделать мне,
чтоб корневище ствол дало
и кончиками веток зацвело?..
«Любовь приходит по утрам…»
Любовь приходит по утрам,
когда в крови рассвет
и руки, словно зори,
лежат на изголовье.
ДЕНЬ
С утра я целый день стирала,
а в полдень вышла за порог
к колодцу за водой.
От долгого стояния в наклон
чуть-чуть покалывало поясницу
и руки от движенья вдоль
ломило от ладоней до плеча.
А в улице лежала тишина,
такая тишина,
что звук слетающих снежинок
был слышен гаммой,
как будто неумелою рукою
проигрывает малое дитя:
слетают до и ля