— Не собираетесь выходить замуж? — не без удивления уточнил Карлион Линтон.
— Да. У меня нет ни брата, которого радовало бы мое присутствие, ни родителей, чью старость я могла бы скрасить заботой, и можно полностью отдаться работе…
«И Арчибальду», — добавила она мысленно.
— Не зарекайтесь, Гвен. Однажды кто-то украдет ваше сердце, и эти размышления покажутся сущей глупостью. Вы от всей души пожелаете никогда не расставаться с этим человеком, подарить ему детей, прожить вместе всю жизнь…
Альд Линтон говорил уверенно, словно сам когда-то испытал подобные чувства. Но, как ни любопытно было, Гвендолин ни за что не решилась бы расспрашивать о столь личном едва знакомого человека. Сама она никогда ни в кого не влюблялась, если не считать Арчибальда, и вряд ли в реальной жизни ей повезет встретить мужчину, похожего на ее героя.
Она вздохнула и принялась заедать тоску яичницей с ветчиной.
Видимо, из-за того, что разговор не клеился, завтрак не затянулся, и уже через полчаса Гвендолин стояла во дворе особняка, ежась на прохладном воздухе. Хотелось, чтобы поскорее сошел снег и солнце стало по-настоящему весенним, но пока природа не собиралась прислушиваться к ее желаниям. Шмыгнув носом, Гвен торопливо зашагала к приготовленной карете и заняла место напротив альда Линтона.
— Если возникнут затруднения на новом месте, я настаиваю, чтобы вы обратились ко мне, — сказал он, когда экипаж тронулся с места. — Деревенский староста — неплохой человек, но, боюсь, некоторые ваши нужды он может счесть капризом и оставить без внимания.
— Вы так добры! — растрогалась Гвен. Ощущение чужой заботы — как теплый плед, наброшенный на плечи в холодный день чьей-то теплой рукой. — Спасибо вам за приют и угощение, за компанию, за… Боюсь даже представить, что бы со мной стало, если бы не вы…
— Полно, хватит вам, иначе я чересчур загоржусь! — отозвался сквайр с добродушной иронией. — Вы отблагодарите меня, если не забудете о моей просьбе и… когда-нибудь еще сыграете со мной в карты.
Вскоре они добрались до места, которому предстояло стать для Гвен новым домом.
Трелони не слишком-то походила на пасторальные деревеньки с гравюр и открыток. Покосившиеся заборы, обрамленные седыми от инея ветками деревьев, ухабистая дорога, запах навоза, ставший ощутимым, стоило приоткрыть дверцу кареты. Должно быть, в теплое время года, когда разрасталась живая изгородь, здесь было красиво, но пока никакого особенного вдохновения сельский пейзаж не навевал.
Гвендолин вздохнула и мужественно шагнула навстречу будущему.
Деревенский староста, к дому которого доставил ее альд Линтон, оказался приземистым человеком лет пятидесяти. Он комкал в руках потрепанную шляпу и пытливо рассматривал девушку, точно решал, не попросить ли сквайра вернуть ее обратно в пансион, но в конце концов буркнул:
— Отведу вас в школу.
— Оставляю вас в надежной компании, — сказал на прощание Карлион Линтон. — Но вы ведь помните, о чем я говорил? Если что, обращайтесь без всякого стеснения.
— Вы с нашим сквайром, часом, не родня? — полюбопытствовал староста, пока Гвен провожала глазами карету.
— Нет, — удивилась она вопросу. — Мы… недавно познакомились.
Собиралась сказать «сегодня», но побоялась, что знакомый с расписанием почтового транспорта староста уличит ее во лжи. Да и слуги альда Линтона наверняка бывают в деревне и вполне могут однажды разнести слухи, что новая учительница провела ночь в доме землевладельца.
Щеки Гвен вспыхнули, но, к счастью, староста этого не заметил. Подхватил ее саквояж и размашисто зашагал по неширокой улице.
Гвендолин едва поспевала за ним. Сначала улочка выглядела пустынной, но постепенно на ней начали появляться прохожие. На Гвен они глядели с любопытством, но без настороженности. Миниатюрная, скромно одетая девушка вызывала лишь улыбку, у кого — приветливую, у кого — снисходительную. Последнее случалось чаще, и даже когда староста представлял ее кому-то как новоприбывшую учительницу, веса в глазах деревенских жителей это Гвендолин не прибавляло. Наверное, потребуется немало времени, чтобы заслужить уважение.
— Вот она, школа, — буркнул староста, остановившись у двухэтажного строения, расположившегося поодаль от жилых домов. — А сверху квартирка ваша, — махнул рукой на закрытые ставнями окна. — Обживайтесь.
Служанкой при школе работала крепкая молодая женщина с такими румяными щеками, что они казались подкрашенными свекольным соком. Она назвалась Талулой и с ходу повела Гвендолин осматривать владения.
Сама школа — скромная и опрятная — производила в целом приятное впечатление. Но квартиру еще не успели привести в порядок. Расчихавшись от пыли, Гвен огляделась. Продавленная кровать, трехногая табуретка, грубый деревянный стол, составляющий компанию кособокому шкафу для одежды.
— Прежняя учительница была из местных, — пояснила служанка, — и в этом жилье не нуждалась. Но теперь, когда у нее снова родился ребенок, работать ей совсем некогда. Уже четвертый малыш. Хорошо, что у мужа неплохое жалованье.
Гвендолин вспомнила комнату, в которой проснулась утром, и подавила тягостный вздох. На роскошные условия она не рассчитывала, но все же представить себе, что всю дальнейшую жизнь придется провести в такой нищете, получалось с трудом. Да и не хотелось представлять — уж слишком безрадостная получалась картина.
Оставив Талулу прибираться в квартире, Гвен спустилась в школьный коридор, радуясь, что сегодня выходной день. Было бы непросто приступить к работе прямо сейчас. Сначала нужно хотя бы немного освоиться.
— Госпожа учительница!
Обернувшись, Гвен увидела хорошенькую девушку примерно своих лет. На голове у нее красовался ярко-голубой капор, шаль такого же цвета лежала на плечах. Незнакомка протягивала сверток в плотной бумаге с масляными пятнами.
— Я дочь старосты. Пришла вас поприветствовать. И принесла пирог.
— Спасибо! — Гвендолин приняла угощение. Сквозь бумагу пробивался аппетитный запах. — Вы сами пекли?
— Нет, мама. Я не слишком хорошо стряпаю. Ой! Я не представилась. Меня зовут Джесмин. А вас — Гвенда Грин, да?
— Да. Но мне больше нравится, когда меня называют Гвен. У вас очень красивое имя.
— Мама вычитала в какой-то книге, — улыбнулась новая знакомая. — А у вас есть книги? Я тоже люблю читать.
— Конечно, есть. Может, вместе попьем чаю с пирогом? А затем я вам их покажу.
Дочь старосты оказалась девушкой бойкой и разговорчивой, и за время чаепития в маленькой, в отличие от комнаты опрятной кухне Гвендолин услышала о деревне Трелони и ее жителях столько, сколько и не рассчитывала узнать.
— Все говорят, что он посватается к дочке башмачника, — говорила Джесмин, энергично жестикулируя. Упустив нить разговора, Гвен не совсем понимала, о ком идет речь, потому попросту кивала, демонстрируя, что участвует в беседе. — Но пока что-то не торопится. Вот я и думаю — а если он собирается сделать предложение не дочери башмачника, а мне?
— Он тебе нравится? — догадалась Гвендолин.
Длинные ресницы Джесмин затрепетали, щеки залились нежным румянцем. Ее смущение выглядело так мило, что Гвен пожалела о том, что сама не может вот так же опустить глаза и признаться в своих чувствах к Арчибальду, который, конечно же, посватался бы к ней, будь он настоящим.
— Да, но — тсс… Это секрет! — улыбнулась собеседница, обозначив ямочки на щеках. — Пока даже он об этом не знает, не говоря о наших родителях.
— Но разве не они должны заниматься всем, что связано с браком?
— В большом городе — может быть, но в деревнях все по-другому. Обычно молодые сговариваются сами, а затем парень идет к отцу невесты. Мы живем привольнее.
— А как же репутация?
— Пфф! — махнула рукой Джесмин. — Ты ведь еще не знакома с прежней учительницей? Так вот, ее первенец родился через четыре месяца после свадьбы! И ничего. Вот если бы свадьба вовсе не состоялась, ее репутация пострадала бы. А так все довольны. Особенно родители мужа, которые убедились, что невестка не бесплодна.
— Не хочу даже слушать о таком! — зажала уши Гвен. — И настолько безнравственной особе разрешили работать в школе?!
— Привыкай, — хмыкнула дочь старосты. — Про моего милого тоже поговаривают, будто он одарил одну девицу из батрачек зеленой юбкой. Но, мне кажется, брешут из зависти.
— Он… подарил другой девушке юбку? — растерянно переспросила Гвен. — С ее стороны не слишком благопристойно принимать от молодого человека такие презенты до свадьбы. И почему именно зеленую?
Джесмин, расхохотавшись, согнулась, обхватила руками колени и еще долго не могла успокоиться.
— Ах, до чего же ты смешная! Не было никакой юбки! Это означает, что парень и девушка занимались этим на траве!
— Чем занимались?
— Ой, не могу! — снова рассмеялась Джесмин. — Из какого же яйца ты вылупилась? А еще грамотная!
К ее звонкому, как журчание весеннего ручейка, смеху присоединился громкий, похожий на звук трубы хохот Талулы. Гвен перевела обиженный взгляд с одной на другую и встала с места. Выпрямила спину и гордо пошла в комнату — проверить, хорошо ли прибрала служанка.
Вид нового обиталища, пусть и ставшего чище, по-прежнему наводил тоску. На какое-то мгновение Гвендолин вообразила себя не на чужом, а на своем месте. В наверняка большом дядюшкином доме — почти таком же красивом, как особняк Карлиона Линтона. Представила полный новой одежды сундук с приданым, уложенные камеристкой локоны, белые свадебные перчатки.
И — чужого человека, который откидывает вуаль с ее лица.
Вздрогнув, Гвен потерла виски, прогоняя навеянную хандрой фантазию. Нет, она не усомнится в правильности своего поступка! Он был совершен, чтобы ни от кого не зависеть. Чтобы рассказать до конца историю Арчибальда. Чтобы стать наконец-то самой собой, а не приложением к фамилии, которую она носит.
— Что случилось? — раздался за спиной голосок Джесмин. — Ты обиделась? Ах, Гвен, я тоже далеко не так искушена, как пытаюсь показать! Даже целовалась всего-то пару раз.