Всеволод Васильев-ВоробьевСудьба офицера
Он очнулся от какого-то бормотания, которое вначале показалось бессвязным, каким-то далеким, едва различимым. Постепенно речь стала проступать более явственно, но от этого не становилась понятной. Наконец он сообразил, что говорят по-немецки. Мозг начинал медленно адаптироваться к окружающей обстановке и вспоминать чужую речь, которую он изучал еще в гимназии и военном училище до Первой мировой.
Его обшаривал, считая трупом, немец – то ли из похоронной, то ли из трофейной команды и перекрикивался со своими коллегами, шарившими где-то рядом. Остальные немцы, изнывая от жары, просили своего товарища скорее заканчивать и уходить, но "его" немец, предлагал им оставить его, он хотел еще покопаться на поле боя в поисках ценных вещей.
Стала возвращаться и память, он вспомнил, что на дворе сентябрь 1942г., и что его полк войск НКВД был брошен, в числе прочих, для ликвидации прорыва немецких войск, устремившихся стальным потоком к Малгобеку.
Они вступили в бой с ходу, точнее враг их атаковал еще на марше к намеченному рубежу. Занимать оборону пришлось в спешке, устраиваясь, где и как придется, вгрызаясь в каменистую почву предгорья, и окапываясь под огнем. Сплошной линии обороны создать не удалось, дрались "очагами" сопротивления, простреливая незанятые участки кинжальным огнем пулеметов и огнем минометов. Полк был наспех сформирован из бойцов разбитых погранотрядов и выздоравливающих военнослужащих НКВД, находящихся на территории Закавказского округа (он и сам с мая этого года находился в местном госпитале), но большая часть бойцов и командиров были кадровыми (как и он), знали, что делать и как воевать.
Неудержимый немецкий танковый "каток", раскатавший до этого за месяц несколько крупных армейских частей и соединений, отмахав несколько сот километров без помех, вдруг "споткнулся" и застрял на месте обороны его полка на двое суток! Пограничники отдавали свои жизни крайне "дорого и неохотно", пользуясь складками местности и все время маневрируя отдельными, небольшими подразделениями, пропуская вражеские танки через себя и расстреливая их сзади, забрасывая бутылками с горючей жидкостью, зло и азартно сходясь в рукопашную с немецкой пехотой, все время стараясь смешаться, буквально слиться с немецкими подразделениями, чтобы обезопасить себе от ударов немецкой авиации и артиллерии.
Бой шел непрерывно все два дня, то затихая в одном месте, то возобновляясь в другом, не прерываясь даже ночью. В какой-то момент он потерял счет времени и перестал различать даже время суток, его организм стал работать как автономный механизм с обостренным звериным чутьем и инстинктами. И тут что-то подняло его в небо с кучей земли и камней и отшвырнуло далеко в сторону как манекена, припорошив комьями. Свет померк в его глазах, и он потерял сознание.
Теперь же он медленно приходил в себя, чувствуя чужие руки, которые шарили по телу, и речь, которая болью вонзалась в голову, заставляя мозг работать, вспоминать и переводить.
Он крайне медленно и осторожно попытался приоткрыть веки, чтобы немец не заметил этого. На его счастье, немецкий унтер чуть повернулся, сидя на корточках, разглядывая что-то найденное в его карманах, и не заметил дрогнувших век. Он разглядел висящий на поясе врага нож, до которого можно было попытаться дотянуться. Это был какой-то шанс, но сможет ли он им воспользоваться? Пока он не знал, в каком состоянии находится. Целы ли его руки-ноги и прочие части тела?
Он ничего не чувствовал и не мог пошевелиться, чтобы проверить это, не будучи обнаруженным. Можно было, конечно, просто остаться лежать, ожидая пули в голову или грудь, а может, и нет. Черт его знает этого мародера, вдруг обойдется, не добьет?
Неожиданно мозг переключился и извлек из памяти ночную рукопашную схватку поздней дождливой осенью 1914г. в Карпатах, когда он, молоденький подпоручик во главе охотничьей команды своего полка, впервые самостоятельно повел людей на вылазку в австрийские траншеи.
Им нужен был "язык" и штабные документы, карты, если повезет. Бесшумно вырезав боевое охранение, они свалились на головы сонных австрияк, как первый снег посреди осени – мягко, бесшумно и внезапно. Было слышно только сопение, кряхтение и возню тел, а также негромкие стуки, удары, охи и стоны. Вокруг душили, кололи, валили, но обе стороны делали это, остервенело молча.
Вырезав первую траншею на нужном участке и зная, где находится штабная землянка, охотники незаметно прошмыгнули в нее, схватили все, что увидели из бумаг и карт, оглушили офицера, который спал там и поволокли все это вместе с "языком" к своим траншеям.
Подпоручик вместе двумя опытными старослужащими унтер-офицерами прикрывал отход команды. Вдалеке уже начинала сереть узкая полоска дождливого неба, до рассвета было недалеко, как и до своих позиций, и тут они нарвались на австрийский пикет, который прошли ночью, не обнаружив! Трое против троих!
Дело решил его старший унтер – выхватив штык у австрийца на его поясе, воткнул ему в шею и повалил на другого австрийца. Подпоручик и второй унтер за это мгновение успели вытащить свои ножи и атаковали двух других ошеломленных врагов. Быстрота и нестандартность решения старшего унтера решили исход боя в несколько секунд.
В итоге вся охотничья команда благополучно вернулась к своим с "богатой добычей", целой и невредимой, отделавшись в этот раз несколькими легкими ранениями, порезами, синяками да ссадинами. Подпоручик получил несколько месяцев спустя за эту вылазку свою первую награду – "анненское оружие", несколько отличившихся охотников, включая его унтеров, – георгиевские кресты…
Наконец немец-трофейщик, стал отряхиваться, и, видимо собирался, встать с корточек, считая поиски законченными, упустив на мгновение обшаренный "труп" из виду. Он ничего не успел понять и подумать, что-то тенью мелькнуло у него перед глазами, а в следующее мгновение нож, висевший у него на поясе, оказался торчащим в его горле, из которого булькала кровь и раздавались хрипы.
Обессиленный броском русский, изо всех сил навалился, всем телом, на рукоять ножа и рукой судорожно зажимая рот врага, ждал, пока стихнут посмертные судороги немца. Значит, не зря память заставила его снова пережить ту сложную ночь 1914г.
Мозг и тело снова его слушались, он вернулся "в строй"! Похоже, все обошлось только контузией. Надо срочно забирать свои вещи у немца и уходить, уползать, пока не хватились другие враги.
Вещей было совсем не много, но они были с ним всю его долгую военную службу с 1912г., когда он только поступил в военное училище. Они его спасали, они ему помогали. Они были его амулетами и талисманами, а еще памятью о том, кто их подарил. О знаменитом генерале и его крестном – Леониде Николаевиче Соболеве, герое русско-японской войны. Он не мог их оставить в чужих руках, никогда и никак, даже мертвый!
Через трое суток он выйдет к своим, принеся ценные данные о расположении войск противника. Его изможденного, обезвоженного и контуженного отправят на излечение в тыловой госпиталь, где жена будет снова помогать выхаживать его.
Звали этого человека – Александр Алексеевич Васильев, и он был в этот момент снова подполковником. Снова, потому что это звание ему присваивали трижды за его долгую военную карьеру.
Всю оставшуюся войну он прослужит командиром разных полков, не выслужит ни звания, ни должности, ни милости высокого начальства. Будет несколько раз ранен и контужен, честно заслужит 3 боевых ордена и сбережет массу солдатских судеб, потому что всегда и везде учил и тренировал своих людей. Благодаря этому, его люди никогда не оставались в плену, не сдавали позиций без приказа, а попадая в окружение, всегда находили выход к своим с оружием и трофеями.
Васильев учил воевать умом и совестью, а не от страха. Учил любить и ценить свою жизнь и драться за нее, даже если тебя признали мертвым! Потому что иного не ведал и жил всегда именно так! Как и в эти дни – жаркой осенью 1942г., решив свою судьбу сам, не доверив ее случаю или кому-то еще. Просто потому, что был офицером, самым обыкновенным и самым настоящим.