— Ну что ж, Любимов, — сказал резидент, — занимайтесь сборами, укладывайте вещи (вскоре Виктору предстоял отъезд в Москву), а я доложу об этом деле в оперативном письме.
— А ключ? — Любимов держал в руке злополучный ключ.
— А… а… — махнул рукой резидент, — ключ оставьте себе. В Москве подарите его начальнику управления.
Вот так завершилась первая американская командировка военного разведчика Виктора Любимова. Поездом с семьей он добрался от Вашингтона до Нью-Йорка, оттуда — самолетом через океан во Францию, в аэропорт французского города Брест. От Бреста — поездом в Париж. Далее — Мюнхен — Прага и через Чоп — в Советский Союз, в Москву.
Его назначили оперативным офицером в американское направление ГРУ.
Через несколько дней Любимова пригласил на доклад по результатам командировки начальник управления. Генерал-лейтенант выслушал офицера, а когда тот рассказал о последнем случае, проникновении в отель, помрачнел лицом. Спросил, почему ему неизвестно об этом. Что тут мог ответить Любимов? Резидент, мол, обещал доложить и просил передать вам ключ.
Генерал еще больше насупился и ключ не взял.
— Вы, Любимов, больше похожи на вора, чем на разведчика, — сказал он, словно подписал приговор, и сухо добавил: — Идите.
Как оглушенный вышел из кабинета Любимов. Вот так заслужил награду…
К счастью, эти слова начальника управления не имели никаких последствий. Любимов служил достойно, вскоре его избрали в партийное бюро управления.
Встречаясь на заседаниях партбюро, начальник управления часто шутил, пожимая руку Любимову: «Как дела, багдадский вор?» Но тут же просил не обижаться.
Любимов не обижался. Но все это будет потом. А сегодня он был перекрещен генералом заново. Ну а завтра…
Без языка нет разведчика
— Любимов, ну что прикажешь с тобой делать? — начальник направления капитан 1 ранга Соловьев тыкал пальцем в личное дело, которое лежало перед ним. — Полюбуйся, какую аттестацию ты заслужил!..
Соловьев развернул красную ледериновую папку и двинул ее к Любимову.
Виктор быстро пробежал строки аттестации: «В работе инициативен, энергичен и работоспособен. В выполнении служебных заданий пунктуален и аккуратен. Обладает способностью анализа событий и обстоятельств».
Он недоуменно поднял глаза на капитана 1 ранга.
— Ты читай, читай дальше. С обратной стороны.
Капитан-лейтенант перевернул страничку. «Страдает зазнайством и высокомерием по отношению к товарищам, в том числе и к старшим, допускает грубость и невыдержанность. Иногда недостаточно скромен в оценке своих способностей, своей роли в коллективе и заслуг».
Виктор почувствовал, как деревенеют пальцы. Он посмотрел на Соловьева. Тот молча качал головой, то ли соглашаясь с прочитанным, то ли укоряя, вот, мол, дослужился.
Дальше по тексту шли слова, которые Любимов дословно помнит и сегодня, через сорок с лишним лет: «Раздражителен и обидчив. Замечания иногда воспринимает болезненно. Недостаточно тактичен, как следствие недостаточной скромности.
Военно-морской атташе при посольстве СССР в США
капитан 1 ранга Ф. Преснаков.
30 января 1957 года».
Виктор вспомнил партсобрание, свое выступление, где он с флотской прямотой рубанул, что думал. А еще плохо скрываемое раздражение военно-морского атташе Преснакова. Вот оно как аукнулось в его аттестации. Не думал…
Ворота секретной лаборатории, словно двери мышеловки, нахальные улыбки американских контрразведчиков, ключ «доброжелателя» в потных от волнения ладонях, номер гостиницы, где его запросто могли повязать, как элементарного вора. Неужто это все, что он заслужил за три напряженных года в Вашингтоне?
Он еще раз взглянул в глаза Соловьеву, словно спрашивая: «Ладно Преснаков, он хорошую аттестацию только своему водителю написал. Но вы-то знаете, как я работал?..»
«Если бы не знал, ты бы уже здесь не работал…» Однако ничего такого вслух они друг другу не сказали, а капитан 1 ранга захлопнул личное дело Любимова — красную ледериновую папку — и отправил капитан-лейтенанта в отдел.
Аттестация был передана по команде начальнику управления. Тот в графе «Заключение и отзывы старших начальников» написал: «Недостатки т. Любимова в аттестации преувеличены. Фактически т. Любимов страдает не зазнайством и высокомерием, а отсутствием в отдельных случаях должного такта в обращении со старшими.
Начальник 2 управления ГРУ ГШ
инженер-полковник В. Соловьев.
27 апреля 1957 года».
С этим решением согласился и врио начальника ГРУ Генерального штаба генерал-лейтенант Хаджи Мамсуров.
Вот так, по существу, закончилась его первая заграничная командировка и началась служба в аппарате ГРУ в Центре. Однако аттестация Преснакова еще «догонит» Любимова и подставит подножку.
В 1957 году, ко времени возвращения из США ему исполнится 30 лет. По всем флотским меркам для капитан-лейтенанта возраст солидный. Его однокурсники по Военно-морскому училищу им. М. Фрунзе за эти годы ушли далеко вперед. Некоторые уже командовали кораблями. А ему, чтобы вернуться во флот, надо было начинать все сначала: ехать на офицерские курсы в Ленинград, потом возвращаться в плавсостав. Кем, на какую должность? Опять командиром боевой части. Так это он прошел уже семь лет назад. По всему выходило — оставаться ему в разведке. Здесь ведь тоже были кое-какие наработки: три года за рубежом, обретенный опыт, знание языка. Вот только образование?.. Годичных, пусть и Высших, курсов разведки маловато. Стало быть, путь один — учиться. И Любимов подает рапорт с просьбой направить его в Военно-дипломатическую академию.
Рапорт, как и положено, пошел по команде — начальнику направления, управления. Вроде бы все в порядке. Никто не против, все «за». Но когда в кадрах составили списки кандидатов для сдачи экзаменов, Любимова в них не оказалось.
Кадровики внимательно прочитали его личное дело и решили, что есть более достойные. Опять выплыла на поверхность аттестация Преснакова: зазнайство, высокомерие, нескромность. Куда уж там, какая академия с такими недостатками? Тут до конца жизни не отмоешься.
Ну, мало ли, начальник управления поправил: мол, недостатки т. Любимова в аттестации преувеличены. Какой-то кадровый чиновник посчитал, что они совсем не преувеличены. А может, и не считал ничего, просто отодвинул личное дело в сторону, от греха подальше.
В тот день Любимов наговорил много неприятных слов начальству, но своего добился, его включили в число кандидатов.
Начальник направления капитан 1 ранга Голицын охарактеризовал своего подчиненного так: «За время командировки и работы в Центральном аппарате Любимов Виктор Андреевич показал себя грамотным, инициативным и исполнительным офицером. Свой участок знает хорошо. К работе относится добросовестно.
В аттестации за период зарубежной командировки отмечались личные недостатки Любимова В.А., которые, по оценке командования управления, были признаны недостаточно объективными и преувеличенными.
За время работы в центральном аппарате недостатки, указанные в аттестации, не отмечались.
В целях повышения уровня оперативных и военно-морских знаний целесообразно послать капитан-лейтенанта Любимова Виктора Андреевича на учебу в военно-дипломатическую академию».
Кстати, забегая вперед, хочу сказать, что в академии он учился серьезно и закончил ее с отличием. Их было всего двое, «отличников» в военно-морской группе.
Но до «отличного», красного диплома было еще далеко, а обида, нервные перегрузки дали о себе знать. В этот раз «с дистанции» его сняли врачи — неожиданно подскочило давление, и терапевт местной академической санчасти вообще подписал приговор: у Любимова порок сердца. Молодой морской офицер, не болевший раньше ничем, кроме простуды, и вдруг — порок сердца.
Но Любимов и тут не сдался. Настоял на том, чтобы его направили в госпиталь им. Бурденко для проведения всестороннего исследования. Исследовали. Заключение было однозначным: здоров, годен к поступлению в академию.
Однако местный доктор-терапевт, поставивший ему «сердечный» диагноз, не спускал с Любимова глаз все годы учебы. Он с удивительной регулярностью посещал соревнования, в которых принимал участие Виктор. В перерыве, улучив минутку, «подкатывал», участливо брал за руку. Нащупывал пульс. Что и говорить, такое пристальное внимание медицины било по нервам, но Любимов учился подавлять эмоции. Иначе какой же из него разведчик? Да и доктора можно было понять: лопухнулся он крепко. Парня записал почти в инвалиды, а он оказался вчистую здоров, да еще и в волейбол режет за сборную академии так, что позавидуешь. Такой просчет уязвит любого.
В. Любимов. 1958 год.
Вот такие барьеры пришлось взять Виктору Любимову, прежде чем стать слушателем Военно-дипломатической академии.
Группа у них была полностью морская, сплоченная, дружная. Виктор любил язык, спецпредметы. Из первой своей американской командировки он вынес твердое убеждение: без языка — нет разведчика.
Позже в беседе со мной Виктор Андреевич Любимов, рассуждая о причинах успеха или неудач разведчика, на ведущее место поставил именно язык: «Первое — это знание местного, национального языка. В период своей работы оперативным офицером во Франции я хорошо знал два языка — английский и французский. И тот и другой старался совершенствовать, доводить до уровня местных жителей. Ходил в кинотеатр непрерывного показа фильмов, любил поговорить с таксистами, дотошно расспрашивал продавцов в магазинах, посещал суды, где рассматривались уголовные и гражданские дела.
В разговорах меня нередко принимали за скандинава, но никогда за русского.
В совершенствовании языка помогала и моя «крышевая» должность. Ежедневные встречи с представителями фирм, с портовыми властями, со служащими и рабочими, разбор аварийных ситуаций заставляли деятельно общаться с французскими собеседниками.