- Я знаю, ты напугана. Но не убегай. Ты изголодаешься и умрешь без нас. Тебя съест медведь. Мы нужны тебе, чтобы выжить. Вернись, Пчелка. Никто не будет сердиться на тебя. - Но я распознала ложь в ее словах, когда она обратила гнев на своих последователей: – Где она? Алария! Ты, идиотка, вставай! Никто из нас не в порядке, но без нее мы не можем отправиться домой! – затем, с прорвавшимся раздражением: - Пчелка! Прекрати глупить! Иди сюда сейчас же! Винделиар, поторопись! Если я могу бежать, то и ты тоже! Найди ее, затумань ей сознание!
Стоя за деревом и пытаясь дышать как можно тише, я почувствовала приближение Винделиара. Я напряглась изо всех сил, делая мысленные стены прочнее, как показывал мне отец. Я стиснула зубы и прикусила губу, чтобы не впустить Винделиара в свое сознание. Он создавал для меня воспоминания о сладкой, теплой еде и горячем супе, об ароматном свежеиспеченном хлебе. Обо всех этих вещах, которые я так сильно сейчас желала. Но если я позволю ему заставлять меня думать об этом, то он сможет найти путь ко мне. Нет.
Сырое мясо. Мясо, замерзшее на костях, разгрызаемое клыками. Мыши с мехом и маленькими хрустящими черепами. Волчья еда.
Волчья еда. Странно, как восхитительно вкусно это звучит. Я перехватила палку двумя руками и стала ждать. Следует ли мне затаиться и надеяться, что они пробегут мимо? Или лучше выйти и нанести удар первой?
Я не успела сделать выбор. Через несколько деревьев от моего убежища я увидела спотыкающуюся Аларию. Она остановилась, глупо уставилась на белый мех на земле, а затем, повернувшись, чтобы окликнуть остальных, увидела меня.
– Она здесь! Я нашла ее! – она указывала на меня трясущейся рукой. Я поставила ноги на ширину плеч, будто собиралась играть в бой на ножах с отцом, и замерла в ожидании. Она уставилась на меня, а затем опустилась на землю, ее белый плащ свернулся вокруг смятой грудой. Алария не пыталась подняться.
– Я нашла ее, – проговорила она слабым голосом, вяло всплеснув руками.
Я услышала шаги слева от меня.
– Берегись! – задохнулась Алария, но ее предупреждение опоздало. Я ткнула своей палкой изо всех сил, целясь в лицо Двалии, а затем отскочила назад и вправо меж деревьев. Прислонившись спиной к одному из стволов, я снова заняла позицию с палкой наизготовку. Двалия кричала, но я не стала оглядываться и смотреть, ранила ли ее. Возможно, мне повезло выбить ей глаз. Но ко мне неуклюже приближался Винделиар, сверкая придурковатой улыбкой.
– Братец! Вот ты где! Ты спасен! Мы нашли тебя!
– Не приближайся, или я ударю! – предостерегла я его, внезапно понимая, что не хочу причинять ему вред. Он был инструментом в руках моего врага, но сомневаюсь, что он имел бы злые намерения, предоставленный сам себе. Не отсутствие ли собственного злого умысла удерживало его от причинения мне вреда?
– Брате-е-ец, – протянул он печально. Это был упрек, но мягкий. Я осознала, что он излучал доброту и нежность по отношению ко мне. Дружелюбие и заботу.
Нет. Он не был искренним ни в одном из этих чувств.
– Не подходи! – велела я.
Мимо нас, беспрестанно завывая, пробежал вприпрыжку калсидиец, и я не могу сказать – преднамеренно или же случайно он толкнул мальчишку. Винделиар попытался было отклониться, но споткнулся и упал плашмя, издав скорбный крик, похожий на крик Двалии, раздающийся меж деревьев. Ее руки тянулись ко мне, как клешни, а окровавленные зубы были оскалены, будто она собиралась вцепиться в меня челюстями. Держа палку двумя руками, я замахнулась на Двалию, готовясь снести ей голову с плеч. Вместо этого палка сломалась, и острый конец прошелся по ее покрасневшему лицу, прочерчивая на нем кровавую линию. Двалия кинулась на меня, и я почувствовала, как ее ногти впиваются в мое тело сквозь износившуюся одежду. Я рванулась прочь из ее хватки. Обрывки рукава остались у нее в руках, пока я протискивалась между стволами деревьев.
Там меня ждала Реппин. Ее тусклые рыбьи глаза встретились с моими. Ненависть во взгляде сменилась безрассудным ликованием, когда она бросилась ко мне. Я уклонилась в сторону, позволяя ей впечататься лицом в дерево. Она ударилась, но оказалась проворнее, чем я думала. Ее нога зацепила мою. Я подпрыгнула, освобождаясь, но оступилась на неровной земле. Алария тем временем встала на ноги. Дико завопив, она прыгнула на меня. Ее вес придавил меня к земле, и прежде, чем я успела выкрутиться, я ощутила, как кто-то наступил мне на лодыжку. Я захрипела, а когда давление усилилось – закричала. Было чувство, будто мои кости согнулись и через мгновение затрещат. Я оттолкнула от себя Аларию и смогла освободиться, но в тот же миг Реппин пнула меня в бок, пнула сильно, не отпуская при этом лодыжку.
Ее нога вышибла из меня весь воздух. Слезы ненависти наполнили глаза. На мгновение я замерла, а затем свернулась вокруг ее ног, изо всех сил пытаясь спихнуть ее с моей лодыжки, но внезапно она схватила меня за волосы и бешено затрясла мою голову. Волосы чуть ли не выдирались, я никак не могла сфокусировать зрение.
– Отделай ее, – услышала я голос Двалии. Он дрожал от каких-то сильных эмоций. Злость? Боль? – Вот этим.
Я совершила ошибку, взглянув. Первым ударом, нанесенным Реппин моей сломанной палкой, она врезала по щеке, нижней челюсти и уху, почти расплющив его. Я услышала звон в ушах и свой собственный вопль. Я была потрясена, возмущена, оскорблена и едва не потеряла сознание от неимоверной боли. Я попыталась отползти, но она все еще удерживала меня за волосы. Палка снова обрушилась – в этот раз на лопатки, хоть я изо всех сил пыталась освободиться. На моих костях было слишком мало мяса, и кофта тоже не защищала, - боль от удара последовала мгновенно за болью вспыхнувшей огнем кожи. Я дико закричала и извернулась, пытаясь дотянуться до запястья Реппин, чтобы, вывернув ее руку, освободить свои волосы. В ответ на это она перенесла больше веса на мою лодыжку, и только рыхлость лесной почвы спасла меня от перелома. Я закричала и попыталась оттолкнуть Реппин прочь.
Палка снова опустилась – удар пришелся на спину, и я вдруг осознала, как ребра соединяются с позвоночником и мышцами вдоль него, ведь все перечисленное исходило криком от боли.
Все это происходило очень быстро, однако каждый последующий удар становился отдельным событием в моей жизни, каждый из них запомнился мне навсегда. Мой отец никогда жестоко со мной не обращался, а в очень редких случаях, когда мать урезонивала меня, это было едва ли больше, чем подзатыльник или легкий шлепок. Всегда – предупреждая об опасности, предостерегая не касаться каминной решетки или не тянуться выше головы за чайником с плиты. У меня было несколько стычек с детьми из Ивового Леса. Они забрасывали меня шишками и мелкими камнями, а однажды я оказалась в серьезной схватке, из которой вышла окровавленной. Но меня никогда не избивали взрослые. Меня никогда не удерживали мучительным способом, пока взрослый человек старался причинить как можно больше боли, не обращая внимания, насколько сильный вред мог быть мне причинен. Я вдруг поняла, что если она выбьет мне зуб или глаз, до этого никому не будет дела, кроме меня самой.
Прекрати бояться. Перестань чувствовать боль. Борись! – Волк-Отец неожиданно оказался рядом, с оскаленными зубами и поднятой дыбом шерстью.
Я не могу! Реппин хочет убить меня!
Дай сдачи. Укуси ее, вцепись когтями, пни ее! Заставь ее заплатить за боль, что тебе причинила. Она в любом случае собирается избить тебя, так что отхвати, сколько сможешь, от ее плоти. Попытайся убить ее.
Но…
Сражайся!
Я оставила попытки освободить свои волосы из хватки Реппин. Вместо этого, как только палка снова опустилась на мою спину, я бросилась прямо к ней, поймала запястье, держащее палку, и притянула ко рту. Челюсти мои впились в него. Я укусила ее не для того, чтобы причинить боль, и не для того, чтобы оставить на ней следы зубов или заставить орать от боли. Я укусила ее, чтобы загнать зубы до самой кости, чтобы набить полный рот ее плотью и попытаться вырвать эту плоть из ее тела. Я сжала зубы сильнее, когда она пронзительно вскрикнула и замахнулась на меня палкой, и я начала рвать зубами плоть ее запястья, яростно тряся головой. Она отпустила мои волосы, бросила палку и отпрыгнула, крича от боли и страха, но я вцепилась в ее запястье руками и зубами и начала пинать по ее голеням, ступням и коленям, когда она потащила меня за собой. Я пыталась как можно крепче сомкнуть зубы, сжимая челюсти и повиснув на ее руке всем своим весом.
Реппин зарычала и разразилась бранью. Бросив палку, она думала только о том, чтобы освободиться. Она была небольшой и худощавой, а у меня в зубах был отличный кусок жилистого мяса и вялых мускулов ее руки. Я еще сильнее сжала челюсти. Она завопила:
- Уберите ее от меня! Уберите ее от меня!
Она уперлась ладонью мне в лоб и попыталась оттолкнуть. Я позволила это сделать, и она завопила, ощутив, что тем самым помогает мне оторвать мясо от ее костей. Она ударила меня, но слабо. Я только крепче вонзилась в нее зубами. Она повалилась на землю вместе со мной, вцепившейся ей в руку.
Осторожно! - предупредил меня Волк-Отец. - Обернись!
Но я была щенком и, не замечая опасности, видела только обессилевшего врага передо мной. И тогда Двалия ударила так сильно, что мой рот открылся. Это разделило нас с Реппин, и я упала на влажную землю. Лишенная воздуха, я смогла лишь вяло откатиться вместо того, чтобы вскочить на ноги и убежать. Раз за разом она обрушивала на меня удары. Мой живот, моя спина. Я увидела, как ее обутая в ботинок нога приближается к моему лицу.
Когда я очнулась, было темно и холодно. Они развели костер, но его свет едва касался меня. Я лежала на боку спиной к огню со связанными руками и ногами. Мой рот был соленым от крови, свежей и запекшейся. Я обмочилась, и ткань штанов была холодной. Я подумала, били ли они меня так сильно, что я описалась, или я настолько испугалась. Я не могла вспомнить. Я очнулась от слез или, может быть, я осознала, что плачу, после того, как очнулась. Все болело. Лицо опухло с той стороны, куда Реппин ударила меня палкой. Должно быть, оно кровоточило, потому что опавшие листья прилипли к коже. Спина болела, и ребра сдерживали болезненные вздохи.