У жителей Внешних Островов есть специальное слово для подобной отваги. Они называют ее финблед — "последняя кровь". Они верят, что перед смертью в крови мужчин или женщин пребывает особый дух. Согласно их преданиям, только в такой момент человек может обрести подобное мужество.
Эта храбрость устрашает: в тяжелейших случаях она может двигать человеком месяцами, пока он сражается со смертельной болезнью или следует своему долгу, хотя это ведет его к неминуемой гибели. Финблед озаряет все в жизни человека жутким сиянием. Все отношения предстают в истинном свете, такими, какими они всегда были в настоящем и прошлом. Все иллюзии тают. Обман становится также очевиден, как и правда.
Фитц Чивэл Видящий.
Со вкусом коры, растекшимся по языку, до меня стали доходить звуки поднявшейся вокруг суматохи. Я приподнял голову и попытался сфокусировать воспаленные глаза. Я висел у Ланта на руках, а рот заполняла знакомая горечь эльфовой коры. Кора приглушила мою магию, и я начал яснее осознавать обстановку. Левое запястье пронизывала резкая боль, как будто его прижгли каленым железом. Пока хлынувший через меня Скилл излечивал и изменял всех, к кому я прикасался, мое восприятие окружающего было притуплено, но теперь я понимал, что меня обступили люди, их голоса эхом отражались от величественных стен пышного зала Элдерлингов. В воздухе висел запах страха и пота. Я был пойман в тиски толпы, одни Элдерлинги продирались прочь от меня, другие проталкивались ближе. Так много народа!
Кто-то тянул ко мне руки с мольбой:
— Прошу! Пожалуйста, в последний раз!
Другие, проталкиваясь прочь, кричали:
— Пустите меня!
Сильнейшее течение Скилла, окружавшее и проходившее сквозь меня, ослабло, но не пропало. Эльфовая кора Ланта была того некрепкого сорта, который выращивали в Шести Герцогствах, и, судя по вкусу, давно залежалась. Здесь, в городе Элдерлингов, Скилл был столь силен и близок, что я сомневался, что даже делвен-кора могла бы полностью отрезать меня от него.
Но и этого было достаточно. Я ощущал Скилл, но больше не был его рабом. Усталость от того, что я позволил себя использовать, сковала мои мышцы именно тогда, когда я больше всего в них нуждался. Генерал Рапскаль вырвал Шута у меня из рук. Элдерлинг схватил запястье Янтарь и поднял ее руку вверх с воплем:
— Я говорил вам! Говорил, что они воры! Посмотрите, ее рука в драконьем Серебре! Она нашла колодец! Она обокрала наших драконов!
Спарк вцепилась в другую руку Янтарь, пытаясь высвободить ее из хватки генерала. Ее зубы обнажились в оскале, черные кудри буйно растрепались. Крайний испуг на покрытом шрамами лице Янтарь парализовал и привел меня в панику. Все годы лишений, пережитые Шутом, отразились в этой гримасе. Ее лицо превратилось в маску из костей, красных губ и нарумяненных щек. Я должен был прийти Шуту на помощь, но мои колени подогнулись сами собой. Персиверанс сжал мою руку.
— Принц Фитц Чивэл, что мне делать? Что мне делать?
Я не мог набрать воздуха, чтобы ответить ему.
— Фитц! Вставай! — прорычал Лант мне прямо в ухо. Это была и просьба, и одновременно приказ. Я сосредоточился на своих ногах и перенес на них вес. Сделав над собой усилие, я с дрожью попытался выпрямить ноги.
Мы прибыли в Кельсингру всего день назад, несколько часов я успел побыть героем, волшебным принцем из Шести Герцогств, который исцелил Ефрона, сына короля и королевы Кельсингры. Через меня тек Скилл, одурманивающий, как бренди из Песчаного Края. По просьбе короля Рейна и королевы Малты я использовал свою магию, чтобы исцелить полдюжины детей, связанных с драконами. Я открыл себя бурному течению Скилла старинного города Элдерлингов. Опьяненный его могучей силой, я делал сердцебиения ровными и открывал дыхательные пути, выправлял кости и убирал чешую с глаз. Некоторых я сделал более похожими на людей, и помог одной девочке, которая хотела принять драконьи изменения.
Но поток Скилла стал слишком сильным и опьяняющим. Я потерял контроль над магией и превратился из хозяина в ее инструмент. Когда детей, которых я согласился исцелить, забрали родители, их место заняли другие. Взрослые жители Дождевых Чащоб, чьи изменения были неудобными, уродливыми или даже угрожали жизни, молили меня о помощи, и я, оказавшись в ловушке безбрежного удовольствия Скилла, одаривал их щедрой рукой. Я ощутил, что остатки самообладания покинули меня, но, когда я отдался чудесному порыву и принял приглашение слиться воедино с магией, Янтарь сняла со своей руки перчатку. Чтобы спасти меня, она явила украденное драконье серебро на своих пальцах. Чтобы спасти меня, она прижала три обжигающих пальца к моему запястью, пропалила путь в мое сознание и призвала меня обратно. Чтобы спасти меня, она выдала себя. Горячий поцелуй ее прикосновения все еще пульсировал, как свежий ожог, отдаваясь резкой болью в костях руки, плеча, спины и шеи.
Я не знал, какой вред был нанесен мне. Но теперь я, по крайней мере, снова был привязан к своему телу. Я был привязан к нему, и оно якорем тянуло меня ко дну. Я не помнил, скольких Элдерлингов коснулся и изменил, но мое тело вело счет. Каждый стоил мне жертвы, каждое изменение забирало силы, и теперь пришло время расплаты. Несмотря на все усилия, я уронил голову и едва умудрялся не закрывать глаза, невзирая на опасность и шум.
— Рапскаль, не будь ослом! — крик короля Рейна слился с ревом толпы.
Лант внезапно крепче обхватил меня поперек груди, заставляя выпрямиться.
— Отпустите ее! — заорал он. — Отпустите нашу подругу, или принц вернет обратно все изменения, которые сделал! Отпустите ее немедленно!
Я услышал вздохи, рыдания, один мужчина прокричал:
— Нет! Так нельзя!
Завопила женщина:
— Отпусти ее, Рапскаль! Отпусти!
В голосе Малты явственно слышался приказ, когда она заговорила:
— Не так мы обращаемся с гостями и послами! Отпусти ее, Рапскаль, сейчас же!
Она раскраснелась, и гребень надо лбом налился краской.
— Отпусти меня! — властно сказала Янтарь. Она сумела почерпнуть силы из глубокого колодца храбрости, чтобы постоять за себя. Ее голос прорезал шум толпы:
— Отпусти, или я коснусь тебя! — для убедительности вместо того, чтобы пытаться вырвать руку, она подалась в сторону Рапскаля. Внезапная перемена застала его врасплох, и посеребренные пальцы оказались в опасной близости от его лица. Генерал испуганно вскрикнул и отпрыгнул прочь, отпустив ее руку. Но Янтарь еще не закончила.
— Назад, вы все! — приказала она. — Освободите нам место и дайте мне осмотреть принца. Или, клянусь Са, я прикоснусь к вам!
Янтарь говорила голосом разгневанной королевы, на чью власть посмели посягнуть. Она медленно обвела вокруг себя посеребренным указательным пальцем, отчего люди внезапно начали спотыкаться друг о друга, торопясь оказаться вне зоны ее досягаемости.
Заговорила мать девочки с драконьей ногой:
— Делайте, как она говорит! — предостерегла она. — Если у нее на руке и вправду драконье Серебро, то одно ее прикосновение означает медленную смерть. Оно проникнет в ваши кости прямо сквозь кожу. А по костям доберется до позвоночника и черепа. В конце концов, вы будете молить о смерти.
Пока остальные отступали подальше от нас, она проталкивалась сквозь толпу в нашем направлении. Хоть она и не была крупной женщиной, но другие хранители драконов расступались перед ней. Она остановилась на безопасном расстоянии. Дракон украсил ее синими, черными и серебряными узорами. Крылья за плечами были сложены и плотно прилегали к спине. Когти на ногах клацали по полу, когда она шла. Из всех присутствующих Элдерлингов она сильнее других была изменена прикосновением дракона. Ее предупреждение вкупе с угрозами Янтарь расчистили вокруг нас небольшой пятачок.
Янтарь отступила ко мне, я слышал ее прерывистое дыхание. Спарк стояла по левую руку, а Персиверанс занял позицию перед ней. Когда Янтарь заговорила, ее голос был тихим и спокойным:
— Спарк, не могла бы ты снова надеть на меня перчатку?
— Конечно, моя леди.
Перчатка упала на пол. Спарк наклонилась и с опаской подняла ее двумя пальцами.
— Я прикоснусь к вашему запястью, — предупредила она Янтарь и дотронулась до тыльной стороны ее руки, чтобы направить ее в перчатку.
Когда Янтарь надевала перчатку, ее дыхание все еще было неровным. Несмотря на свое плачевное состояние, я был рад, что к ней вернулась часть сил Шута и его здравый смысл. Она взяла меня непосеребренной рукой под локоть, это прикосновение успокоило меня. Мне показалось, что поток Скилла, который все еще несся сквозь меня, ослабел. Я почувствовал связь с ней и усталость от Скилла немного отступила.
— Думаю, я смогу стоять, — пробормотал я Ланту, и он ослабил хватку. Я не мог позволить им увидеть, насколько обессилел. Я потер глаза и смахнул с лица пыль эльфовой коры. Колени перестали подгибаться, и я ухитрился держать голову поднятой. Я подобрался. Очень хотелось вытащить из голенища сапога нож, но я понимал, что если нагнусь, то упаду на пол.
Женщина, которая предупредила остальных, вышла на пустое место вокруг нас, оставаясь вне досягаемости протянутой руки.
— Леди Янтарь, на вашей руке на самом деле драконье Серебро? — спросила она с тихим ужасом.
— Это оно! — генерал Рапскаль набрался храбрости и встал рядом с ней. — Она украла его из драконьего колодца. И должна быть наказана! Хранители и народ Кельсингры, излечение нескольких детей не должно сбить нас с толку! Мы даже не знаем, сколько продлится его волшебство, и не обман ли это. Мы все видели доказательство того, что эти приезжие — воры, и мы никогда не должны забывать о нашем первоочередном долге перед драконами, которые связаны с нами.
— Говори за себя, Рапскаль, — женщина холодно взглянула на него. — Мой первоочередной долг — долг перед дочерью, а она больше не трясется, когда стоит.
— Тебя так легко купить, Тимара? — поинтересовался Рапскаль с едким презрением.
Отец ребенка выступил вперед, чтобы оказаться рядом с женщиной по имени Тимара. Девочка с драконьими ногами сидела у него на плечах и смотрела на нас сверху. Он заговорил так, словно делал выговор непослушному ребенку или упрекал близкого знакомого: