61 X 49 см
Государственный Эрмитаж (ГЭ-6729). Фото П.С. Демидова
Жан Гюбер (1721–1786)
Вольтер за шахматами
Около 1775 г.
Холст, масло. 53 х 44 см
Государственный Эрмитаж (ГЭ-6723). Фото П.С. Демидова
Екатерина II подтвердила получение этого перечня в письме Гримму от 30 января/10 февраля 1776 г., то есть уже после прибытия самих картин, подтвержденного ею ранее – 29 ноября/10 декабря 1775 г. и 20/31 января 1776 г.[32] Примечательно, что еще 30 июня/ll июля 1775 г., находясь в Москве по случаю празднования победы над Турцией, она сообщала Гримму:
J’ai donné mes ordres déjà pour que dès l’arrivé des tableaux du grand Hubert à Petersbourg ils soyent tout de suite envoyé à Czarskoeçelo, et là bas autre ordre de les depaqueter[,] de les encadrer et de les enfermer dans une chambre sans les laisser voir à ame qui vive avant mon arrivé; et je vous ferés une description naive de l’effet que j’en ressentirés à la premiere vue puisque vous me paroissés curieux de cette circonstance[33].
Перевод
Я уже распорядилась, чтобы картины великого Гюбера по прибытии в Петербург были отправлены в Царское Село, а также приказала, чтобы их там распаковали, вставили в рамы и заперли в помещении, где бы до моего приезда их не видела ни одна живая душа; я опишу вам без затей то впечатление, которое они произведут на меня при первом знакомстве, поскольку вас, кажется, это интересует.
29 ноября/10 декабря 1775 г. она вновь пишет Гримму из Москвы:
<…> Huber fera ce qu’il voudra[,] ce que je tient de son ouvrage est enfermé sous clef à Czarskoçelo et m’y attend, je partirai d’ici à la mi Décembre[34].
Перевод
<…> Пусть Гюбер делает, что хочет; все его работы, принадлежащие мне, заперты на ключ в Царском Селе и ждут меня там, я же отправлюсь отсюда в середине декабря.
Только вернувшись в Петербург и добравшись до Царского Села, Екатерина смогла, наконец, сообщить Гримму в письме от 20/31 января 1776 г. о том впечатлении, которое произвели на нее картины Гюбера:
<…> à mon arrivé à Czarskoçelo j’ai trouvé ces tableaux dans un endroit assés sombre et excessivement froid de façon que je n’ai été frapé et que je n’ai éclaté de rire qu’au levé du Patriarche, celui là est original selon moi, la vivaçité de son caractère et l’impatience de son imagination ne lui donne pas le tems de faire une chose à la fois. Le cheval qui rue et Voltaire qui le corrige est très bon encore; la Distraction du Cabriolet, m’a plus [= plu] <…>[35]
Перевод
<…> по приезде в Царское Село я обнаружила эти картины в довольно темном и слишком холодном помещении[36], так что меня поразил и рассмешил только Утренний выход Патриарха. Вот уж действительно оригинальная вещь! Живость характера и нетерпеливость воображения не позволяют ему [Патриарху] делать одновременно что-то одно. Брыкающаяся лошадь и наказывающий ее Вольтер также хороши; мне понравилось [и] Развлечение в кабриолете <…>
Вероятно, Екатерина ожидала от работ Гюбера большего. Судя по ее письму Гримму от 28 августа/8 сентября 1776 г., она показала их принцу Генриху Прусскому, гостившему у нее в Царском Селе с 16/27 апреля по 14/25 июня того же года. И хотя по такому случаю картины извлекли на свет божий, они не впечатлили принца и не пришлись по нраву любимой левретке императрицы – «сэру Тому Андерсону»:
<…> ses tableaux non [= n’ont] fait gueres d’effet dans l’obscurités sur moi et au grand jour sur le prince Henry, ils ont fait aboyer Sir Tom, et je n’ai pu deviner pourquoi[37].
Перевод
<…> его полотна не произвели особого впечатления ни на меня в потемках, ни на принца Генриха при свете дня; а сэр Том облаял их, уж не знаю почему.
Разумеется, как сознавал и сам Гюбер, его картины не принадлежали к числу выдающихся шедевров мировой живописи, они представляют интерес прежде всего как сцены повседневной жизни Вольтера, выражающие по отношению к нему одновременно и симпатию, и иронию. Было ли их размещение в Царском Селе случайным? Ведь именно там, узнав о смерти Вольтера, императрица собиралась выстроить копию Фернейского замка; именно в Утренней зале (царскосельском павильоне Грот) она распорядилась в 1784 г. установить знаменитую мраморную статую сидящего Вольтера работы Гудона, остававшуюся там до 1805 г.[38]
Мы не знаем, когда картины Гюбера покинули Царское Село. Известно лишь, что они не входили в состав эрмитажного собрания и не упоминались в его исторических описях – каталогах Э. И. фон Миниха (1773–1785) и Ф.И. Лабенского (1797). Их перемещение могло состояться в царствование Екатерины II или, что вероятнее, при одном из ее преемников. Как известно, Павел I не жаловал Вольтера[39], Александр I во времена Священного союза видел в нем идейного врага[40], а Николай I стремился избавиться от всего, что напоминало о нем[41], и даже потребовал то ли убрать с глаз долой, то ли уничтожить шедевр Гудона[42]. Кроме того, хотя Николай I тратил колоссальные суммы на пополнение и расширение Эрмитажа, именно при нем была подготовлена самая грандиозная в дореволюционной истории России распродажа картин из императорских коллекций[43].
Жан Антуан Гудон (1741–1828)
Вольтер в кресле
1781 г.
Мрамор. Высота 138 см
Государственный Эрмитаж (Н. ск-9)
Как же складывалась дальнейшая судьба картин Гюбера? Проследить ее хотя бы отчасти можно лишь ретроспективно. В уже упоминавшейся статье 1936 г. В.Ф. Левинсон-Лессинг сообщил, что в 1934 г. они поступили в Эрмитаж и что их значение было впервые оценено С.П. Яремичем[44].
Степан Петрович Яремич (1869–1939) – сын крестьянина из села Галайки Таращанского уезда Киевской губернии, выпускник Киевской рисовальной школы Н.П. Мурашко, ученик Н.Н. Ге, художник, художественный критик и историк искусства, сотрудник журналов «Мир искусства» и «Старые годы»[45]. С 1918 г. он работал в Эрмитаже, последовательно занимая там должности хранителя Отделения гравюр, Отделения рисунков, заведующего реставрационной мастерской и сотрудника Отдела западноевропейского искусства. В автобиографической справке, сохранившейся в его личном деле, Яремич писал:
В 1928 году приказом Наркомпроса я был назначен членом Экспертной комиссии при Всесоюзном объединении «Антиквариат», был <…> дважды командирован в Берлин (осень 1928 г. и весна 1929 г.) с целью защиты установленных в Ленинграде лимитов на советские художественные ценности от поползновения иностранных экспертов и антикваров, игравших на понижение.
Состоя экспертом при В/о «Антиквариат», я проштудировал огромное количество в большинстве случаев анонимных предметов живописи и выявил среди них ряд вещей очень крупного значения в художественном отношении, представляющих собой большую материальную ценность[46].
Степан Петрович Яремич (1869–1939)
Фотография, без даты.
Архив Государственного Эрмитажа. (1-19192)
Действительно, хотя В.Ф. Левинсон-Лессинг в статье 1936 г. по понятным причинам об этом не упомянул, картины Гюбера попали в Эрмитаж из «Антиквариата», для которого он сам, С.П. Яремич и несколько других хранителей проводили экспертизу по выделению предметов искусства на экспорт, занимались их отбором и оценкой, участвовали в подготовке и проведении аукционов, пытаясь при этом не допустить распродажи музейных сокровищ за бесценок. Эта организация, возникшая в 1925 г. как Государственная импортно-экспортная торговая контора Госторга РСФСР, в 1928 г. переименованная в Главную контору Госторга РСФСР «Антиквариат» и в дальнейшем несколько раз менявшая названия, просуществовала в том или ином виде до 1937 г. Именно на нее было возложено выполнение постановления правительства СССР, принятого в январе 1928 г., о продажах предметов искусства за границу[47]. Полученные «Антиквариатом» вещи распродавались на европейских аукционах, главным образом в Германии[48], ставшей после заключения Рапалльского договора 1922 г. важным партнером Советской России: обе страны ввели принцип наибольшего благоприятствования для осуществления взаимных торговых и хозяйственных операций; помимо этого Веймарская республика признала национализацию немецкой частной и государственной собственности в РСФСР и аннулирование царских долгов советским правительством. Главным партнером «Антиквариата» была фирма «Rudolf Lepke’s Kunst-Auctions-Haus». Именно на организованный ею в Берлине 6–7 ноября 1928 г. аукцион приехали впервые в качестве наблюдателей В.Ф. Левинсон-Лессинг и С.П. Яремич[49]. За первым аукционом последовали другие.
В 1933 г. массовые распродажи художественных ценностей из СССР на зарубежных аукционах прекратились, причем это совпало по времени с приходом нацистов к власти в Германии: 30 января 1933 г. президент Пауль фон Гинденбург назначил Адольфа Гитлера канцлером, а 22 июня 1933 г. Главное полицейское управление (Polizeiprâsidium) Берлина запретило иностранным представительствам выставлять что-либо на продажу с аукционов в Германии