Им в руки дав зажженные лучины.
* * *
Длинней он будет или же короче,
Но все-таки: людской не вечен путь.
Взаймы даются людям дни и ночи.
Мы все, что нам дано, должны вернуть.
Мы что-то отдаем без сожаленья,
Другое надо с кровью отрывать.
Порой бывает, занавес на сцене,
Едва поднявшись, падает опять.
Я вижу сам, что молодость осталась
За далью гор и за чертой дорог.
И, собираясь подвести итог,
Уже стоит придирчивая старость.
О милая, когда б я только мог,
За счет своих - твои бы дни сберег.
* * *
Дождь, оставляя капли на окне,
Стучит, стучит в стекло порой ночною.
Что он шумит? И так не спится мне,
Тебя, моей любимой, нет со мною.
Но быстролетны приступы грозы,
И дождь, поняв, что мало в шуме толку,
Вдруг перестал, оставив след недолгий
На стеклах три некрупные слезы.
Все стихло, даже капель не осталось.
Я вдаль смотрю, где все темным-темно,
Н вспоминаю, что и мне случалось
Когда-то слезы лить давным-давно.
Случалось мне стучать в твое окно,
Которое на стук не открывалось.
* * *
Ты чешешь косу, огорчаясь тем,
Что в ней седые волосы нередки.
Зачем их прятать, стряхивать зачем
Осенний первый снег с зеленой ветки?
Он неизбежен, осени приход,
Старанье задержать ее напрасно.
Пусть падает листва, пусть снег идет
И осень красотой своей прекрасна.
Быть юным вновь мне тоже не дано.
Пусть, обеляя нас, подходит старость.
Пусть злобствуют метели, все равно
В груди у нас тепло еще осталось.
Нас годы украшают, и давно
Ты мне такой красивой не казалась.
* * *
Ты среди умных женщин всех умнее,
Среди красавиц - чудо красоты.
Погибли те, кто был меня сильнее,
И я давно пропал, когда б не ты.
Махмуд не пал бы много лет назад,
Когда Марьям сдержала б слово честно,
Не дали бы Эльдарилаву яд,
Когда б верна была его невеста.
Лишь женщина в любые времена
Спасала и губила нас, я знаю,
Вот и меня спасала ты одна,
Когда я столько раз стоял у края.
Неверному, ты мне была верна,
Своею верностью меня спасая.
* * *
Осталась нам едва ли треть пути.
С тобою век мы прожили, и ныне
Мечтаю жизнь окончить и уйти
Я до того, как ты меня покинешь.
А ты последний час мой освети,
Забудь свои обиды, умоляю,
Прошу: еще за то меня прости,
Что малое наследство оставляю.
Хоть все и говорят, что я богат,
В действительности я богат не очень.
Награды? Что тебе от тех наград!
Тебе я оставляю наших дочек
Да песни, о которых говорят,
Что сделал их не я, а переводчик.
* * *
Над головами нашими весною
Шумело дерево на склоне гор,
И мы в тот час не думали с тобою,
Что дровосек уже вострил топор.
Любовь людей на дерево похожа,
Она цветет, на свете все презрев,
Ужели и она бессильна тоже,
Как перед топором стволы дерев?
Мы дерево свое растили долго.
Тряслись всегда над детищем своим,
Так неужели злу и кривотолкам
Его мы на погибель отдадим?
Ужель обиды наши и сомненья
Позволят превратить его в поленья?
* * *
Когда ты вовсе не существовала б,
Я, кажется, не прожил бы и дня,
Кто б стал причиной бед моих и жалоб,
Кто б стал истоком счастья для меня?
К кому б летел я из краев далеких,
О ком печалился, о ком грустил,
К кому другому обратил бы строки,
Которые тебе я посвятил?
Ужель б сады и птицы пели,
Когда бы я твоих не видел глаз,
Ужели б звезды в небесах горели
И солнца свет над миром не погас?
Коль не было б тебя, то неужели
Я быть бы мог счастливым, как сейчас?
* * *
Красавицу певец Эльдарилав
Посватал из селения чужого,
Но выдали невесту за другого
Ее отец и мать, любовь поправ.
И на веселой свадьбе яд в вино
Подсыпали и дали стихотворцу.
И хоть обман он понял, все равно
Рог осушил, как подобает горцу.
Он поступил, как повелел адат
То исполнять, что старшие велят.
И, рухнув возле самого порога,
Он так и не поднялся, говорят.
Мне кажется: я тоже пью из рога,
Хотя и знаю - там подмешан яд.
* * *
Был мой родитель горским стихотворцем.
За долгий век он написал в стихах
О всех соседях, всех хунзахских горцах,
Об их деяньях светлых и грехах.
И вот пришли однажды старики
И так сказали: "Мы понять не можем,
Как вышло, что о той, кто всех дороже,
Не сочинил ты ни одной строки?"
Но было у отца свое сужденье:
Кто, мол, жену возносит - тот глупец,
А кто жену поносит - тот подлец.
...А я всю жизнь писал стихотворенья
О собственной жене, и наконец
Я понял лишь теперь, что прав отец.
* * *
Любовь, быть может, это институт,
Где учится не всякий, кто захочет,
Где Радость и Печаль все дни и ночи
Занятья со студентами ведут.
И я мудреных книг листал страницы,
Но неизбежно убеждался в том,
Что не всему способны мы учиться
На неудачном опыте чужом.
Учился я, но знанья были зыбки,
Я ушибался, попадал впросак.
Я допускал грубейшие ошибки,
Не то твердил и поступал не так.
Я мало преуспел, хоть был, по сути,
Студентом вечным в этом институте.
* * *
Однажды и со мной случилось чудо,
Иль по-другому это назови:
Стоял я над могилою Махмуда,
И встал из гроба он, певец любви.
И я сказал: "Как быть мне, научи,
Мое волненье в строки не ложится.
Прошу, учитель, одолжи ключи
Мне от ларца, где наш талант хранится".
И выслушал меня Любви певец
И, свой пандур отставив осторожно,
Ответил так: "Заветный тот ларец
Лишь собственным ключом открыть возможно.
Ищи, и ключ найдешь ты наконец,
И спетое тобой не будет ложно!"
* * *
Маневры - это битва без войны.
Проходят танки по земле дрожащей,
И, хоть огни разрывов не видны,
Грохочет гром почти что настоящий.
Иной из нас считать любовь готов
Игрой, где быть не может неудачи,
И крепости сердец лишь громом слов
Он осаждает, чтоб понудить к сдаче.
А я люблю и потому в огне
Иду и знаю горечь поражений,
Не на маневрах я, а на войне,
Где нет ни отпусков, ни увольнений.
Я - рядовой, и рядовому мне
Наград досталось меньше, чем ранений.
* * *
За труд и подвиг щедро награждает
Страна сынов и дочерей своих.
Для множества указов наградных
Порой в газетах места не хватает.
А я хочу, чтобы в стране моей
И за любовь, за верность награждали,
Чтоб на груди у любящих людей
И ордена горели б и медали.
Но для любви нет орденов, и жаль,
Что с этим мирятся законоведы.
Мне, может, дали б верности медаль,
Тебя венчали б орденом победы.
Но счастье, что любви наград не надо.
Любовь, она сама и есть награда.
* * *
Когда ведут невесту к мужу в дом,
Старинному обычаю в угоду
В нее бросают камни, а потом
Дают для утешенья ложку меда.
Так жениху с невестой земляки
Стараются напомнить для порядка
О том, что жизнь вам ставит синяки,
Но жить на белом свете все же сладко.
Обычай, что бытует и сейчас,
Я вспоминаю чаще год от году,
Я думаю, жена, что и для нас
Жизнь не жалеет ни камней, ни меду.
И так порою сладок этот мед,
Так жизнь сладка, хоть нас камнями бьет.
* * *
Я маюсь болью сердца и души,
Длинна история моей болезни.
Ты снадобье мне, доктор, пропиши,
Назначь лекарство всех лекарств полезней.
Вели смотреть по нескольку часов
На ту, которой нету совершенней,
Пить влагу двух подбровных родников
Такое, доктор, мне назначь леченье.
Назначь леченье светом и теплом,
Подумай, что в беде моей повинно,
И помоги мне разобраться в том,
Где следствие болезни, где причина.
И если все же я умру потом,
Ты будешь чист - бессильна медицина.
Тобою принесенные цветы
Стоят, поникнув в тишине больничной.
Над ними нет привычной высоты,
И нет корней, и нет земли привычной.
Они похожи на больных людей,
Живущих под опекою врачебной,
Которых поят влагою целебной,
И все ж они день ото дня слабей.
Больные люди, мы завороженно
На лепестки, на стебли, на бутоны,
На таинство недолгой красоты
Глядим и чувствуем, как непреклонно
Соединяют общие законы
Больных людей и чахлые цветы.
* * *
Ты говоришь, что должен я всегда
Беречь себя во что бы то ни стало,
И так я прожил лишние года,
Хоть я и не берег себя нимало.
Как много было у меня друзей,
Но и своих друзей не мог сберечь я.
И многие ушли в расцвете дней,
Давным-давно, еще до нашей встречи.
Как можно уберечься от забот,
От горя, боли, от переживанья,
От времени, что торопясь идет,
Считая наши годы и деянья?
Пусть я не берегусь, но бережет
Меня от бед твое существованье.
* * *
Часы, не дремлющие на стене,
Отпущенное мне считали строго,
"Тик-так, - они когда-то пели мне,
Еще не время, погоди немного!"
Мне радость приносил их мерный ход.
Мне песня их была всего милее:
"Тик-так, еще неполный оборот,
И встретишься ты с милою своею!"
Идут часы, идут, не зная сна,