И здесь, в шахте, отставной полицейский так и остался загадочным, таинственным, а его холодные глаза, казалось, застыли в вечном прищуре опухших век. Этот взгляд не позволял Кайлу расслабиться и не выдавал ни единой мысли лейтенанта Конвея. По пути сюда он почти не говорил – так, отпустил пару замечаний о дороге и погоде. Быстро, без всяких эмоций и только в ответ на бесплодные попытки Кайла завести беседу. Сказал, что ему нравится Тони Блэр. «Дело-то всегда в нас, а? Мы с миром разбираемся», – единственная фраза, которая сходила за мнение, из тех, что Конвей произнес за время их знакомства. Кайл чувствовал себя неуверенно рядом с ним, казался себе неопытным юнцом. Дэн лейтенанта просто побаивался.
– Похоже на декорации к вестерну, – сказал Кайл, кивнув в сторону тонких черных деревьев. И тут же пожалел о своих словах.
Бывший коп ничем не показал, что их слышал.
– Такие же, как тогда, – наконец сказал Конвей самому себе или, может, Кайлу.
– Простите?
– Пустынное железное дерево.
– Вот те деревья?
– В пустыне идет сильный дождь. Большинство людей об этом не знают. Даже летом. А эти деревья забирают все. Идет дождь, они цветут. В этом году выпало восемь дюймов осадков. А они стоят, как зимой, – детектив развернулся и ушел, оставив Кайла смотреть на пыльные черные ветки, старые, напоминающие скелеты. Многие из них валялись под ногами, на цементного цвета песке.
– Смотри.
Кайл послушно посмотрел. Конвей указывал пухлой ладонью на какую-то траву, напоминающую засохшие помидорные кусты.
– Чертов коготь. Должен цвести. А это каллиандра. Летом они очень красивые. Ярко-розовые цветы. Но не здесь, – Кайл увидел мертвые кусты и папоротники, но никаких цветов. Покосился на Конвея, который рубанул ладонью воздух. – А где карнегия? Видишь? Вперемешку с креозотовыми кустами. А вот те маленькие желтые деревья – это пустынная акация. В шестидесяти футах. Видишь?
– Ага, – Кайл тяжело вздохнул. Он ненавидел людей, которые сразу начинают играть на камеру, но человек, полностью к съемкам равнодушный, его тоже не радовал.
– Прямо за этой изгородью начинается пустыня. Она полна жизни. Не слушай тех, кто говорит другое.
Кайл посмотрел на остатки изгороди, сложенной из старых шпал, и дальше, где в серой пыли виднелась зелень и какие-то яркие точки. Нахмурился, по-прежнему ничего не понимая. Пот с бровей жег глаза. Промокнув лоб, он снова услышал Конвея:
– А там, где мы стоим, все мертво. Ничего не растет. Как в семьдесят пятом. – Лейтенант облизал тонкие губы. Стащил бейсболку, вытер ладонью пятнистую лысину и надел бейсболку обратно. – Здесь нет ничего. С семьдесят пятого.
Кайл с новым интересом посмотрел на землю. Потом показал на длинное строение в тени мертвых деревьев:
– И вон те деревья тоже.
– Это мескито. Когда-то они были зелеными.
– Сложно поверить, что здесь кто-то жил.
– Два года. За два года они убили это место.
Конвей прошел к Дэну и велел:
– Давай снимать на дороге.
На территории стояло восемь зданий. От чего-то вроде склада с высокой плоской крышей до маленьких хижин. И еще один длинный сарай. Белая глина на стенах засохла и отваливалась, обнажая красный кирпич.
Железо на крышах – там, где сохранились крыши, – выгнулось и покраснело от ржавчины. Кое-где виднелись голые черные балки, изъеденные затейливыми ходами насекомых. Крылечки засыпало серой пылью и мертвой травой. Остатки забора клонились к земле.
– Готов? – спросил Кайл у Дэна.
С Дэна катился пот, массивная грудь тяжело вздымалась под тяжестью камеры:
– В некоторых домах может быть темновато. В первом я свет поставил, а потом придется его перенести.
– Отлично.
Яркий свет заливал внутренность длинного белого дома, у которого они стояли.
– В ту ночь вы сначала пошли в это здание? – спросил Кайл у Конвея.
– Да.
Дэн поудобнее переместил камеру:
– Лучше всего мне идти позади мистера Конвея. Что скажете?
Кайл кивнул и вернулся к старому полицейскому:
– Мистер Конвей. Можем пробовать столько раз, сколько будет надо… – Он хотел продолжить, но его, очевидно, не слушали. Полицейский просто смотрел в дверной проем – так же, как до этого смотрел на мертвые деревья.
– Сержант Мэтт Конвей был первым представителем полиции, который оказался здесь 10 июля 1975 года, – сказал Кайл из-за левого плеча Дэна. Камера изучала профиль старика, глядевшего внутрь здания. – Мистер Конвей, расскажите нам об этой ночи. Все, что помните.
Лейтенант посмотрел на Кайла как на английского полудурка, а потом отвернулся:
– Я помню все. Такие ночи не заканчиваются.
Кайл бросил взгляд на Дэна, который скалился за камерой.
– В десять пятьдесят на станцию в Юме поступил звонок. Мужик с ранчо в пяти милях к западу отсюда услышал выстрелы. Его звали Агилар. Он умер. Здесь живет его сын. Эта земля ему тоже принадлежит. Надеюсь, у вас есть разрешение на съемку?
Кайл кивнул. Дэн подавил смешок.
Конвей повернулся к камере спиной и указал куда-то на дальний конец долины:
– Звук прошел по всей территории и донесся до ранчо. Там все слышно, как будто это совсем близко. В шахте не было телефона. Они его обрезали. Но Агилар сказал, что слышал выстрелы. Близко. По звуку понял, что это винтовка. Он вышел из дома и поднялся на холм. Сказал, что увидел туман. Желтый. И собаки лаяли. Он еще кое-что добавил про собак, и сейчас это звучит чертовски глупо, но тогда, стоя прямо здесь, где вы сейчас, я тоже все слышал.
Конвей сделал несколько шагов в сторону большого белого дома, и Дэн повел камерой за ним. Старый полицейский вздохнул и положил руки на пояс. Оператор вопросительно взглянул на Кайла, и тот жестом велел ему продолжать.
Прошла минута.
– Позвонили мне в машину. Номер 27. Так что мы с Хименесом, моим напарником, выдвинулись сразу после одиннадцати. Стоило съехать с шоссе, и нам больше ни одной машины на глаза не попалось. Здесь никого не было, кроме Агилара на своем ранчо и этих чертовых хиппи. Мы немного поплутали по дорогам и увидели дым. Что-то вроде тумана, только грязно-желтый. Остатки. Как будто он уже уходил. Я решил, что это пожар. Но было тихо, только собаки лаяли. Ни лягушек. Ни кактусовых сычей. Никого. В пустыне шумно ночами. Но не здесь. Только собаки и те поодаль. Как будто они были выше нас и где-то к северу. Вот только к северу отсюда нет никаких холмов. Я так и не знаю, где были эти собаки. Агилар сказал, что хиппи держали несколько собак, которые дико выли. Но после этой ночи он больше ни одной не видел. Клянусь, я был уверен, что они где-то у меня над головой. Как будто в небе. И лай все отдалялся. – Тут Конвей как будто застеснялся того, что говорил: – Ну, пустыня кого угодно может обмануть. В общем, мы приехали сюда в полной темноте. Ни огонька. По ночам они жгли костры и керосиновые лампы. Агилар рассказывал. Электричества тут нет. Видите, там большой очаг. Но, когда мы приехали, было совершенно темно. Очаг остыл.
Хименес осторожно пошел к этому дому. Он был ближе всего к нам и самый большой. Двери были открыты. Я помню, как он шел через этот туман с фонариком. Как зашел внутрь. И вдруг развернулся и побежал к машине. И когда я увидел его лицо, то понял, что нас ждут проблемы.
Он сказал: «Звони врачам, вызывай подкрепление, у нас тут раненые, а может, и убитые». Я позвонил. Потом взял винтовку, а Хименес дробовик, и мы вернулись в здание. До прибытия подкрепления оставалось не меньше получаса, так что спешить нам было некуда. Мы зашли внутрь медленно. Вот отсюда.
Конвей замолчал и вступил на крыльцо длинного белого здания. Присел под пустым оконным проемом слева. Сделал вид, что у него в руках фонарь.
– Хименес шел с другой стороны, – он показал на окно справа, – я крикнул «Полиция!» и ничего не услышал. Ни звука. Мы не могли обойти здание и посмотреть с другой стороны, потому что нас увидели бы из тех домиков. Сначала нужно было убедиться, что здесь чисто. Осматривать их по одному. Так что я посветил фонариком в окно. Вот так. Внутрь и вниз. – Конвей опустил руку и прикоснулся к ломаной оконной раме. – И я увидел тела. Сразу насчитал пять штук.
Он выпрямился и шагнул в комнату.
Дэн, а потом Кайл медленно последовали за ним. Слой грязи покрывал доски, прогибающиеся под тремя парами ног. Внутри валялись мятые пивные банки, пустые пакеты и стоял густой запах мочи.
Здание делила пополам белая деревянная стена, сквозь открытую дверь в которой виднелась чернота.
– Тут лежали маты. И пять тел на них. На них были эти хламиды, в которых они появлялись в городе. По полу текла кровь. Двое стояли на коленях, как будто молились. Остальные попадали. Кровь уже потемнела и начала густеть, то есть их убили незадолго до того, как мы приехали. Прошло, может, около часа. Я принялся осматривать тело, вел фонариком снизу вверх и увидел перерезанное горло. Голова свалилась вперед, глаза жертвы были закрыты, но разрез шел до самого уха.
Конвей шумно выдохнул:
– Все пятеро, в ряд. У четырех росла борода. Они смотрели в стену. Как будто их так расставил тот, кто убил. И непохоже, чтобы они сопротивлялись. Руки были не связаны.
Он помолчал с закрытыми глазами. Кайл услышал, как Дэн сглотнул, и вдруг почувствовал симпатию к старику, а заодно ощущение вины за то, что он заставляет его вспоминать.
Лейтенант собрался и двинулся к стене.
– Они жили сзади. Во второй комнате. Там были матрасы, старые одеяла, книги. И все. Мы пытались не наступать в кровь – это же было место преступления. Так что на цыпочках обошли тела и двинулись дальше. Во второй комнате было чисто. Никого. Только пять трупов в первой комнате. И еще я почувствовал запах. Как будто до этого у меня отключилось обоняние, и я полагался только на зрение и слух. Но тут спросил: «Ты это чувствуешь?» Хименес кивнул. Он сказал, что это труба лопнула, а я, помню, думаю, здесь же нет канализации. Но точно несло дерьмом, грязной водой и как будто здесь кто-то умер, причем задолго до тех хиппи. И вонь шла не от жертв. Нет, сэр.