— Перестань вертеться и нервничать, — сказало наше лицо бывшему мне. — Слился так слился, и нечего валять дурака. Бывшее твоё лицо уже никого не интересует. Гуляй!
Некоторое время наше лицо с капитаном и ихнее лицо Кацмана и старпома бесцельно бродили под соснами.
Потом ихнее лицо разложило для чего-то костёр из сосновых шишек.
Это нашему лицу не понравилось, и оно стало затаптывать костёр четырьмя ногами.
Ихнее лицо разозлилось и ударило в наше четырьмя кулаками.
Наше в ответ дало им в глаз.
Так мы топтались в дыму и пепле шишечного костра.
— Это всё бывало не раз, — сказало наконец наше лицо ихнему. — Слившиеся в одно лицо любят наносить взаимные удары. Но в нашем лице есть признаки капитана. Поэтому слушай нашу команду: немедленно в шлюпку!
Старпомолоцман, или, так сказать, Пахомнейший Кацман, то есть ихнее лицо, неожиданно подчинилось и направилось к шлюпке. За ним двинулось и наше лицо.
В шлюпке мы сумбурно хватались за какие-то вёсла, что-то гребли. Неожиданно нашему лицу пришла в голову важная мысль.
— Слившееся надо разлить, — сказало наше лицо, а ихнее заулыбалось и достало из-под банки спиртовую бутыль. «Пианино».
Лица разлили по одной. Выпили.
Потом наше выпило, а ихнее пропустило.
Тогда наше тяпнуло, а ихнее как-то дико чокнулось стаканами.
И тут явление произошло! Неожиданное!
Все мы, бывшие четверо, внезапно стали неудержимо сливаться в одно общее лицо на четверых.
Как оно выглядело со стороны, я не видел, но соображал, что получается нечто мутное и большое. В общем, четверное. Эдакая кварта с ушами во все стороны.
И тут бывший я, который ещё теплился в тайниках общего лица, понял, что плаванье кончилось и мы никогда не доберёмся до «Лавра Георгиевича», течение отнесёт нас от фрегата, от острова и от самих себя.
В кварте нашей рыхлой и обширной что-то захрипело, закашляло, как сквозь вату пробился голос бывшего сэра Суера-Выера:
— Приказываю закусить! Немедленно закусить!
— Мне сала, сала, — запищал где-то в молочной мгле бывший лоцман Кацман.
— Огурчика малосоленького, — жалобно провыл норд-вест старпома.
Солёная волна ахнула в четверное наше лицо, и разница во вкусе к закуске сделала своё дело. С одной стороны послышался хруст огурца, зашмякало сало, бывший я предпочёл крабные палочки под майонезом, а Суер — сухофрукты.
Закусывающие лица потихонечку расползлись в стороны, как медузы, зазевали и, чихнув, обрели прежние границы.
Протерев глаза, я понял, что мы не так уж далеко отплыли в открытый океан. Совсем рядом с нами покачивался на волнах остров слияния в одно лицо и твёрдо, как скала, стоял в океане «Лавр».
Когда мы подплыли к «Лавру», все признаки наших слияний прошли без следа, и матросы ничего не заметили. Они только болтали, что у капитана флюс, а это были следы моего нордического подбородка.
Странное последствие мучило меня несколько лет. Мне все снилось, что я — Арагва.
Боцман Чугайло очень обиделся, что его не взяли на остров голых женщин.
— Гады! — орал он в камбузе. — Высадили меня на остров сухой груши, а к голым женщинам сами поплыли!
Так он распинался, так бодал рогом мачту, что Суер не выдержал.
— Так и знал, — мрачно сказал он, — что от этого острова нам не отвязаться. Разворачивайся, Пахомыч.
«Лавр Георгиевич» сменил галс и двинулся по океану вспять.
Эти манёвры боцмана обеспокоили.
— Куда это вы плывёте? — орал он, прыгая с бака на полубак.
— Везём вас, боцман, на остров голых женщин.
— Да что я, бык, что ли? — ревел боцман. — На заклание, что ль, меня?
Короче, когда мы подплыли к острову, боцман Чугайло категорически отказался от схода на берег.
— Один не пойду! — твердил он. — Отпустите со мной сотоварища, ну хуть бы матроса Вампирова.
Голые женщины между тем прыгали по берегам и дружно скандировали:
— Чугайлу нам! Чугайлу! Даёшь боцмана!
— А Вампирова не хочите? — орал с борта Чугайло.
— Тащи и Вампирова, хрен с ним! — кричали в ответ женщины.
Обсуждаемый Вампиров метался по палубе, посылая дамам воздушные поцелуи.
К сожалению, долетев до берега, поцелуи в дам не попадали и большею частью зарывались в песок. Правда, две какие-то особенно шустрые дамы быстренько раскопали один поцелуй и заглотили, разорвав пополам.
Вся эта возня с поцелуями Суеру не понравилась.
— Вампирова связать и бросить в трюм, — приказал капитан. — Я очень не люблю, когда на песчаных пляжах валяются всякие пробки, бутылки, обрывки бумажек и поцелуев. Пошлём с боцманом лоцмана как более опытного.
Вампирова охотно связали, а боцмана и лоцмана бросили в ялик. Лоцман, как более опытный, прихватил с собою патефон.
— Голые женщины любят повеселиться! — уверял он.
Как только боцман с лоцманом выскочили на берег, голые женщины стали прыгать вокруг них и танцевать известный танец «Корни Гонолулу».
Они сладостно извивались и текли, как струи, обволакивая боцмана и лоцмана. Наши дураки растерянно уселись на песок и стали крутить патефон.
— Потанцуйте с нами! — кричали голые женщины.
Лоцман, как более опытный, крепился, а Чугайло стал притоптывать дубовым сапогом. Это было ошибкой. Боцманский сапог до того насмешил голых женщин, что они хором кинулись его снимать.
Боцман ржал и пытался хватать женщин, но они увёртывались и сыпали ему за шиворот песок.
— Иди ко мне, косуля! — орал Чугайло.
— Ко мне, ко мне, — пищал и Кацман, накручивая патефон.
— Чёрт бы их побрал! — ругался Суер, глядя в подзорную трубу. — Эти дураки совершенно не умеют обращаться с голыми женщинами.
Отвернувшись, сэр Суер спустился в кают-компанию, я же остался на палубе, наблюдая с интересом за происходящим.
— Что это за странные звуки доносятся с острова? — крикнул из кают-компании капитан.
— Извините, сэр! Это рычит Чугайло.
— Неужели дорвался?
— Пытается, сэр.
Боцман, надо сказать, демонстрировал редкое рвение, и вдруг совершенно неожиданно он, как бы это сказать… оттопырился.
Девицы растерялись, а боцман оттопыривался всё сильнее и сильнее.
— Что там происходит? — спрашивал из кают-компании сэр Суер-Выер.
— Да ничего особенного, капитан… Чугайло… немного оттопырился.
— Вот всё-таки скотина, — неожиданно сказал капитан. — И сильно?
— Да, примерно на семьдесят гектопаскалей.
— А что с лоцманом? — спрашивал капитан.
Вот это был неприятный, скажу вам, вопрос.
С лоцманом происходило неладное. Потрясённый поведением боцмана, Кацман ощеперился. Докладывать об этом капитану не хотелось. Ну скажите на милость, что может почувствовать капитан, которому докладывают, что боцман оттопырился, а лоцман ощеперился?
Голые между тем женщины подхватили наших героев и, размахивая ими, как флагами, вскачь увлекли в прерии.
Вечером они всё-таки вернули нам нечто, что капитан впоследствии назвал одним метким капитанским словом: «блоцман».
Необычной, какой-то неокеанической красоты, высоты, изящной длины открылся нам вдруг остров, стоящий посреди океана.
Казалось, он вулканического происхождения, потом казалось — нет. И всё же что-то вулканическое угадывалось в его мощных очертаниях.
Когда мы подплыли поближе, то с удивлением обнаружили, что остров весь уставлен людьми. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и, казалось, втиснуться между ними не было никакой возможности.
Подведя «Лавра» поближе, старпом крикнул в мегафон:
— Кто вы?
Островитяне обрадовались нашему неожиданному любопытству и дружно прокричали:
— Мы — посланные на … .
— Ничего не понимаю, — сказал Суер, — давайте подойдём к острову с зюйда.
«Лавра» привели к другому берегу, и старпом снова проревел в трубу:
— Кто вы?
— Мы — посланные на … , — дружно ответствовали островитяне.
— Приходится констатировать, — пожал плечами Суер, — что это действительно люди, посланные на … .
— А за что вас послали? — крикнул старпом.
— А по разным причинам, — дружелюбно поясняли островитяне, — а больше без причин.
— Ну и что вы теперь делаете?
— А ничего особенного. Стоим на этом каменном ..ю посреди океана. Иногда хлебопашествуем. Бортничаем. Выращиваем сахарную свёклу.
— Но позвольте, — развивал беседу сэр Суер-Выер, — признаться, меня самого не раз посылали на … . Но что-то я не вижу среди вас, так сказать, себя. Я тут, на корабле, а вы — на острове.
— О, что вы, капитан, — ответствовали посланцы, — где-то между нами, конечно, имеетесь не только вы, но и вся ваша команда.
— Эй, ребята, — крикнул кто-то из посланцев, — нет ли среди нас Суера-Выера или кого-нибудь из команды этого фрегата?
К нашему изумлению, островитяне слегка пораздвинулись и к берегу протиснулись семь или восемь Суеров-Выеров в капитанских фуражках.
За Суерами продирались лоцманы Кацманы, а за ними пятнадцать штук меня.
Наши двойники замахали нам пилотками, восклицая:
— Да-да, это мы… А мы — это вы, посланные на … . Вас посылают, а мы тут отдуваемся, сахарную свёклу выращиваем.
За Суером, за лоцманом, за мною стала продираться к берегу, пожалуй что, вся наша команда.
— Наши приехали, наши, — радостно гомонили они. — Хоть поглядеть на братьев.
Были тут, конечно, и многочисленные Хреновы, и многократные Семёновы, но особенно много оказалось боцманов Чугайло. Он измерялся сотнями.
Это неожиданно понравилось капитану.
— Позовите боцмана, — приказал он.
Чугайло явился на палубу в каких-то полупортах, в одной подтяжке, крайне раздражённый тем, что его разбудили.
— В чём дело, кэп? — ревел он. — Чья вахта? Поспать не дадут! В чём дело?
— А дело в том, господин Чугайло, что я хотел бы послать вас на … .