Котята играли во дворе возле бочки и, конечно, не понимали, что это щёлкает и прыгает вокруг них. Когда пулька зарывалась в пыль и поднимала кучку дыма, они пытались поиграть с пулькой, прихлопывая это место лапкой.
– Не надо стрелять в котят, господин У-туулин, – сказал Джим. – Мне их жалко.
– Нечего жалеть всякую шваль, – ответил господин. – От них только блохи и разные болезни. Отойди в сторону.
Но Джим не отошёл в сторону, потому что он заметил, что на соседней крыше объявился чёрный кот-пират – папаша Рваное Ухо. И господин У-туулин навёл на него винтовку. В оптический прицел хорошо был виден пират, который сегодня отчего-то весь день ухмылялся. С ухмылочкой поглядывал он на этот мир и брёл по самому гребешку крыши.
– Не надо стрелять в этого кота, маса, – сказал негр Джим.
– Это твой кот?
– Нет, маса, это не мой кот, – ответил честный Джим. – Но этот кот – король трущоб. Он пират из пиратов.
– А я не люблю пиратов, – ответил господин У-туулин, – потому что они грабят честных собственников.
И он выстрелил, и чёрный кот-пират – новоявленный папаша Рваное Ухо свалился с крыши, потому что пуля попала ему в лоб. И тут мы должны снять шапки в честь и в память старого пирата, если, конечно, шапки наши не из кошачьего меха.
А на крыше объявилась Шамайка. Она должна была объявиться по всем законам судьбы и литературы. И она объявилась. Она шла по гребню крыши, след в след за Рваным Ухом, и господин У-туулин навёл на неё винтовку. Здесь, вероятно, закончился бы наш рассказ, если б не одно обстоятельство. Шамайка тащила в зубах огромную дохлую крысу.
– Не стреляйте, маса, не стреляйте, – сказал негр Джим. – Ведь это кошка-крысолов. А у вас во дворе скобяного склада очень много крыс. Сами вы их не перестреляете.
Господин У-туулин почесал лоб.
– Твоя правда, негр, – сказал он. – Эта кошка достойна жить дальше.
Глава 18Пульс кролика
Джим с крыши заметил, куда отправилась Шамайка, и пошёл по следу. Осторожно заглянул он в ящик из-под сухарей, увидел в ящике кошку, кролика и дохлую крысу и накрыл ящик доской.
– Господин японец! – кричал он, втаскивая ящик в лавку. – Господин японец! С вас полтора доллара!
Японец заглянул в щёлочку и стал всплёскивать короткими руками:
– Это сенсационные обстоятельства! Джим, ты гений, получишь два.
– За что два доллара такому обалдую? – спрашивала Лиззи, как всегда спускаясь в подвал из спальни.
– Смотри, хозяйка! Вот где пропавший крольчонок, а ты-то думала, что я его сожрал!
– Хватит с тебя и двадцати центов, – ворчала Лиззи.
– Я всегда чувствовал, – сказал японец, – что в этой кошке заключаются деньги. Но теперь я знаю, как их из неё извлечь!
СЧАСТЛИВОЕ СЕМЕЙСТВО – РЕДКОЕ СОЖИТЕЛЬСТВО
ХИЩНИКИ И ГРЫЗУНЫ В ОДНОМ ПОМЕЩЕНИИ
г. Мали Токио
Такие афиши расклеивал Джим в переулках, и народ валил не то что валом, но некоторые любопытные заходили посмотреть на редкое сожительство. Пришла и мадам Дантон с тремя молодыми подругами.
– Ах, какая редкость! Какое великолепие! – говорила она. – Среди людей это уже не встречается! Подберите кролика для моей Молли. Пусть и она живёт с кроликом.
– Сию минуточку, – радовался японец. – Сейчас подберём кролика, способного жить с кошкой. Вам подороже или подешевле?
– Мне средненького, чёрного цвета. Моя Молли беленькая, а кролик пусть будет чёрным.
– Какой вкус! – восклицал японец. – Изысканность! Чёрное и белое – это цвета королевской мантии! Изыск! Изыск!
И он всучил мадам Дантон вислоухого кролика, который всё это время равнодушно хрустел морковкой.
Заявился и господин Тоорстейн, который всякий раз надевал новый головной убор и теперь был в жокейской кепочке с чудовищно длинным козырьком.
– Лиса издохла, – сказал господин, входя в подвал.
– Не может быть! – вскричал японец. – Это она притворяется! Лисы, дорогой сэр, очень ловко умеют притворяться! Она и у меня сдыхала раз двадцать, и, заметьте, дорогой сэр, она сдыхала нарочно. Вы пробовали пульс?
– Какой ещё, к черту, пульс?
– Лисий пульс.
– Никакого пульса я не пробовал.
– И очень напрасно, очень. Где сейчас лиса?
– На помойку выкинул.
– Ай-я-яй! – воскликнул японец. – Чудовищная ошибка! Она издохла нарочно, специально, чтоб вы выбросили её на помойку. Ах, какой недосмотр! Теперь её уже, конечно, нету. Она ожила и убежала.
И тут японец мигнул Джиму, и негр взял лопату, стоящую в углу, и сказал, покряхтевши:
– Пойду морковь вскопаю.
А японец тарахтел дальше:
– Но давайте не будем говорить о печальном. Лиззи, Лиззи, посмотри, кто к нам пришёл!
– Вот это сю-у-урприз! – завопила Лиззи, спускаясь, кудлатая, из спальни. – Как здоровье почтеннейшей лисы?
– Сдохла, – изрёк господин Тоорстейн, несколько оживляясь при виде кудлатой Лиззи.
– Не сдохла! Не сдохла! – радостно гомонил господин Мали. – Это она притворилась! Ты помнишь, Лиззи, как она у нас нарочно притворилась? Но давайте поглядим на редкое сожительство. Давайте согреем кофию и будем наблюдать за редким сожительством кролика и кошки. Какой материал! Дарвина бы сюда!
Лиззи подала кофий, все уселись за стол, и Лиззи пристроилась рядом с Тоорстейном.
– Давайте понаблюдаем, – говорила она, подталкивая локотком господина, – за редким сожительством.
– Наблюдайте, наблюдайте! – кричал японец. – А я буду делать научные записи!
Тут японец достал грязную, замусоленную тетрадь и принялся строчить в ней научные закорюки, а Лиззи всячески подливала кофию почтенному господину.
Господин Тоорстейн старался поймать Лиззи за ушко и особо не смотрел ни на кошку, ни на кролика, который, между прочим, лежал в клетке без движения, а Шамайка облизывала его. В какой-то момент взор господина Тоорстейна прояснился, он присмотрелся к кролику.
– Кролик-то, – сказал он, – кажись, тоже издох. Попробуйте у него пульс.
Глава 19Свежие мозги
Кролик устал быть экспонатом и членом редчайшего сожительства. Он тихо, по-кроличьи, скончался. Шамайка окончательно осиротела.
– Сдирай, Джим, афиши, – сказала Лиззи. – Кончилось счастливое сожительство.
– Зато наше ещё продолжается, – шутил японец, хлопая Лиззи по костлявой спине. – Мы ещё будем ездить в собственной карете.
– Откуда же ты её возьмёшь?
– Я говорю вам: эта кошка – золото. Она пахнет долларами. На счастливом сожительстве мы заработали кучу долларов и ещё добавим. Мы вырастим эту кошку на мех, а потом продадим. Вот тебе и собственная карета, ха!
– Не знаю, хватит ли этих денег на одно колесо, – сомневалась Лиззи. – Да и кому нужен мех с блохами? Надо вычесать блох.
– Ты шутишь, Лиззи! – смеялся японец. – Всё мною продумано, всё учтено. А ну-ка, Джим, разогрей-ка немного жиру гремучих змей! Прекрасное средство от блох.
И Джим разогрел на своей дурацкой печке банку варева, и вонь в лавке поднялась такая, что Лиззи сморщила нос, позеленела и, сказавши: «Мне дю-у-урно», убралась в спальню.
– Это большая вонь, сэр, – задумчиво говорил Джим, помешивая палочкой в банке. – Очень большая вонь, сэр. В прошлый раз, когда мы грели этот жир для меха лисицы, сдохли два кенара.
– Главное, чтоб издохли блохи, – смеялся японец. – А мне, например, этот запах ни капли не воняет. Мне этот запах нравится – как-то легче дышать.
И тут они достали королевскую трущобницу из клетки и принялись её мазать жиром гремучих змей.
О, как она брыкалась, лягалась и кусалась! Как она верещала, рычала и вопила!
Потом её купали в тазу с горячей водой, вонь от жира гремучих змей смешалась с мыльным паром, и продолжались вопли и муки Шамайки.
Потом Джим подкинул в печурку расколотых ящиков, и клетку с Шамайкой подвинули поближе к печке. Приятнейший охватил её жар, добродушное тепло распушило шерсть ласково и необыкновенно.
– Чудо! – сказал японец и отчего-то опечалился и задумчиво глядел на кошку, и Джим пригорюнился, и так долго они сидели, грелись и любовались кошкой, которая блестела и переливалась серым и перламутровым.
– Серый барс с голубыми глазами, – вспомнил Джим.
– Лиззи! – крикнул японец. – Ты посмотри, какое чудо! Серая барсиха!
– Действительно, странное явление, – сказала Лиззи, взглянув на кошку. – Вон чего может наделать жир гремучих змей! Хочу только тебе сказать: чтобы выращивать кошек на мех, мало одной этой барсихи. Нужен хотя бы десяток.
– Потрясающая голова! – сказал японец. – Невиданная голова с самыми свежими мозгами, какие только есть на земле! Скажи-ка, моя милая, ну откуда у тебя такие свежие мозги, а?
– Сама не знаю, – отвечала достойная Лиззи.
Глава 20Карасий жмых
Клетку с Шамайкой выставили во двор, защитив её от ветра и дождя, и стали кормить кошку маслянистой пищей.
– Главное условие успеха, – толковал японец, – маслянистая пища. Скажи-ка, Джим, ты покормил сегодня кошку маслянистой пищей?
– Масло сам слопал, а кашу киске отдал, – ворчала Лиззи.
– Неправда, мэм, я не лопал масло. Негры вообще не едят масло в это время года.
– А почему же тогда киска не толстеет?
– Какое противное слово «киска», – обижался негр. – Сказала бы ещё «киса».
– Киса – это твоя рожа, когда ты объешься маслянистой пищей, – недружелюбно пояснила Лиззи, которая, как мы давно заметили, была по натуре грубовата. Я бы даже назвал её неотёсанной, если б она не была так худа.
Снова подкатила зима.
Холодные ветры трепали шерсть Шамайки, мех её становился всё пушистей и краше. Делать кошке было совершенно нечего, и она бесконечно лизала свою шубу, и с каждым взмахом кошачьего языка шкура её приближалась к совершенству.
Тут вдруг и Простуженная Личность пожаловала в лавку японца. Личность эта потрясающе чихала и тащила на спине огромный мешок.
– С вас два доллара, сэр, – сказала Личность, начихавши на всех окрестных кроликов.