Да, они все умерли — даже те, кто оставались в живых. Умерли давным-давно, когда оставили ему свою жизнь, в надежде, что когда-нибудь смогут за ней вернуться.
Но никто не возвращался.
Кружка остыла, пока он пил кипяток, и остаток воды был тепловатым и противным. Уолдо Каннинг хотел вновь разогреть ее, но потом передумал.
Ему вообще уже ничего не хотелось — вот уже много, много лет.
Он лег на кровать, накрывшись рваным одеялом, и лежал так с открытыми глазами.
Франсуаз подняла голову из воды, и ее роскошные каштановые волосы взметнулись, поднимая облако мелких блестящих брызг.
Девушка улыбнулась.
Затем она начала выходить из воды — высокая и притягательная, и узкий ярко-красный купальник плотно обтягивал роскошное сильное тело.
— А ты неплохо здесь устроился, Майкл, — сказал Родерик Калленти, кладя в рот кусочек сухарика.
Я улыбнулся.
Франсуаз подходила к нам, вытирая волосы большим махровым полотенцем. Яркое солнце заливало площадку перед бассейном, веселые световые блики играли в прозрачной воде.
Демонесса села напротив меня, заложив ногу за ногу, и с наслаждением откинулась на спинку, расправляя тело и поднимая высокую грудь.
— Что-нибудь угодно, мадемуазель? — спросил слуга-элементаль, склоняясь над ней.
— Нет, Герцог, можете идти. Спасибо…
Птицы радостно щебетали в вершинах деревьев, на дальней дорожке, садовник рыхлил землю под огромными ярко-оранжевыми цветами.
— Прекрасное утро, Майкл, — промурлыкала Франсуаз, потягиваясь. — О чем вы говорили?
Родерик Калленти поймал себя на том, что краешком глаз рассматривает ее полуобнаженное прекрасное тело, и застыдился.
— Только не говори, что я тебя смутила, — засмеялась Френки. — Дай-ка мне пончики, Майкл.
Ее острые белые зубы впились в нежное тесто, масляный сок потек по подбородку.
— Уверена, твоя жена тоже любит купаться.
— Моя жена любит есть пончики, — отозвался Род. — Она ест их в три раза меньше, чем ты, и говорит, что бережет фигуру.
Он не стал продолжать, но было ясно — диета не очень помогла госпоже Калленти оставаться стройной и хорошо выглядеть в купальнике.
— Я говорил Майклу, какой у вас хороший особняк, — произнес Род, стараясь замять ситуацию, которая показалась ему неловкой.
Франсуаз потянулась к столу и забрала себе всю тарелку с пончиками.
— Мне у вас нравится — всегда так приятно и спокойно.
Он невесело улыбнулся.
— Честно сказать, не хочется уходить домой.
— Это лучше, чем проводить время в баре, — заметил я. — Ты знаешь, мы всегда рады тебя видеть.
Родерик Калленти кивнул — он не любил никому досаждать своим обществом, боясь стеснить и наскучить.
— У вас с Лаурой тоже чудесный дом, — заметила Франсуаз, вытирая ладонью масло, капавшее с подбородка в ложбинку между высокими грудями. — Лаура прекрасная хозяйка. А Лиандр и Милосса — любой отец мог бы мечтать о таких детях.
Демонесса ободряюще ему улыбнулась. Родерик быстро кивнул головой, потом повернулся ко мне. Его пальцы были сцеплены, и он нервно перебирал ими.
— Прости, что свалился вам на голову без предупреждения, — пробормотал Калленти. — Вы еще даже не позавтракали.
— Оставь, — сказал я. — Или тебе не нравится, как готовит Тереза?
Родерик смущенно улыбнулся. Потом решил, будто я обижусь, если он откажется от угощения; и схватил со стола первое, что попалось под руку.
— Хочешь варенья? — спросил я.
— Я? Нет, Майкл, — только сейчас он заметил, что жует пресный тост, потом потряс головой. — Мне надо поговорить о Мэделайн.
— Что с ней случилось?
Франсуаз облизывала пальцы, внимательно глядя на нашего утреннего гостя.
— Она очень нервничает, Майкл, — проговорил Род. — Не находит места. Не знаю, что с ней случилось. Тебе известно, мы дружим с детства. Выросли вместе. И я — я не могу смотреть, как Мэд мучается сейчас.
Он развел руками.
— Не понимаю, в чем дело. Ведь у нее все хорошо. Она замужем, у них скоро родится ребенок — Майкл, на нее невозможно смотреть.
Я кивнул, задумчиво глядя сквозь него.
— Я тоже это заметил. Когда мы виделись с ней пару недель назад. Но Родерик — не знаю, чем мы можем помочь. Здесь нужен психотерапевт.
Он беспомощно посмотрел на Франсуаз.
Кто бы ни пришел к нам в поисках помощи, будь то некромант Серой Башни или гоблин с Малахитовых Гор, — все они думают, что любую проблему можно решить деньгами. Но большинство человеческих бед рождаются в их собственных душах.
К счастью, у меня больше нет души.
И все же Френки считает, что надо помогать каждому, кто в этом нуждается — и именно поэтому Родерик Калленти с такой настойчивой беспомощностью смотрел на нее.
— Род, — Франсуаз старалась подбирать слова осторожно. — Нам сложно вмешиваться в жизнь Мэделайн. Ей и правда стоит сходить к психологу, может быть, некроманту — пойми, мы не отказываем тебе, но так Мэд на самом деле будет лучше.
— Вы не понимаете, — он покачал головой. — Все дело в этом месте — я говорил, как мне бывает хорошо, когда я прихожу к вам. Именно это и необходимо сейчас Мэделайн, я чувствую — уверенность, спокойствие, и чтобы все было хорошо. Поговори с ней, Френки, пожалуйста.
— Родерик всегда был неудачником, — заметил я, отрезая кусок нежного орехового бисквита.
Я не мог есть в присутствии нашего посетителя — он портил мне аппетит.
— Нельзя так говорить, Майкл, — рассеянно бросила Франсуаз.
Девушка сидела, задумчиво наклонив голову, и ее мысли занимала Мэделайн.
— Но это правда, — возразил я, наливая себе сок. — Он никогда не мог добиться того, чего хотел, и лопал сено, когда все вокруг объедались апельсинами. Нам-то с тобой хорошо известно, как он любил Мэделайн — он и сейчас питает к ней — как это там говорят? — а, нежные и глубокие чувства. Но нет — его родители махнули пальцем, и он женился на толстоватой хлопотунье, которая в первую же пару лет родила ему двоих детей.
Я кивнул в подтверждение своих слов, затем взял себя оставшийся кусок кекса.
— Он смирился с тем, что потерял Мэд — и теперь все ищет предлог, лишь бы побыть рядом с ней и ее мужем. Повздыхать и уйти, глотая слезу, и даже ни разу не посмотрев на нее открыто. Этому человеку нравится страдать — так и гном с ним.
— Нет, — покачала головой Франсуаз. — Я должна поговорить с Мэделайн. Может быть, у нее проблемы с мужем.
— С Филом? Оставь. Фил — порядочнейший и скучнейший хоббит из всех, кого я встречал. Он даже дату их свадьбы помнит.
Я бросил взгляд на часы.
— Можем заехать к ним, если хочешь, — сказал я. — Только не вижу особенного смысла. Ни у Мэделайн, ни у Фила не хватит фантазии, чтобы сделать свой брак неблагополучным.
— Я ухожу, дорогая.
Мэделайн Ти'Айлинэль любила своего мужа.
Фил подошел к ней и поцеловал в щеку. Она была высокой и худой, а ее щеки впалыми — и иногда ей казалось, что Родерик Калленти женился не на ней, а на Лауре именно потому, что та была пухленькой и розовой.
— Как там наш малыш?
Его пальцы провели по ее уже начавшему увеличиваться животу — таким невинным, таким заботливым жестом.
— Мэд, а ему уже не пора толкаться?
Она засмеялась — нешироко и негромко. Мэделайн никогда не заговаривала громко. Это невежливо и может побеспокоить других людей.
— Что ты, Фил, еще слишком рано.
Фил Ти'Айлинэль положил руку ей на спину, дружески обнимая.
— Не перетруждайся, Мэд. Помни — для этого у нас есть элементали. Тебе нельзя много работать.
— Не надо, Фил. Я же не больна…
Она думала о другом.
Фил очень хороший хоббит, и всегда заботился о ней. Муж был с ней ласков, добр, всегда внимателен. С того дня, как они узнали о беременности, принялся хлопотать вокруг нее еще больше — настоял, чтобы меньше работала по дому, нанял еще элементалей-служанок. Почти через день приходил с подарком.
Ей надо умереть.
Она должна убить себя.
Убить как можно скорее, чтобы не доставлять Филу огорчения.
Ведь Фил такой добрый, такой внимательный — нельзя его огорчать.
Умереть прямо сегодня.
— Береги себя. Я побежал.
Он поправил на ходу галстук. Открывая дверь, снова посмотрел на нее.
— Иди спокойно, — сказала она. — Со мной будет все в порядке.
Дверь за ним закрывается.
Ее руки трогают увеличившийся живот, и сердце начинает колотиться в груди быстро-быстро, как у маленького ребенка.
Уолдо Каннинг медленно выходит во двор, поднимаясь по крутой каменной лестнице полуподвала. Его спина болит, и он останавливается в дверях. Светит солнышко.
Она не может огорчать Фила. Она была ему плохой женой. Она никогда не заботилась о нем так, как он о ней, уделяла мало внимания. Она не заслуживает такого мужа, как он.
Наверняка он знает, что в глубине души она продолжает любить Родерика.
Бедный Фил.
Из крана с силой ударяет струя горячей воды, разбивается о поверхность ванны.
Уолдо Каннинг идет, не торопясь — ему некуда торопиться, а приземистая скамейка без спинки стоит так близко. Деревянная поверхность, наверное, уже нагрелась.
Хорошо.
Мэделайн вспоминает, что что-то забыла. Конечно, она такая несообразительная — надо было запереть дверь в ванну. Кто-то может войти. Она не хочет никого расстраивать, пусть подольше никто не узнает.
Дрожащие пальцы хватают защелку — рукоятка маленькая и выскальзывает с первого раза.
Уолдо Каннинг усаживается, потом вздыхает. Он чувствует, как по-стариковски скрипя разминается его спина, удовлетворенно вздыхает. Неподалеку играют дети.
Ребенок, которого она носит под сердцем, не должен родиться.
Она и так причинила много горя Филу — слишком много. Она знает, что он будет благородным. Он никогда не скажет ей слова, не упрекнет.
Но он будет