Эльф смотрел куда-то вперед, пытаясь определить, где заканчивается череда машин.
— Мы все понимаем, — ответила Франсуаз. — Но это на самом деле лучше, чем ждать. Поехали, Майкл.
Уолдо Каннинг стоял, глядя вслед отъезжающей машине. Его сильные руки продолжали сжимать каску дорожного рабочего.
Уолдо Каннинг поправил очки в прозрачной оправе. Из зеркальца ему улыбнулось лицо пожилой женщины со светлыми волосами.
Десятки, сотни Уолдо Каннингов следили за тем, как удаляется вдоль по дороге блестящий эльфийский внедорожник.
Потом Уолдо Каннинг вздохнул и вышел из них.
Ряд автомобилей дрогнул, по нему прокатились резкие беспорядочные гудки. Затем машины пришли в движение и, все набирая и набирая скорость, понеслись вперед по прямой линии хайвея.
Люди не знали, что заставило их остановиться.
Внедорожник сворачивал на боковую дорогу.
— И все-таки, Френки, кем ты хотела стать?
Машину подбросило, и Франсуаз весело взвизгнула.
Она не собиралась отвечать.
— Да ладно тебе, Френки. В этом нет ничего стыдного — ты же должна была во что-то играть.
— Ох!
Девушка с осуждением посмотрела на меня.
— Ты делаешь это специально, чтобы посмотреть, как покачивается моя грудь? — спросила она.
— Для этого есть более простые способы, — пробормотал я, высовываясь из окошка. — И в самом деле, скверная дорога. Нет, ты только посмотри, Френки — вода под колесами. Ты хоть помнишь, когда в последний раз шел дождь?
Большой рейсовый автобус лежал на боку, и вытянутые капельки грязи засыхали на его стеклах.
Одно колесо вращалось.
— Ну ладно, Майкл, я расскажу тебе, если ты пообещает не встряхивать меня. Иначе меня стошнит тебе на колени.
— Опять?
Я сбросил скорость.
Девушка продолжала:
— Я расскажу тебе, как мы играли с моим кузеном Аррэ — ты ведь помнишь Аррэ? Только обещай, что не станешь смеяться.
Потребовалось несколько ударов, чтобы вышибить дверь.
Первый только покачнул ее, второй заставил податься — и Уолдо Каннинг увидел, как наполовину вышел из паза металлический стержень. Третий завершил дело.
Смуглые руки водителя обхватили края, он напрягся, поднимаясь над поверхностью перевернутого автобуса. Его лицо было залито кровью от удара о руль, лоб пересекал глубокий рваный шрам.
Тяжелый гаечный ключ громко ударился о металлический борт.
Шофер выбрался из кабины, и его подошвы застучали по переборкам. Потом он нагнулся, чтобы поднять ключ, и спрыгнул вниз.
Кованые ботинки глубоко утонули в мокрой земле.
Из раскрытой дверцы начали появляться другие люди.
Колесо автобуса продолжало вертеться.
— В тот день Аррэ пришел к нам в гости — не сам, конечно, мы с ним никогда не дружили. Просто тетя Артанис хотела поговорить с мамой, и ей некуда было его девать.
— Понимаю, почему он с тобой не водился, — подтвердил я. — Уверен, ты таскала беднягу за волосы.
— Ты обещал, — произнесла она.
— Сама знаешь, что я лгун.
Франсуаз обиженно посмотрела на меня, затем продолжала.
— Он сказал, что хочет поиграть со мной, а тетя Артанис оставила нас одних и велела не обижать друг друга.
— Начинаю ее уважать. Конечно же, она имела в виду, чтобы ты слишком сильно не колотила мальчишку.
— Еще одно слово, — процедила Френки, — и я не стану дальше рассказывать.
Я развел ладонями, и автомобиль вновь ухнул в ухаб.
— Я тебя изобью, Майкл.
Люди выходили и выходили, выстраиваясь мокрой дороге. Их тела и лица заливала кровь, руки и ноги у некоторых были сломаны. Мужчины и женщины, дети и старики.
Каждый из них что-то держал — монтировку, гаечный ключ. Те, кому не хватило инструментов, поднимали с земли камни и палки.
Кровь сворачивалась на холодном ветру.
Они стояли, повернувшись лицом к повороту дороги.
Они ждали.
— И тогда Аррэ сказал, что хочет поиграть в охоту, — продолжала Франсуаз. — У него было большое детское ружье — знаешь, из тех, что стреляют пробкой, привязанной веревочкой.
— У меня никогда не было ничего подобного, — заметил я.
— Я тебе куплю. А потом он взял моего плюшевого дракончика и сказал, что станет на него охотиться.
— Френки, — восхищенно спросил я. — У тебя был плюшевый дракончик?
Большая яркая птица, улыбаясь сквозь клюв, сидит на высокой ветке.
Рисунок на майке забрызган кровью.
Когда автобус перевернулся, мальчика выбросило с сиденья, и три тяжелых чемодана с багажных полок упали на него. Они сломали ему обе ноги и придавили грудь.
Мать зажало между покорежившихся сидений, и она с ожесточением билась, пытаясь вырвать из тисков застрявшую руку.
Люди стояли спиной к ним, не двигаясь и почти не дыша. Они слушали шум мотора.
— Тогда я сказала ему, чтобы он не трогал моего дракончика, — продолжала Френки. — И если он на самом деле хочет поохотиться, путь делает это на своего папу.
— Френки, — шокированно произнес я.
— Аррэ не слушал. Он стал смеяться и целился в моего дракончика из ружья.
— И что ты сделала?
— Не знаю.
— Френки.
— Майкл, я действительно не знаю, как это получилось. Я просто отняла у него ружье. А потом оказалось, что у него выбито два передних зуба. Ума не приложу, как такое могло произойти.
Женщина дернулась еще сильнее, и рука вырвалась из щели. Розовая окровавленная полоска кожи сползала с кисти, словно перчатка, и осталась висеть на одном из сидений автобуса.
— Мама, — попросил ребенок. — Мама, помоги мне.
Люди стояли и слушали шум приближающейся машины. Смуглый человек в форме водителя издал глухой звук, и начал размеренно хлопать по ладони концом гаечного ключа.
Остальные последовали его примеру.
— Мама, мне больно.
Женщина остановилась под открытой дверцей, нагибая голову, чтобы не зацепиться за багажную полку. Потом подпрыгнула и ухватилась руками за края.
— Мама?
Люди стояли, четко и размеренно ударяя своим оружием. Из их ртов доносились тихие безучастные звуки. Женщина спрыгнула с борта автобуса и подошла к ним, на ходу поднимая с земли крупный камень.
— Мама!
Ровный гул голосов поднимался к небу.
— Не знаю, что стало бы дальше, будь Аррэ девочкой, — сказала Франсуаз. — Но моя сестра тоже была там, и она меня поддержала.
Френки пожала плечами.
— Не уверена, но мне кажется, взрослые решили, будто Аррэ попытался как-то меня обидеть, не знаю, может даже, изнасиловать. Боюсь, его потом еще и выпороли за это.
— Френки, — покачал я головой. — Какая ты у меня скверная девочка.
— Да, я такая, — согласилась она. — Мы с сестрой и дракончиком потом очень веселились.
Я затормозил машину и внимательно посмотрел на Франсуаз.
— Френки, — спросил я. — А что стало потом с этим драконом?
— Ну. — Она лукаво пожала плечами и жестом смущенной скромницы стала тыкать пальцем в мое колено. — Плюшевые игрушки нужны маленьким девочкам. Большим девочкам требуется кое-что иное.
Она быстро посмотрела на меня.
— Только ты обещал не смеяться. Я придумала, что когда я выросла, мой дракончик тоже вырос.
— Не понимаю.
— Дурачок, — ответила она.
— Нет.
— Ты сам спросил.
— Я не хочу даже знать об этом. Френки, как звали твоего дракона?
— Только не это, — пробормотал я, распахивая дверцу и выходя из машины. — Только не это. Френки, мне придется придушить тебя прямо здесь.
— Больше не буду тебе ничего рассказывать.
— Френки, ты моя маленькая извращенка…
Я развернул на капоте карту.
— Неправда, — весело возразила Франсуаз, усаживаясь на нее и почти полностью закрывая.
— Ладно, ты большая извращенка, — согласился я. — Но здесь нет этой развилки.
— Не может быть.
Франсуаз выгнула шею и стала внимательно изучать карту — примерно в полутора сотнях миль от того места, где мы находились.
— Заблудиться под городом Эльфов, — пробормотал я. — Если мы свернем не туда, то поймем это только когда достигнем Асгарда. А что это за шум?
Демонесса приближалась, они чувствовали это. Слабая, беспомощная и не готовая к нападению.
Не способная защититься от них.
Франсуаз легко спрыгнула с капота и прислушалась.
— Это люди, — сказала она. — Поехали, Майкл.
— Может быть, дровосеки, — предположил я, открывая перед ней дверцу.
— Не будь смешным.
— Френки, расскажи мне еще про своего дракончика.
— Майкл.
Я резко выключил мотор. Неясный гул впереди усиливался, но теперь к нему примешивалось что-то другое.
— Детский плач, Френки, — пробормотал я. — Ребенок зовет на помощь.
Уолдо Каннинг стоял, внимательно глядя на размокшую дорогу, и слушал лес. Позади глухо скрипело вращающееся колесо перевернутого автобуса.
Теперь у него было много глаз, чтобы смотреть, и много рук, чтобы наносить удары. Эти люди с готовностью отдали ему тела, без колебания впустили в свое сознание.
Только один из них был его ребенком — водитель. Но тот сумел передать остальным чувство бесконечного блаженства, которое испытываешь, когда отдаешь кому-то себя. И они познали радость подчинения.
У них больше не было душ, не осталось сознания, воли. Все они — пассажиры рейсового автобуса — стали им, Уолдо Каннингом, и он мог смотреть на себя разными парами глаз.
У каждого осталось только одно — пульсирующий нерв, остро бьющийся комок в основании мозга. Место, где Уолдо Каннинг входил в них.
Теперь они принадлежали ему, как принадлежат пальцы, руки или волосы.
Его дети позаботятся о нем.
Они защитят старого беспомощного Уолдо от злой девушки с серыми глазами.
Они убьют ее.
Он, Уолдо Каннинг, будет чувствовать ее страдание, ощутит, как демонесса корчится в судорогах. И тогда ему вновь станет хорошо — пусть даже на небе не светит теплое солнце, прогревая насквозь его старые кости.