я лимонад, или бродили по горам отбросов на берегах реки Багмати, где громадные черные хряки погружались в кислые испарения, охлаждаясь в жару желтой лихорадки очередного визгливого, грохочущего, вонючего дня.
Несколько дней пропьянствовав в Тамеле, туристической клоаке города, мы уползли в номер гостиницы «Ваджра», Дома Удара Молнии, где за день до отъезда Ульрик заболел и лег в постель. Звонная, лающая какофония жизни Катманду продолжалась, не утихая ни днем ни ночью. Я с ноутбуком отправился в сад на крыше. На поле неподалеку местная футбольная команда играла с Бхактапуром – карго-культовая версия Кубка мира, – и импровизированную площадку усыпали зрители и игроки в футболках и шортах.
Я поглядел, затем лег на шезлонг и приступил к вводному тексту для второго выпуска «Невидимок», одновременно сочиняя эссе, которое мне заказали для уже, увы, почившего журнала альтернативной культуры «Rapid Eye» покойного Саймона Дуайера.
И тут меня накрыло. Крики толпы исказились до мощного рева – точно взревели турбины космического корабля. Я оторвал глаза от ноутбука и увидел, как храм Сваямбунатх перестраивается в какой-то хромовый львиноподобный трансформер с выхлопными трубами и трубчатыми же проводниками духа, что мощными грозовыми прожекторами стреляли в небеса чистой святостью. Я пополз вниз – в ошеломлении, во власти сильнейшего сейсмического сдвига восприятия, который, положа руку на сердце, не объяснить исключительно действием съеденной крошки гашиша. Я спускался с крыши по спиральным каменным ступеням меж свечей, и все вокруг буйно искривлялось; я хлопнулся на койку и решил держаться. У другой стены спал Ульрик. Я чувствовал, как что-то гигантское, невидимое протискивается по узкому коридору надвигающихся мгновений в поисках меня.
Контакт с физической реальностью утрачивался – вместо гостиничного номера я видел извилистые древние улицы, покосившиеся глинобитные дома, населенные какими-то гномическими существами, течение уносило меня все глубже в путаницу галлюцинаторных улочек предков и сердитых мощеных проулков, что напоминали архаические полузабытые грезы детства.
Ощущения обострялись.
Теперь из стен и мебели появлялись «некто» – иначе я их описать не могу. Может, кто другой назвал бы эти рябящие, текучие сгустки чистой голографической метаматерии ангелами или пришельцами. Они были из ртути или жидкого хрома и сообщили, что я сам все это вызвал и теперь должен разруливать последствия моих поступков. Куда я хочу отправиться?
Я понятия не имел. Первым делом в голову пришла альфа Центавра, и, едва это подумав, я уже летел по спирали, точно сквозь «звездные врата»; гостиничный номер начисто исчез из сознания, сменившись иной реальностью.
Я увидел великолепную астрономическую картину – поблизости сияли три разновеликих солнца. Я разглядел громадный планетарный горизонт, зеленый, как вода в пруду, и нырнул туда. Там я повстречался с разумными скульптурами из каких-то ультрафиолетовых неоновых трубок, которые раскрывались веерами и меняли конфигурации в попытке со мной коммуницировать. Мои «ангелы» уволокли меня оттуда и попеняли тем, что нарушил обычаи альфы Центавра. Я вписал некую их версию под названием «электроиды» во «Все звезды. Супермен» – вольфрамово-газообразные инопланетяне с хрупкими стеклянными экзоскелетами.
– Ладно, – сказали они. – Вот чего ты хотел. Тайна Вселенной.
«Все звезды. Супермен» № 10, обложка Фрэнка Куайтли и Джейми Гранта. © DC Comics
Меня… проще всего сказать – развернуло. Мое самоощущение провернулось сквозь план бытия, в который я не смог бы теперь ткнуть пальцем, мое внимание обратилось к среде, не вполне несовместимой с тем, как физики-теоретики описывают гиперпространство, гипотетическую мегасреду одиннадцатимерного пространства-времени, где существуют целые вселенные. Это было похоже, только реально – реальнее всего, что я когда-либо испытывал.
Что бы это ни было, я целиком погрузился в некое пространство, сводчатое и замкнутое, как исполинский собор, но бесконечно уходящий за горизонт. Словно бесконечность и вечность можно заключить и запереть внутри чего-то такого, что больше их обеих. Пространство это, куда ни глянь, было темно-лазурное, прошитое ярко-серебряными нитями и решетчатыми узорами, что возникали и исчезали; призрачными чертежами, что носились вокруг, вверх-вниз вдоль незримого плетения моноволокна. Я не чувствовал тела, в физическом мире не мог открыть глаза. Да я бы и не захотел. Реальные мои глаза широко распахнулись здесь. Что еще страннее, мое прибытие сюда походило на возвращение домой. Все заботы и страхи смертного мира испарились – их сменило гудение безупречной работы, божественного творчества, и сквозь него пробивалось безошибочно, извечно узнаваемое ощущение давнего знакомства, принадлежности и завершенности.
Дикостью все это соперничало с тем, что выпадало на долю Бэтмена и Супермена в «World’s Finest».
До встречи в то же время, на том же канале, в новой главе, в новой эпохе!
Часть IV. Ренессанс
Глава 18Маг мускульной мощи
После «Рокового патруля» и «Лечебницы Аркхем» мне казалось, что с костюмированными супергероями я практически завязал. Теперь можно создавать новые формы, новых героев, экспериментальные работы, прихотливее и затейливее, вроде «Невидимок». И однако, супергерои завлекли меня вновь.
В результате в 1996 году вышел «Флекс Менталло, Маг Мускульной Мощи». История прекраснейшего, благороднейшего, бескорыстнейшего героя на свете – образчика почти исчезнувшего типа героев. На страницах «Рокового патруля» № 44 он заблокировал оккультную энергию Пентагона, превратив его в круг одним мощным изгибом бицепса.
Во «Флексе Менталло» я хотел ответить на вопрос, который вечно задают писателям: «Откуда вы берете идеи?» Ответ мне всегда представлялся самоочевидным: залезаешь в голову – а там они сидят. Флекс был попыткой изобразить этот процесс на бумаге. Моим шансом показать, что я имею в виду, говоря о реалистичных супергероях.
Кроме того, «Флекс Менталло» стал моей первой из многих успешных совместных работ с давним другом и напарником Фрэнком Куайтли. Я видел рисунки под псевдонимом Quitely («Quite frankly»[233]) в шотландском андерграундном журнале торчкового юмора «Electric Soup», где чистые линии, детальность и мастерство рисовальщика были на голову выше тех, с кем он соседствовал, – всех этих одаренных подражателей Р. Крамба и Гилберта Шелтона[234]. Стиль Куайтли напоминал мне Уинзора Маккея, Артура Рэкэма, Гарри Кларка[235] и других великих иллюстраторов начала двадцатого века, с налетом Нормана Рокуэлла[236], раннего «Диснея» и мультипликаторов Fleischer Studios[237]. Что всего прекраснее, Куайтли черпал вдохновение главным образом у Дадли Д. Уоткинса, гения, который для D. C. Thomson создавал газетные стрипы «Бруны» (The Broons, «Брауны») и «Нашенский Вулли» (Oor Wullie, «Наш Уильям») – неотъемлемую часть шотландского детства. Мне ужасно нравилась идея рисовать американских героев в стиле Уоткинса.
Фрэнк Куайтли – художник, которым мечтал быть я сам. Он так владел человеческой анатомией, движением и выражением, что нюансированная жизнь и личность любого персонажа прямо-таки рвалась со страницы. И в отличие от многих коллег, обильно использовавших фотографии, весь мир творился прямо у Куайтли в голове: он умел нарисовать что угодно, извлекая объект из памяти и фантазии. Мало того, Куайтли не питал особого интереса или любви к супергеройским комиксам и их законам, а значит, мог взглянуть на них свежим глазом и почти без предубеждения.
Флекс Менталло дебютировал на страницах «Рокового патруля» с историей своего происхождения, сюрреалистической вариацией на тему «ОБИДЫ, КОТОРАЯ СДЕЛАЛА ИЗ МАЛЬЧИКА МУЖЧИНУ», знаменитого однополосного комикс-стрипа, рекламировавшего бодибилдерские курсы Чарльза Атласа. Целила эта реклама в тощих и жирных и от начала времен публиковалась на последних страницах супергеройских комиксов серебряного века. Атлас обещал «сделать из тебя мужчину», если ты найдешь в себе мужество «потратиться на марку».
«ЧЕРТ ПОБЕРИ! КАК ЖЕ МНЕ НАДОЕЛО БЫТЬ ПУГАЛОМ! [ДУМАЕТ] ПОЧЕМУ Я НЕ МОГУ СТАТЬ НАСТОЯЩИМ МУЖЧИНОЙ, КАК ЭТИ ПАРНИ НА ПЛЯЖЕ?»
Я сэмплировал прекрасную мускулистую речь Атласа и вложил ее в уста «таинственного незнакомца», отсылавшего к началу «Капитана Марвела» и стоявшего у дверей мужского общественного сортира, а затем продолжил и развил историю о том, как парнишка решил «поквитаться».
Я МОГУ СДЕЛАТЬ ТЕБЯ НОВЫМ ЧЕЛОВЕКОМ, И Я ЭТО ДОКАЖУ! ТЫ УЖЕ «СЫТ ПО ГОРЛО» ТЕМ, ЧТО ЗДОРОВЯКИ ПОЛУЧАЮТ ВСЕ ЛУЧШЕЕ? ТЕБЕ ДО СМЕРТИ НАДОЕЛО БЫТЬ СЛАБЫМ, ХРУПКИМ, ТОЩИМ ИЛИ ДРЯБЛЫМ? ТЫ ХОЧЕШЬ ТЕЛО «ГРЕЧЕСКОГО БОГА», КАКИМИ ВОСТОРГАЮТСЯ ЖЕНЩИНЫ НА ПЛЯЖЕ, – ТАКОЕ, ЧТОБ ДРУГИЕ ПАРНИ ПОЗЕЛЕНЕЛИ ОТ ЗАВИСТИ. ТОГДА СЕЙЧАС ЖЕ ЗАПОЛНЯЙ КУПОН.
С этими словами таинственный незнакомец вручал парнишке купон на бесплатную книжку «Мускульная мощь для вас!».
ВРЯД ЛИ Я КОГДА-НИБУДЬ УЗНАЮ, ОТКУДА ВЗЯЛАСЬ ЭТА КНИГА. В НЕЙ ОПИСЫВАЛИСЬ МЕТОДИКИ, НА КОТОРЫЕ Я ДАЖЕ НАМЕКНУТЬ НЕ МОГУ. МУСКУЛЬНАЯ СИЛА РАЗВИЛАСЬ ДО ТАКОЙ СТЕПЕНИ, ЧТО С ЕЕ ПОМОЩЬЮ МОЖНО БЫЛО ЧИТАТЬ МЫСЛИ, ЗАГЛЯДЫВАТЬ В БУДУЩЕЕ И ДАЖЕ В ДРУГИЕ ИЗМЕРЕНИЯ.
Флекс был супергероем из времен, что предшествовали темному веку, и со своей простой этикой, добротой, дружелюбием, со своей ненавистью к задирам очутился в грозном мире. Под гнетом реальности он не сломался, как персонажи «Хранителей», – он преодолевал ее чистой мускульной мощью.
Каждый из четырех выпусков обращался к темам разных эпох комиксов, поэтому в первом, под названием «Цветочное атомное сердце», речь шла о золотом веке детских воспоминаний и потерянных Эдемов. Второй, «Моя прекрасная голова», был серебряным веком преображения и начала взросления. Темный век и позднее отрочество были представлены мрачным выпуском № 3 «Врубись в вакуум», а последняя часть, «Все мы – НЛО», предвкушала грядущую, пока безымянную эпоху, которую почти двадцать лет спустя мы назовем ренессансом. «Флекс Менталло» построен по тому же принципу, что «Супербоги». В четырех выпусках рассказывалась единая история о том, как заглавный герой странствует по ночному городу, сооруженному будто из обломков полузабытых воспоминаний о комиксах, и ищет своего потерянного напарника по имени Факт.