Супербоги. Как герои в масках, удивительные мутанты и бог Солнца из Смолвиля учат нас быть людьми — страница 73 из 93

на Ричарда Никсона в маске горгульи и не вызывал ни малейшего доверия.

На его толстенном ремне не было карманов для приспособлений, полезных в условиях городских боев, и назначение у ремня, похоже, было одно: поддерживать плотные шерстяные штаны, которые Бэтмен надевал на страх преступникам. В каждой сцене этот ремень героически пытается скрыть и жестоко подчеркивает перекатывающееся пузо, на которое почему-то не подействовали многие годы ревностных занятий боевыми искусствами и тайцдзицюань.

Этот мятый костюм не остановил бы даже зажженную сигарету, не говоря уж о пуле 45-го калибра. Со своими жалкими боевыми навыками, которые сводились в основном к кулачному рубилову и шатким выпадам, Бэтмен в роли борца с преступностью протянул бы максимум недели три, и его карьера резко завершилась бы, едва какой-нибудь недоучка, получивший желтый пояс по тхэквондо, вмазал бы ему в лоб.

Создавалось ощущение, будто этого Бэтмена собрали из бомжового скарба, а Лоури просто-напросто работал с тем, что было, особо не стараясь. Точно человек, который просыпается после чудесного сна и видит, что его невероятная техника – всего лишь жестяная банка с веревочкой, а его великолепный особняк – отсыревшая картонная коробка в проулке.

Эти сериалы вдохновили следующую и на тот момент самую успешную версию – на роль Бэтмена в новом облике взяли тридцативосьмилетнего Адама Уэста, его напарника сыграл Бёрт Уорд, двадцати одного года от роду, и вся концепция услужливо распахнулась, приняв в себя самоироничный бурлеск, словно доказывала всему миру, что она неуязвима для толкований.

Уэст носил костюм так же, как Сальвадор Дали тряс усами. Предшественники играли Бэтмена вне контекста, однако Уэст во всем разобрался и высушил глубинную суть сериала до тонкогубой, чеканной и стилизованной игры, которая веселила взрослых и виделась абсолютно правдоподобной, идеально героической детям. Сериал снимали для цветного телевидения, так что естественные тени из мира Бэтмена исчезли, а им на смену пришла яркая палитра а-ля Рой Лихтенштейн или обложки Инфантино. Синий был ярко-синим, серым – светлым, желтизна – кислотными оттенками солнца.

Ушки на капюшоне Уэста были маленькие и скромные – скорее из комиксов Дика Спрэнга, чем эти дьявольские рога из сериалов; они даже предвосхищали Бэтмена Фрэнка Миллера. Блики, которые в комиксах порой появлялись у Бэтмена на бровях, нарисовали двумя дугами чаячьих крыльев, отчего у героя на лице застыла гримаса сурового удивления. Нагрудную эмблему – желтый картонный овал с изящной черной летучей мышью – прилепили к серому трико из спандекса клеем, будто этот костюм сшил рукастый десятилетний мальчик на Хеллоуин. Бэтмен носил громоздкий ремень из трехмерного мультфильма, ослепительно-желтый и с бесполезными карманами, которые открывались вверх дном и, судя по толщине, вместили бы разве что мятную пастилку.

Этот наряд не предназначался для битв – Бэтмен носил его выпендрежа ради. Изобразить функциональный костюм никто пока не додумался. Это тоже, видимо, решало задачу создать живой мультик – приемлемый подход к экранизации комиксов, продержавшийся до бума супергеройского кино двадцать первого века.

Со времен войны боевые методы изменились мало. Бэтмен и Робин Уэста и Уорда скакали и махались, и потасовки их напоминали не столько приемы незримых ниндзя-убийц, сколько ковбойскую драку в баре. Блистательный Брюс Ли, снявшись в кроссовере «Бэтмена» с «Зеленым Шершнем» в роли Като, убрал всех на площадке. Ли, понятно, и популяризовал восточные боевые искусства, переписав правила и переменив зрительские представления о том, чего следует ожидать от голливудских боевых сцен.

Последний новый эпизод «Бэтмена» вышел 14 марта 1968 года, и приглашенной звездой в нем снялась Жа Жа Габор в роли злого косметолога. Американские мальчики умирали во Вьетнаме и по телевизору, в Париже бунтовали студенты, и высокий кэмп никого уже не смешил. Неверную аудиторию не удержало даже появление Ивонн Крэйг в роли статной Бэтгерл верхом на мотоцикле.

Когда первый мощный прилив бэт-мании обернулся всего лишь преходящим умопомешательством, аудитория потеряла к Бэтмену интерес. Продажи комиксов, взлетевшие на волне популярности телесериала, вновь упали, после чего Джулиус Шварц сменил тактику и заказал серию более серьезных и глубоких историй писателю Гарднеру Фоксу. Телевизионную Бэтгерл внедрили во вселенную DC – впоследствии ее изувечили Алан Мур с Дэйвом Гиббонсом в «Убийственной шутке». Сегодня Бэтгерл по-прежнему передвигается на кресле-каталке в обличье Оракула и сотрудничает с Бэтменом в роли онлайнового информационного брокера[270]. Персонажа, рожденного кэмпом, пересадили в другой формат, в плодородную почву, и там Бэтгерл расцвела поразительным и сложным живым вымыслом.

Невозмутимо комический Бэтмен Адама Уэста так въелся в народное сознание, что пришлось ждать двадцать два года – целое поколение, – пока аудитория не станет готова воспринять другую трактовку персонажа, мрачнее и темнее, ближе к корням.

Для зрителей, ожидавших телевизионных «ПИФ! ПАФ! БЭНГ!», фильм Тима Бёртона «Бэтмен» был откровением. Грозный готический Бэтмен едва ли удивил читателей комиксов, но для аудитории, чьи познания о Бэтмене базировались на сериале шестидесятых, он оказался приятным сюрпризом. Внезапно выяснилось, что можно любить Бэтмена, даже если ты не склонен к китчу.

Уэст был всезнающей мультяшкой, с одинаково непроницаемой гримасой невозмутимо взирал на все, что попадалось ему на пути, от танца бэтуси до акульего бэт-репеллента. Бунтарство шестидесятых в борце с преступностью видело смешного представителя истеблишмента из эпохи китча и самообмана. В антиавторитарные времена супергерой был очередным зажатым безмозглым республиканцем, над которым остается только хихикать, но к 1989 году он один стоял между нами и хаосом. Бэтмен 1989 года наконец-то мог вернуться к порочным проулкам и крышам, где ему и место, вновь отступить в тени – изгоем, самим себя создавшим героем, борцом с истеблишментом.

На Джокере Джека Николсона фундамент бёртоновского «Бэтмена» проседал. Николсон всю жизнь играл персонажей на грани, и его Джокер стал образчиком чрезмерности, сочетал его же роли мятежного Рэндалла Макмёрфи со смеющимися глазами из экранизации Кена Кизи «Пролетая над гнездом кукушки», Джека Торренса из «Сияния» и «похотливого Дьявола» из «Иствикских ведьм».

Грим Джокера спорил за титул самого кричащего с гримом героини Ким Бейсингер и словно нарочно был создан для последующего многолетнего безжалостного разглядывания на экране HDTV. Пронырливая журналистка Вики Вейл, Бэтменова личная Лоис Лейн, которую сыграла Бейсингер, оказалась одной из множества трагических жертв косметологии поздних восьмидесятых и накрашена была так, будто следом за Джокером нырнула в чан с химикатами: матовой губной помадой оранжевого оттенка «вырви глаз» и с такой густой базой, что в ее лице можно было топить трупы.

На роль Бэтмена Бёртон взял Майкла Китона, более известного своими комическими ролями, и очень быстро выяснилось, что это был мудрый выбор: Китон играл очень ровно, придавая Брюсу Уэйну чудно́й ранимости, выражавшейся в рассеянно детском взаимодействии с окружающим миром. Этот Брюс не от мира сего смотрелся так, будто и впрямь пережил травму, и вызывал симпатию к герою, которого до той поры изображали одномерным плейбоем.

Знакомый костюм впервые создали хотя бы с оглядкой на его уместность в работе городского виджиланте. Костюм Китона заменил хлипкую ткань прежних времен литой черной резиной: на готическую сказку Тима Бёртона повлияли панк и садомазохистские клубы. Трусы поверх трико исчезли, и весь костюм тяготел к черной гамме, а не серо-голубой палитре комиксов. Китон, в тяжелом защитном костюме почти обездвиженный, ограничивался быстрыми и резкими разворотами всего тела, что добавляло боевым сценам ритм стаккато, сильнее напоминавший удары и блоки настоящих боевых искусств. Потасовки Адама Уэста, драки в песочнице, происходившие в сериале, уступили место более правдоподобным кивкам на четкие движения джиткундо и карате. К 1990-му зрителям уже были знакомы фильмы Брюса Ли и Джеки Чана, и боевым навыкам Бэтмена пришлось догонять время.

Ни ткань, ни спандекс не передадут картины напружиненных мускулов, которые на страницах комиксов натягивали ткань до такого невероятно гладкого состояния, будто костюмы нарисованы на коже. Но дизайнеры по костюмам решили эту проблему, создав фальшивые мускулы, вылепленные на прочном нагруднике, как у римского центуриона. При любой конституции и степени атлетизма Бэтмен теперь демонстрировал рельефные мышцы и плоский живот. Кинематографический Бэтмен наконец-то стал Темным Рыцарем, а рыцарю без доспехов никуда.

Нагрудную эмблему не нарисовали, а вылепили. Овальная рамка Инфантино осталась, но летучая мышь в ней изображалась барельефом, ее переделали специально для кино, она тянулась крыльями к изогнутому краю, и от этого на эмблеме господствовало черное негативное пространство, которое вот-вот затмит последние проблески веселой желтизны. Объект и фон поменялись местами, и эмблема походила на разинутый рот, на разверстую пасть, изголодавшуюся по потребительским долларам, что придавало символу обаяние подсознательной угрозы. Ремень опять стал сугубо декоративным элементом, но смутно футуристическим, с цельнолитыми шлевками вместо карманов.

Второй фильм Бёртона «Бэтмен возвращается» был даже лучше первого, хотя, если их пересматривать сейчас, оба отдают безвоздушной клаустрофобией, поскольку работе на натуре Бёртон предпочитал закрытые павильоны. Все действие разворачивалось в декорациях маленьких перекрестков, отчего Готэм-Сити походил на компактный и запечатанный интерьер, а не на раскинувшийся живой город. Тут следует добавить, что художник-постановщик Антон Фёрст вдохновлялся гравюрами итальянского художника восемнадцатого века Джованни Баттисты Пиранези, и не исключено, что ощущение удушающей замкнутости пространства, «воображаемой тюрьмы» – ровно то, что задумывали создатели фильма.