Выйти им не удалось. Мюрдеры появились из-за скал сразу после того, как спутники, уловив запах чужаков, настороженно переглянулись. Добер знал их повадки, помнил, что мюрдеры всегда бросаются толпой и, даже если первые упадут мертвыми, остальные задавят чужака массой. Он успел подстрелить четверых, но мюрдеры неожиданно бросились врассыпную, и Добер услышал хриплые ругательства Медянки.
Едва на них напали, девочка отпрыгнула в сторону, и у Добера мелькнула мысль о том, что она вполне успеет убежать. Но убегать она не собиралась. Выхватив из-под куртки короткоствольный автомат, Медянка поливала мюрдеров свинцом и руганью.
Но враги были везде, и число их все увеличивалось. Добер успел еще двоим проломить головы до того, как его сзади ударили по затылку. Он провалился во тьму…
…Вместе с первыми проблесками сознания, вместе с дикой болью, пронизывающей все тело, к Доберу пришла мысль о том, что нет ничего хуже, чем оказаться живым в руках банды Черного Джека. Мюрдеры, как известно, не бросают свои жертвы на поле боя, не убедившись, что те мертвы. Придя в себя, Добер понял, что он у мюрдеров и висит на кресте.
В затылке ощущалась острая боль, тело настоятельно требовало избавления от мучений. Но грудь, руки и ноги были крепко притянуты к кресту веревками.
Добер приоткрыл один глаз, другой открыть не смог. Он увидел верхушки кустов, а ниже — небольшую полянку. Он искал взглядом и боялся увидеть второй крест или что-нибудь похуже. Но он видел лишь мюрдеров, сидевших вокруг его креста, и самого Черного Джека, который рассказывал ухмыляющимся бандитам что-то забавное.
Добер успокоился: Медянке либо удалось ускользнуть, что было мало вероятно, либо ее убили, что больше походило на правду. В любом случае девочке не Грозила перспектива быть заживо сожженной.
Добер пошевелил руками — веревка оказалась проволокой. Никаких надежд, что ему удастся освободиться, не осталось. Впрочем, он отдавал себе отчет в том, что ситуация абсолютно безвыходная. Даже если бы ему удалось освободиться от пут, бежать невозможно.
Он посмотрел вверх на чистое, безоблачное небо. Страха он не испытывал, только досаду, что не заметил засаду раньше. Тогда была бы возможность умереть сразу, получив пулю в лоб, а не быть сожженным на кресте. Теперь оставалось надеяться, что, когда огонь разгорится, он просто потеряет сознание. Услаждать слух мюрдеров криками и стонами он не собирался, но и молчать, пребывая в сознании, был бы не в силах.
Черный Джек продолжал свой рассказ. Некоторые ему подхихикивали, остальные неподвижно сидели с дурацкими ухмылками, застывшими на рожах. Ждать окончания рассказа Доберу помогала невыносимая боль в голове, выключавшая на короткие промежутки времени его сознание. И каждый раз он надеялся, что это — конец. Но через пару минут он вновь видел мюрдеров и слышал раскатистый голос их главаря.
Видимо, банда устала от его болтовни, потому что все меньше мюрдеров продолжало издавать хихикающие звуки. Они молча сидели в полной неподвижности с перекошенными мордами.
Но вот Черный Джек замолчал и подал знак. Тот, кто сидел ближе всех к нему, зажег факел, отдал его главарю и вернулся на место. Добер сжал зубы. Бандит высоко поднял факел и сделал два шага к кресту.
И тут Добер, к своему ужасу, увидел, как из ближайших кустов на поляну метнулась маленькая фигурка и сделала какое-то непонятное движение. Он успел подумать, что девочка сошла с ума, прежде чем осознал, что никто из бандитов не сделал ни единого движения, а Черный Джек свалился вперед, продолжая сжимать в вытянутой руке горящий факел.
Факел упал прямо на ветки, и те загорелись. Добер с высоты креста видел, как Медянка, не обращая внимания на мюрдеров, пробежала между ними и ногами разбросала занявшиеся огнем ветки.
Мюрдеры продолжали сидеть — они были мертвы. Добер даже не пытался понять, как это произошло. Понимал он только одно — сожжения не будет. Он почувствовал, как крест завибрировал — Медянка пыталась его раскачать. Но мюрдеры не были столь глупы, чтобы ставить посередине костра деревяшку. Добер висел на толстой стальной трубе, основательно врытой в землю. Для толпы бандитов, предвкушавших удовольствие, не составило труда вкопать трубу в землю, но маленькой девочке было сложно снять Добера с креста. Он потерял ее из виду, она что-то делала, а он не мог повернуть голову, чтобы посмотреть.
Теперь, когда смерть отступила, он перестал себя сдерживать, и боль терзала его избитое тело с удвоенной силой. Перетянутые руки немели, затылок раздирало на части. Добер не знал, сколько прошло времени до того, как крест начал клониться назад. Движение было медленным, и мужчина, отвлекая себя от боли, мысленно перебирал все способы, с помощью которых девочка могла повалить тяжелый крест.
Только когда он опустился настолько, что смог увидеть основание креста, Добер понял, что сделала Медянка. Она прокопала глубокую траншею, и крест под собственной тяжестью начал наклоняться назад. Нижний конец трубы вылез из почвы, выворотив груду комков. Мужчина увидел сосредоточенное лицо склонившейся над ним Медянки. Девочка придерживала поперечную перекладину, чтобы удар не оказался для него слишком ощутимым.
Она распутала проволоку и оттащила Добера в сторону. Затем, достав фляжку, она приложила ее горлышко к его губам, одновременно приподняв ей голову. Он сделал несколько жадных глотков и почувствовал себя чуть получше.
Теперь уже можно было спросить у Медянки, как ей удалось удрать от мюрдеров. Но он почему-то спросил о другом:
— Почему ты не ушла?
Медянка осторожно бинтовала ему голову:
— А почему я должна была уйти? Ты не сделал мне ничего плохого.
— Ты спряталась?
— Нет, я оступилась и провалилась в яму. Там я ударилась и потеряла сознание. В отключке лежат очень тихо,— девочка усмехнулась,— и они меня не нашли.
— Почему ты не ушла потом?
— Ты провел меня через Долину, хотя тоже мог уйти.— Она массировала кисти его рук, чтобы восстановилось кровообращение.
— А что ты с ними сделала?
— Убила.
— Это я понял. А как? Я ничего не слышал.
Она прервала свое занятие и извлекла из-под одежды небольшую трубку.
— Это мне подарил один умник. Первое средство против часовых, действует совершенно бесшумно. Стреляет иглами, яд парализует мгновенно… А, черт, иглы! Подожди, я сейчас.
Спрятав трубку, Медянка вскочила и направилась к мертвецам, все так же сидевшим вокруг теперь уже поваленного креста. Добер, наблюдая, как девочка вытаскивает из каждого иголки в палец длиной и складывает в коробочку, прикинул, что ее оружие очень удобно, но сам он прежде о нем не слыхал.
Медянка вернулась, благодарно поглаживая коробочку, и принялась снова приводить в порядок своего спутника.
— Слушай,— сказал он, — а у этого умника нет второй такой трубки?
— Не знаю,— хмуро ответила Медянка,— я его больше не видела.
Только после того, как она вторично дала ему воды, Добер задал вопрос, сам отлично осознавая, насколько глупо он прозвучал:
— И ты не испугалась Черного Джека?
Она подняла брови:
— Я испугалась, что не успею уложить всех его тварей прежде, чем он зажжет костер.
Добер подумал, что у нее вообще нет нервов.
Покончив с его ранами, Медянка поднялась на ноги и осмотрелась. Приближалась ночь, воздух начал свежеть, и Добера стала бить крупная дрожь. Медянка укутала его двумя куртками, развела костер и, размочив сухари в воде, приготовила пищу в том единственном виде, .в котором он мог ее проглотить. Она собралась кормить своего спутника с ложки, но он решительно воспротивился. Руки у него кое-как действовали. Хоть мюрдеры и поработали над ним усердно, но Добер все-таки мог донести ложку до рта.
После еды ему стало совсем хорошо, если не считать боли во всем теле, и Добера охватила сонливость.
— Спи-спи! — почти приказала девочка, усаживаясь поудобнее около костра.
— А ты?
— Я перебьюсь. Не впервой.
Он хотел возразить, но уснул.
Разбудила его та же боль. Судя по рассеянному свету, было раннее утро. Медянка сидела положив руки на колени, а голову на руки и смотрела в огонь.
— Не спала? — спросил Добер.
Девочка перевела на него тусклый взгляд:
— Нет. Как себя чувствуешь?
— Ничего.
Она дала ему воды. Потягиваясь, взяла свой автомат и сказала:
—Я скоро.
Под ее ногами захрустели ветки, и все стихло. Добер лежал, прислушиваясь к своим ощущениям, пытаясь пошевелить руками и ногами и прикидывая, на какой срок мюрдеры вывели его из строя. Разумеется, они не предполагали, что ему удастся выжить. Это было практически невозможно при столкновении с бандой Черного Джека. Он с горечью понимал, что два-три дня не сможет самостоятельно передвигаться, а в последующую неделю любая встреча даже с каким-нибудь шатуном может стать для него последней. Утешала его мысль о том, что сами мюрдеры — одна из самых жестоких банд — навсегда выведены из строя ребенком с помощью хитроумного оружия.
Добер задремал, но вскоре проснулся, почувствовав легкую вибрацию почвы. Кто-то приближался. Он, превозмогая боль, потянулся было за кинжалом, когда из-за листвы раздался знакомый хрипловатый голос:
— Не дергайся. Это я.
Медянка подошла, жадно глотнула из фляжки, затем озабоченно потрясла ее возле уха.
— Зачем вернулась? Я бы отлежался,— проговорил Добер.
Она взглянула на него сверху вниз:
— Ты даже дотянуться до ножа не можешь.
— У тебя дела.
— А у тебя башка разбита.
Только сейчас Добер обратил внимание на то, что девочка принесла. Это был большой кусок пластикового брезента — очень прочного материала.
— Зачем это?
— Затем. Сейчас поедем.
— Ты спятила. Ведь тебе не сдвинуть меня –с места.
Девочка не ответила, аккуратно расстилая материал рядом с ним.
Затем, не слушая возражений Добера, который искренне считал, что возиться с ним ей не следует, перетащила его на пластик и пошла к мертвецам — проверить, нет ли у них чего-нибудь, что сможет пригодиться живым. Вернулась она с мешком