Насчет двух других пропавших, Рины, первой жены Фреда Уэста, и ее дочери Шармейн, Розмари говорила следующе: «Рина приехала и забрала девочку… Она же ее мать. Она так решила». Констебль Сэвидж временно приняла ее объяснения, хотя и не понимала, почему нельзя было сказать все это с самого начала.
Роуз предстала перед судьей, ей предъявили обвинение в насилии над несовершеннолетней и отпустили под залог при условии, что она не будет общаться со своими младшими детьми, падчерицей Анной-Марией или с Фредом.
Вернувшись домой, она наглоталась таблеток; старший сын Стив нашел ее и отвез в больницу, где Розмари промыли желудок. Фред Уэст оставался в следственном изоляторе. Когда Стив пришел его проведать, тот с загадочным видом шепнул ему: «Я сделал кое-что очень плохое». Но ничего объяснять не стал.
Разговаривая по телефону, супруги Уэст называли друг друга исключительно «милый», «дорогая», «любимый». Розмари часто писала мужу, уверяя его в своей вечной и безграничной любви. Свои письма она украшала сердечками со стрелами и виньетками с их именами, «Фред и Роуз». Чтобы не скучать в одиночестве, она завела собак, но вскоре служба надзора забрала и их – Розмари не умела заботиться ни о детях, ни о питомцах. Она занимала свои дни тем, что с утра пораньше отправлялась в магазин, нарядившись в платье в цветочек и белые носки, закупала там продукты и до вечера просиживала перед телевизором.
Через месяц Фреда Уэста перевели из следственного изолятора в учреждение надзора в Бирмингеме, откуда он мог выходить при условии, что вернется к вечерней перекличке. Розмари со старшими детьми, в нарушение судебного запрета, навещала его там. На свиданиях он часто заговаривал о Хизер – якобы ее совсем недавно видели тут, в Бирмингеме. Она, мол, стала проституткой и приторговывает наркотиками. Когда Фред с визитерами выходил на прогулку, то старался при любой возможности заняться сексом с Розмари. Они вели себя в буквальном смысле как дикие звери – едва давали себе труд спрятаться за кусты, чтобы начать половой акт. Смущенные донельзя поведением родителей, старшие дети купили для них… палатку, чтобы ставить ее на газон.
Фред умудрялся даже возвращаться в дом на Кромвель-стрит: главное было успеть назад до переклички. Каждый раз при встрече с Роуз он дарил ей «подарочки» – обычный мусор, подобранный на улице, вроде пустых пластиковых оболочек от «Киндер-сюрприза». Роуз хранила их, словно драгоценные реликвии, в застекленном буфете в гостиной.
Прошел целый год, прежде чем состоялся процесс над Фредом и Роуз Уэст. Его обвиняли в трех случаях изнасилования, содомии и жестоком обращении с ребенком. Роуз – в подстрекательстве к сексу с несовершеннолетней и жестоком обращении. В зале суда установили экраны и видеокамеры, чтобы дети, выступавшие с показаниями, не виделись со своими мучителями лично.
Однако перед самым началом заседания обвинение проинформировало судью, что двое главных свидетелей не готовы давать показания против Уэстов. В том числе их дочь. В результате супругов Уэст оправдали по всем обвинениям, и они на радостях крепко обнялись прямо на скамье подсудимых. Из здания суда они отправились домой на Кромвель-стрит и долго сидели на диване, держась за руки. Через несколько дней все улики по делу, включая порнографию и вибраторы, найденные при обыске, были уничтожены.
Вот только следствие так и не выяснило, куда подевалась Хизер Уэст, и констебль Сэвидж была полна решимости это узнать. Тем более что младшие дети, находившиеся в социальных учреждениях, неоднократно упоминали о семейной шутке: отец любил грозить им, что за плохое поведение «закопает на заднем дворе, как Хизер». Что же это за загадочный двор и правда ли там кто-то закопан?
Чтобы вскрыть мощеную площадку на заднем дворе дома Уэстов, констеблю требовалось заручиться убедительными аргументами для судьи. Она всерьез опасалась, что дочь Фреда и Роуз действительно похоронена на заднем дворе дома 25 по Кромвель-стрит, как упоминали младшие дети. Все, что Хейзел Сэвидж узнала об этой парочке за время недавнего расследования, указывало, что они на такое вполне способны. И хотя Хейзел оставалось всего несколько месяцев до выхода на пенсию, она рассчитывала сама закончить дело Уэстов.
Против нее работало несколько обстоятельств. Случайное упоминание, сделанное ребенком, не могло считаться серьезной уликой. Обвинения против Уэстов были сняты, и они могли заявить, что полиция преследует их безосновательно, нарушая гражданские права. Следовало учитывать и финансовую сторону: раскопки на заднем дворе влетели бы полиции в копеечку, а в случае, если бы там ничего не нашли, Уэсты наверняка потребовали бы компенсацию.
Шли месяцы, никаких действий против Уэстов не предпринималось, и Фред с Роуз уже решили, что им ничего не грозит. Они говорили всем, что обвинение было сфабрикованным, а Хейзел Сэвидж начала против них вендетту. Вот только пятеро младших детей Уэстов так и не вернулись на Кромвель-стрит, предпочтя социальный приют родной семье.
Фред и Роуз тем временем собрались начать новую жизнь и завести еще детей. Однако десять лет назад, в 1983-м, родив свою младшую дочь Люси-Анну, Роуз сделала стерилизацию и теперь должна была пройти обратную процедуру – развязывание труб, чтобы снова забеременеть. Она легла в госпиталь, ей сделали операцию, и незадолго до своего сорокалетия Роуз забеременела в очередной раз. К несчастью – или к счастью? – беременность закончилась выкидышем зимой 1993-го.
В начале 1994 года пятеро детей Уэстов продолжали жить под государственной опекой и по-прежнему отказывались обсуждать, что происходило на Кромвель-стрит. Очевидно, всем им было страшно оказаться – как шутил отец – на заднем дворе, вместе с Хизер. В конце концов Хейзел Сэвидж надавила на начальство своим авторитетом, требуя выдачи ордера на обыск. В кулуарах шептались, что, не заслужи она за долгие годы работы в полиции такого авторитета и не прояви невероятной настойчивости, ордера бы не выдали.
В среду, 23 февраля 1994 года, судья подписал ордер на обыск в доме и саду по адресу: 25, Кромвель-стрит, где предположительно могли находиться останки Хизер Уэст. Прошло больше года с тех пор, как социальные работники впервые услышали про «Хизер на заднем дворе».
* * *Практическая сторона обыска представляла множество проблем. Садик был размером всего 18×4,5 метра, большую его часть покрывала тротуарная плитка, и полиция понятия не имела, где именно там может быть похоронена Хизер. Имелись и другие сложности: у дома появилась пристройка (не зарегистрированная официально), закрывавшая часть сада. Возможно, ее придется снести, как и навес с садовым инструментом – а тогда Фред Уэст точно затребует компенсацию. С течением лет границы участка несколько раз сдвигались. Так или иначе, полицейские решили начать от заднего забора и двигаться по направлению к дому. Для раскопок требовалась многочисленная команда и использование строительной техники, при этом было очень желательно скрыть их проведение от прессы.
За проведение обыска отвечал детектив-суперинтендант Джон Беннетт, опытный сыщик, строго придерживавшийся всех правил и процедур. Ему же предстояло вести дальнейшее расследование, если останки действительно найдутся. Это был высокий худой блондин сорока девяти лет с пронзительно-голубыми глазами; на работу он обычно ходил не в полицейской форме, а в строгом деловом костюме, отглаженной голубой рубашке, при галстуке и в сверкающих черных ботинках.
Четверг, 24 февраля, выдался сырым и холодным; над Глостером нависало серое небо, грозившее дождем. Когда полиция нагрянула к Уэстам с ордером на обыск, дома были только Роуз и их старший сын Стив – Фред уже уехал на работу. Едва увидев полицейских на крыльце, Роуз крикнула сыну:
– Срочно звони отцу!
Ей предъявили ордер, и она впала в истерику. Стив попытался дозвониться до Фреда по мобильному, но тот не отвечал. Тогда он позвонил начальнику отца, Дереку Томпсону, и тот сумел связаться с Уэстом по стационарной линии. Узнав о том, что у них в саду начинают раскопки, Фред отнюдь не бросился прямиком домой. Он появился только через четыре часа. Очевидно, ему требовалось время, чтобы все обдумать.
Тем временем полицейские в голубых защитных комбинезонах начали снимать тротуарную плитку на заднем дворе. Деревянный забор в конце участка Уэстов выкопали, и теперь он лежал на пустыре за домом. Полиция задействовала небольшой экскаватор, который с трудом поместился на участке. Соседи решили, что люди в синих костюмах – городские рабочие, занявшиеся наконец прочисткой дренажной канавы, которая давно доставляла им неприятности.
Для освещения сада были установлены мощные софиты. Около четырех часов, когда дневной свет уже начал меркнуть, команда приступила к рытью первой ямы. И сразу же наткнулась на кость. Ее осторожно извлекли из земли, но когда начали упаковывать в пакет для улик, оказалось, что кость куриная. Роуз Уэст, наблюдавшая за раскопками из окна, при этом злорадно расхохоталась.
Только сейчас домой вернулся хозяин, Фред Уэст. Он никак не объяснил, почему не приехал раньше. Фред был в гневе и заявлял, что полиция преследует его: мол, Хейзел Сэвидж снова пытается засадить его в тюрьму по сфабрикованному обвинению. Ему объяснили, что у него на заднем дворе ведутся поиски улик по делу об исчезновении Хизер Уэст. Фреда никто ни в чем не обвиняет. И тут он сам, без всякого стороннего давления, принялся кричать, что не убивал свою дочь. Он повторил это и репортеру местной газеты, явившемуся узнать, что происходит на Кромвель-стрит.
– Меня обвиняют в убийстве собственной дочери, – рычал Фред, – но я этого не делал.
Когда совсем стемнело, раскопки пришлось прервать; на ночь возле образовавшейся траншеи оставили охранника. Фред и Роуз сидели у окна на кухне и перешептывались. Фред дал полиции понять, что лучше будет им вернуть все в прежний вид, когда они закончат.
На следующее утро, сразу после рассвета, полицейские продолжили копать. Фред следил за ними с площадки лестницы на втором этаже. Некоторое время он наблюдал, как его задний двор методично перекапывают сантиметр за сантиметром, а потом пошел одеваться. Нашел свой теплый голубой свитер и куртку. Собрал вещи, которые были у него с собой в учреждении временного содержания в Бирмингеме, включая зажигалку и фонарик, дававший равномерный свет и долго работавший на одной батарейке. Внезапно оглянувшись, он увидел на пороге спальни старшего сына, Стива.