Кроме русских иконописных памятников, встречаются и греческие, которые не всегда легко отличить от местных. В Пловдиве, Асеновграде и его окрестностях жила состоятельная греческая верхушка, которая имела большое политическое влияние; поэтому борьба за церковную независимость в этом крае была особенно ожесточенной.
В этой же связи необходимо упомянуть и другое явление – греческие надписи на болгарских иконах. Сильное влияние византийских образцов, а также политика греческой церкви, господствующей в религиозной жизни страны, объясняют их широкое распространение. Это чаще всего короткие надписи, скопированные механически с других икон. [63]
В XIX в. вновь всплывает память художественных образов воинства, предстоящего перед Богородицей, но теперь строй и композиция икон совершенно изменились. Иконы изобилуют золотом, придающим ей расточительное великолепие. Обязательным элементом декора являются облака на синем небе, золотая корона на голове Богоматери и разбросанные по её хитону золотые хиты. Лики Богоматери и младенца отличаются изяществом, и совершенством мягкой моделировки. Предстоящие святые войны переместились в клейма нижнего регистра иконы. Данные перемещения и новшества были обусловлены проникновением элементов светских стилей в икону. Более всего иконописцам нравились барочные формы иконы. Ярким примером этому может служить икона «Богоматерь Милующая» Димитрия Зографа из Самокова XIX века. [64]
Сложная и противоречивая эпоха турецкого рабства включает и период болгарского национального Возрождения – XVIII–XIX века. Перемены в общественно-экономических условиях приводят естественно к переменам в идеологии. Старые художественные формы разрушаются. Религиозный мистицизм ослабевает. Новая идеология утверждает жизнь и действительность. [65] В орнаментах появляется много элементов барокко. Старые аскетические образы заменяются новыми – образами живых людей, обогащается колорит, который становится свежим и жизнерадостным. Все чаще встречаются пейзажи и бытовые сцены. Золотой фон сменяется цветным, который все чаще изображает небо с плывущими серо-белыми облаками. С XVII по XIX век появляется огромное количество икон «Собор всех святых» и Богородица, Пантакратор с праздниками и предстоящими святыми воинами.
В XVI–XVII вв. на землях южных, а затем и восточных славян появляется новый культ почитания Георгия Софийского-Нового.
Этот радетель за веру Христову жил в Болгарии в конце XV – начале XVI в. и погиб за отказ принять ислам.
Турки рассматривали порабощенных христиан как «гяуров» (неверных), то есть людей, неправильного и неверно приносящих службу Богу. Законы шариата, а именно они составляли основу права в Османской империи, не могли не распространяться на «неверных», и, следовательно, последние фактически находились вне закона и были бесправными. [66]
Положение усугублялось тем, что османы начали активно колонизовать плодородные болгарские земли, поселяясь с болгарами бок о бок и постоянно сталкиваясь с ними в повседневном быту. Такие столкновения превратились в многовековое испытание крепости болгарского национального духа и внутреннего народного достоинства. «Неверным» запрещалось носить при себе оружие, использовать в одеянии красный цвет, им нужно было спешиваться, если они ехали на коне и встречали идущего по дороге магометанина. Им запрещалось строить по своему усмотрению новые православные храмы, а если подобное разрешение и получалось от османских властей, то церкви должны были возводиться ниже уровня земли. Но эти и другие многочисленные унижения болгар были просто мелочью по сравнению с тем, что несла в себе насильственная исламизация населения Империи. Если татары ограничивались разорением поднимавшихся против них русских городов и весей, то турки не удовлетворялись одной лишь резней восставших болгар, а силой принуждали население непокорной области переходить в ислам.
Насильственная исламизация практиковалась в Империи с XV по XVIII столетие. Одним из наиболее рьяных сторонников отуречивания «райи» (то есть «стада», как презрительно называли турки порабощенных ими христиан) зарекомендовал себя османский султан Селим I (1512–1520), получивший от современников прозвище «Явуз» – Жестокий, Грозный. Он намеревался полностью искоренить христианство в Империи, собираясь издать «фирман» об умерщвлении каждого, кто не согласится исповедовать учение Магомета. С большим трудом великий визирь Пири-паша сумел убедить султана отменить свое решение. Но Селим I оставил в силе ту часть приказа, в которой говорилось о превращении ряда константинопольских церквей в мечети и запрете строить новые христианские храмы. Тем не менее, пока султан отменял свой «фирман», на местах, видимо, успели отуречить многие христианские города и селения. В одном из сербских исторических источников содержатся сведения об обращении славян в магометанство в Мизии, Фракии и Македонии. К исламу было насильственно приведено население Родоп – горного массива на юго-востоке Болгарии.
Исламизация «райи» в Империи проводилась не только по прихоти османских султанов или их наместников пашей – она превращалась в политическую линию, направленную на пополнение численности армии, несшей большие потери из-за частого ведения османами войн. Янычарский корпус, являвшийся, отборной султанской гвардией, пополнялся главным образом за счет взимания с порабощенных христиан особо налога «дювшерме». Он заключался в насильственном наборе христианских мальчиков и юношей ко двору султана и воспитании их в духе магометанского религиозного фанатизма. Костяк янычарского корпуса, сражавшегося против христианских государств в Европе, составляли преимущественно бывшие христиане.
Переход славян в ислам в Османской империи фактически означал не только прощание с исконной православной верой, но и духовный разрыв со своими родными и близкими, обычаями и верованиями своих предков. Забывался иногда постепенно и родной язык, и тогда «потурнак» бесследно растворялся в иноплеменной массе завоевателей.
Огромную роль в сохранении духовной самобытности болгар сыграла Православная церковь. Если народ прославлял героев, погибших за нежелание потуречиться, в своих песнях, то Православная Церковь увековечивала память радетелей за веру Христову, провозглашая их святыми мучениками. Им составлялись жития и службы, их имена звучали во время богослужения и церковных проповедей. Здесь, однако, следует отметить то обстоятельство, что национальной болгарской церкви, как таковой, в XV – первой половине XIX в. практически не существовало. Институт болгарской епархии был уничтожен завоевателями, и после падения Константинополя под ударами турок (1453) болгарские земли перешли в ведение патриархии Константинопольской. На ключевые церковные посты в Болгарии, ставшей провинцией Османской империи, назначались греческие иерархи. Они же задавали тон в церковной, а, следовательно и литературной жизни болгарских земель. Именно Константинополь и Афон с конца XV – по первую половину XIX века выступали инициаторами создания житий «новых» мучеников, которые предпочли смерть отказу от православной веры.
За указанный период было создано около 70 материалов, писавшихся на греческом и славянских языках. Их героями обычно выступают жители балканских городов, принадлежащие к социальным «низам»: портные, златокузнецы, сапожники, медники, рыбаки, перевозчики, прислуга и т. п. Авторы этих произведений часто принимают участие в описываемых событиях и являются одними из главных персонажей. События в житиях разворачиваются на бытовой почве, носят приземленный характер и лишены какой-либо патетики. Повествованию в них нередко присущи черты занимательности и непредсказуемости исхода, наличие некоего «авантюрного начала». Портреты святых зачастую лишены украшательства, рассказ ведется простым языком. Неискушенной в литературе массе доходчиво объясняется жизненный путь, испытания и страдания за веру конкретного героя.
Эти черты присущи софийскому мученику XVI столетия златокузнецу Георгию Новому (†1515), погибшего за веру Христову от рук османских завоевателей.
Житие Георгия Софийского было написано софийским пресвитером Пейо вскоре после казни мученика. Ценность данного памятника усиливается тем обстоятельством, что автор произведения был непосредственным свидетелем и участником описываемых в нем событий. Как можно судить из содержания памятника, Пейо занимал видное положение в местной иерархии, являясь пресвитером софийской соборной церкви Св. Марины. Он непросто знал Георгия, а был для него вторым отцом и оставался духовным наставником мученика вплоть до его кончины.Фактически канва жития выглядит следующим образом. Георгий родился в македонском г. Кратово в семье христиан по имени Дмитрий и Сарра. Когда мальчику исполнилось 6 лет, родители отдали его учиться книжной грамоте, а затем осваивать ювелирное ремесло («хытрости кузничьскые»). Мальчик быстро овладел и тем, и другим, однако его жизнь вскоре осложнилась из-за смерти отца, и он был вынужден покинуть Кратово, опасаясь попасть в руки сборщиков налога «дювшерме». Пейо сообщает об этом так: «Понеже личьнь бе отрокь и краснь зело, яко не обретигисе подобнь ему лепотою вь граде Томь, убоявсе житии вь месте том да некако кь царю исмаильтьскому Баязиг-бегу и нуждею вьведень будеть вь дворь его».
По свидетельству книжника Пейо, отрок Георгий перебрался в Средецкий град (средневековое названии Софии) и обосновался в его доме. Здесь под руководством пресвитера он продолжал обучаться Священному Писанию и совершенствовал свое ювелирное мастерство. Красота и способности Георгия привлекли к нему внимание турок, которые пытались склонить юношу к магометанству, подослав к нему опытного проповедника якобы для заказа какого-то ювелирного изделия. Однако юноша с легкостью опроверг все доводы искусителя о превосходстве закона Магомета над учением Иисуса Христа, чем вызвал у «агаряна» ярость, которые в отместку стали клеветать своему судье о мнимом поругании Георгием мусульманского пророка. Последовал вызов юноши в суд, заключение его в тюрьму, а затем вынесение ему смертного приговора под давлением фанатичной толпы «агарян». 11 февраля 1515 года при огромном стечении народа мученик был сожжен турками близ церкви Св. Софии. Пейо сообщает также, что юноша погиб в 18-летнем возрасте в период правления османского султана Селима I, а во главе софийского митрополии находился тогда владыка Панкратий. В качестве места захоронения останков страдальца в житии фигурирует софийский соборный храм Св. Марины.